2.
- Саня молодец. – задумчиво говорит Тимофей. – Смелый поступок. Уважаю. А ты, что скажешь?
- Я тоже уважаю… Но все же боюсь за него… - отвечает Кирилл. – Неспокойно как-то на душе…
- Гляди, ветерок поднялся! Звезд не видать. Дождь скоро начнется. Видишь, как сверкает. –Тимофей показывает на небо.
- Возвращаемся. Уберем вещи в палатку. – предлагает Кирилл. – Да и Саню отправим в палатку, пока крепко не заснул.
- Да. Его первого, пока пяти минут не прошло. – соглашается Тимофей. – После пяти минут он накрепко засыпает.
Друзья быстро взбираются на утес, подходят к костру и замирают.
Александр абсолютно трезв, полу сидит в не естественной позе, глаза широко раскрыты, лицо почти белое, волосы взъерошены, над глазом приклеены елочные иголки, видимо во сне ткнулся головой в землю. В левой руке что-то держит.
- Санек, ты в порядке? – спрашивает Тимофей, наклоняясь над Александром. – Здесь кто-то был?
- Никого не было… - тихо отвечает Александр.
- А, чего тогда сидишь, зенки вылупив, волосы напрягши, будто трансформаторную будку проглотил без заземления? – участливо спрашивает Кирилл.
- Где шастали так долго? – интересуется Александр.
- Пять минут, это даже для скорого поезда Путки-Соролчи, не опоздание. – отвечает Кирилл.
- Пять минут? – удивляется Александр. – Дела-а…
- Что произошло? – допытывается Тимофей.
- Вы верите в вещие сны? – неожиданно спрашивает Александр.
- В те, которые надо разгадывать или в те, которые разгадывать не надо? – уточняет Кирилл.
- Которые не надо разгадывать. – говорит Александр.
- Верю, но смотреть и участвовать в них не приходилось. – отвечает Кирилл.
- Ага, - кивает Тимофей.
Александр садится поудобней, убирает иголки со лба.
- О том, что я увидел, сразу не расскажешь. – начинает Александр. – Не могу подобрать слова… Скажу лишь одно: Бог есть!
Тимофей, услышав эти слова, кивает, чуть заметно улыбается и даже распрямляется от гордости за Господа.
- Стало быть, пока мы по воду ходили, ты тут с богом якшался? – спросил Кирилл с участием.
- Я умру, когда выпадет первый снег, - замялся Александр, - Если…
- Что, «если»? – в один голос спрашивают Тимофей и Кирилл.
- Если не найду…! Нет, не так…! Если не пойму…! Нет, опять не так…! – Александр теряется в словах. – Если не познаю «Карту Христа»!
Александр замолк, подбирает слова.
- Это еще что за божественная хрень, не к земной суете, сказанная? Прости, Тимоха, за косноязычие! – удивляется Кирилл.
В этот момент блеснула молния. Александр взглянул на чучело и вздрогнул. Чучелом друзья называли шест с перекладиной, на которую Александр всегда вешал свою верхнюю одежду. «Вот, они, замашки на интеллигенцию», всегда говорил Кирилл, когда Александр вешал на шест свою одежду. В этот раз на шесте висела его светлая летняя куртка и кепка.
- Я сейчас начну рассказывать, а вы, когда замолчу, задавайте любые вопросы, пока не прошло ощущение, что я все знаю и в состоянии ответить даже на каверзные вопросы. – просит Александр.
Друзья садятся рядом и Александр после непродолжительной паузы начинает повествование.
