RLD
Во имя Отца, и Сына, и Святого духа.
Римский полководец и политик Гней Помпей Магн, победивший в свое время царя Понта Митридата и киликийских пиратов, - предводитель республиканско-олигархической сенатской партии в войне с посягнувшим на всевластие сенатской олигархии Гаем Юлием Цезарем - всегда был крайне (если не чрезмерно) осторожен. Отступив под натиском Цезаря практически без сопротивления из Италии в Грецию, «Великий», позаботившись о создании промежуточных баз в стратегически важных точках, перенес свою главную ставку с побережья Адриатического и Ионийского моря в Берою, или Верию, близ Фессалоники (современных Салоник) на Эгейском море. Триста (если не гораздо больше) кораблей флота победителя киликийских пиратов господствовали над Адриатикой, и потому он был полностью уверен в своей неуязвимости со стороны моря. Помпей стал неторопливо стягивать войска для контрудара с целью отвоевания у Цезаря Италии.
Прославленный республиканский полководец собрал под своими орлами* весь Юг и Восток Римской «мировой» державы