- Представьте белую дымку, покрывающую огромное поле без границ и краев, и много народа на этом поле, постепенно выстраивающихся в длинные, многочисленные очереди или ряды. Принцип построения непонятен. Люди перед тобой, сбоку и сзади. Одеты все по-разному, национальности любые. Глаза закрыты, иногда открыты, но взгляда нет, эмоций нет. Впереди какая-то стена, виднеются ворота с барельефами и с надписью, но надпись не ясна. Все двигаются в этом направлении и перед воротами, метров за сто, ряды постепенно соединяются до трех, четырех. Слева от ворот какая-то дверь. Не часто, но все же, к той двери кто-то подходит, а затем мгновенно исчезает. Дверь в высокой стене. Куда ведет, не известно. Стена полу прозрачная, но за ней нет ничего примечательного, тоже белая дымка. За воротами люди быстро удлиняются, начиная с головы, затем тело, ноги… Ноги, как тормоз… Через пару секунд тел уже не видно, лишь тонкие серые нитки, которые становятся все тоньше и тоньше, пока не исчезнут из вида.
Там, где я нахожусь, много ярких вспышек, но довольно-таки тихо. С каждой вспышкой появляется очередной человек и, двигаясь к воротам, занимает свое место в определенном ряду. Сверху на голову прицепляется тонкий, едва светящийся лучик.
Это мертвецы!!! И… я мертвец!!! Все двигаются против своей воли. Можно отклониться из ряда только вправо или влево, но вернуться назад, откуда появился, нельзя.
По мере движения, тела удлиняются, становясь все тоньше и тоньше. А за воротами удлиняются настолько, что становятся просто невидимыми. Сначала ничего не понятно. Но, когда осознаешь, что ты труп, вернее то, что вышло из трупа, начинаешь соображать и вспоминать про то, что ожидает умерших людей? Сразу на ум приходят религиозные байки...
Александр открыл ладонь, затем сжимает кулак и обращается к Тимофею:
- Если представить, что душа покинула тело, то первоначальное движение идет к месту суда или чистилища, потом взвешивание на предмет добрых дел, а затем она должна направляться или в ад, или в рай. Так, ведь, Тимоха?
Тимофей кивает в знак согласия, довольный тем, что Александр становится верующим.
- А, где, в таком случае, Иисус? – спрашивает Александр.
- В том месте, где суд. Из того, что я услышал, это за воротами. – уверенно отвечает Тимофей.
- Нет, не там. – Александр на мгновенье умолкает. – Там, за воротами, небытие для всех без исключения. Но понял я это не сразу. Сразу, когда попадаешь в эти условия, видишь все и вся, но сориентироваться без подготовки, нет возможности. Благодаря тебе, Тимоха, я все же сумел правильно определиться на местности.
Тимофей еще раз кивает и еще шире улыбается.
- Так во-от, недалеко от ворот сидит какой-то седой старый воин с мечом на боку. Все его видят, потому что непосредственно перед ним ряды сужаются, …но проходят мимо! Никто к нему не подходит, видимо не узнают. Он, то сядет, то встанет, опираясь на посох. Лицо и руки в шрамах, а руки по-видимому, были когда-то сломаны или связки порваны…, так как чуть кривые какие-то, будто неправильно срослись…, один глаз закрыт…, вроде, как его и нет. Я не знаю, кто это, да и Новый Завет как-то мельком читал. Но вдруг, я вспомнил твои слова: «Так выйдем к Нему за стан, неся его поругание». Если это Иисус, то почему Он один? Направляюсь к этому воину я говорю и спрашиваю: «Иисус! Один? Но почему»? Он отвечает: «да, один. почему один? потому что не познал никто меня за столько лет, чтобы я не дал умереть. Ты тоже не познал, хотя и назвал по имени». Что значит, «не познали тебя»? В ответ он задает мне вопрос: «Куда направился Иисус, когда воскрес»? На небо, отвечаю. В этот момент он раскрывает старинную карту и просит: «Покажи на карте». Я опешил настолько, что не могу описать состояние. Хочу показать пальцем вверх, на небо, но не могу, так как не соображу, где верх, а где низ. Смотрю на карту и понимаю, что я ее когда-то видел, но не могу врубиться в суть вопроса, и при чем здесь карта? Он спрашивает: «Иисус воскрес в теле или как сгусток энергии, вроде тебя и всех этих, вокруг тебя»? В теле, отвечаю. «Куда направилось живое тело. Покажи на карте»? Я вижу, на карте написано слово «небо», но не могу туда ткнуть, потому что оно как-то непонятно написано и что-то другое означает. Он скручивает карту и задает вопрос: «Назови город, царем которого был Иисус, или хотя бы современное название этого города, доказывающее то, что ты познал эту тему». Тут я нутром чувствую, что ни Назарет, ни Капернаум, ни другой город называть нельзя. «Не знаю», отвечаю я. Он опять раскладывает карту. «Покажи на карте землю, которая принадлежала матери Иисуса». Я вижу, что на карте нет современного Израиля и не могу сориентироваться: «Этого вам никто не скажет», в сердцах говорю я, потому что на его карте нет Израиля!! Там какая-то другая территория. «Вот, никто и не подходит ко мне, чтобы я уберег его от смерти»! Он показывает рукой на толпу мертвецов, которые направляются к воротам в стане. Некоторые смотрят на нас, вернее на него, но не подходят. «Ты тоже умрешь, когда выпадет первый снег, если не познаешь хотя бы Иисуса, о котором много написано». «Так, ведь я того…, уже не могу вернуться…». «Ты назвал меня по имени, поэтому все, что ты видишь, для тебя всего лишь сон, подробно описать который ты сразу не сможешь, но увиденное ты понял правильно: Легкие вечно горят! Остальные хранят энергию жизни». Потом добавил: «Если успеешь познать до первого снега, останешься жить, если нет, то нет. Я предупредил… и на мне твоей смерти нет. В любом случае, мы с тобой больше не встретимся». А как же суд? – спросил я. Но ответа не последовало.
Александр замолчал. Молчание нарушает Кирилл:
- Санек, брось унывать и печалиться. Чего только на пьяную голову не присниться? Да и вообще, не многовато ли для одного раза? То тебе Сохатый смертельно дорогу перешел, то какой-то одноглазый во сне наезжает и смертью грозится! Может это проделки Сохатого?
- Не могу не согласиться с Кирюхой. – произнес Тимофей. – Действительно, что-то здесь не так. Этот седой воин без глаза…? Как бы это помягче… Не производит впечатления… и тем более какой-либо связи с Иисусом Христом я не усматриваю.
Друзья замолкают. Каждый думает о своем.
- Я всегда думал, что ад, в котором вечный огонь, и рай, в котором спокойно и тихо, не имеют под собой никакой основы, непосредственно связанной с праведностью человека. Это, всего лишь выдумка попов для того, чтобы улавливать души простодушных мирян, помещать их в религиозные жесткие сети и выжимать из них последние соки. – спокойным голосом начинает говорить Александр.
Видно, что Александр все еще находится под впечатлением от увиденного.
- Однако…, жизнь, созданная Творцом, имеет две первопричины, биологическую и энергетическую. Они настолько связаны между собой и находятся друг в друге… Настолько неотделимы, что после смерти должно пройти длительное время для разрыва, отделения и высвобождения энергии от биологического тела…, я говорю про мертвое тело…
- И что дальше? – Кирилл заскучал. Он не любит разговоры на религиозную тему. – Грешники варятся в бочке с огнем, черти подкидывают дровишки, а Творец, почитывая людские дела и делишки, которые они натворили за свою жизнь, наблюдает за этим действом и наслаждается криками обреченных…?
- Что ты несешь? – возмущается Тимофей.
- Что-то не так? – удивляется Кирилл.
- Конечно, все не так. – продолжает Александр. – Суда после смерти, которого ждет большинство верующих людей, нет. Это означает только одно: ты не сможешь оправдаться совей речью!!! Энергия, которая поддерживала жизнь, покидает бренное тело, когда жизненные процессы полностью прекратятся у тех, кто праведен! Только у них! У грешных людей, которые не отягощены праведностью, энергия покидает мертвое тело почти мгновенно, забирая с собой внешнюю часть, его самую чувствительную часть, в которой расположены нервные окончания. Затем, будучи очень легкой, их энергия устремляется вверх, к внешней, энергетической защите Земли. Там, под действием высоких температур происходит прокаливание биологических остатков тела… Без кислорода горение невозможно, поэтому энергия грешников не может оторваться от остатков тела, а нервные окончания превратиться в пепел… Им больно… Они все чувствуют!!!!
- Ты хочешь сказать, что грешники, воспринимая на себя запредельную температуру Солнца, сохраняют не только жизнь праведников, но и жизнь на всей планете? – спрашивает Тимофей.
- Именно, так. – подтверждает Александр. – И это касается не только людей, но и всех животных…
- В смысле? – удивляется Кирилл. – А животные при чем? И, тем более, причем их праведность?
- Среди них тоже есть особи с диким поведением: людоеды, бешеные и т.п. – отвечает Александр.
- Откуда ты все это взял? – удивляется Кирилл. – Что-то раньше ты не блистал такими познаниями вселенского бытия на примере грешного глиста.
- От него, от одноглазого…, как ты выразился. – отвечает Александр.
- Так, это он главный кукловод и весь этот маскарад соделал? – настаивает Кирилл.
- Нет. Не он. Не он творец всего сущего. Просто он больше нашего знает. – отвечает Александр.
- Он что? не Бог? – Кирилл не отстает.
- Если ты под словом «Бог» подразумеваешь Творца, сотворившего жизнь во всем ее многообразии, то нет, не он. – отвечает Александр.
- Если он не Бог, то вообще, какой с него толк и можно ли ему хоть на грамульку доверять? – подытоживает Кирилл. – Я бы не стал так доверчиво относиться к персонажам из ночных сновидений на далеко нетрезвую голову. Сначала они, чудики из снов, добренькие, никуда не лезут. Но через какое-то время становятся навязчивыми, а тебя из-за них направляют прямиком в дурку.
- Вот, и проверим. – задумчиво говорит Александр, рассматривая в руке какой-то маленький орешек.
- Что это? – спрашивает Тимофей.
- Кедр. Наш, сибирский. Я нашел его у себя в руке, когда очухался от сна. – отвечает Александр и цитирует слова «одноглазого» – «Когда увидишь орех, знай: ты при дверях»!
- Ладно, проехали… - остывает Кирилл, и добавляет. – А, меня или Тимоху ты там видел?
- Тебя видел.., чуть узнал. Тимоху нет. – отвечает Александр.
- И как же ты меня там видел? Почему сразу не узнал? – стал допытываться Кирилл.
- По твоей дурацкой наколке. Ты находился почти сразу за мной и был, как… приведение… без лица…
- Почему «дурацкой»? – удивляется Кирилл. – Ты ведь, сам нарисовал?
- Поэтому и «дурацкая»… - отрезает Александр, вставая. – Идем спать.
- Спать? После всего, что ты тут наговорил про меня? – Кирилл встает, собирает со стола бокалы, еду. – Думаешь, я смогу заснуть, узнав, что суда не будет? На кого же я тогда изолью весь свой словарный запас, выстроенный в ряд? Я ведь уже загодя готовлюсь к встрече с обвинением и защитой!
- Спать, так спать. – Тимофей и Александр идут к палатке.
В этот момент блеснула молния и осветила чучело, на которое попало несколько крупных капель начинающегося дождя. На черном фоне ночного леса, куртка засветилась ярко белым цветом, а капли дождя, намочив ткань, выглядели темными овальными пятнами.
Еще несколько всполохов молний одна за другой и вдалеке послышались отголоски грома.
Александр снова вздрогнул. Ему на мгновенье показалось, что вместо куртки висит белый халат. Вместо капель черные рваные дыры, а за кепку уцепился тонкий, длинный изгибающийся луч света…
- Всем сладострастного дрыха и никаких одноглазых в эту ночь! – произнес Кирилл, накрываясь одеялом. – Хр-им?
- Хр-им! – в один голос откликнулись друзья, улыбнувшись в темноте.
«Хр-им», значит «Храпим».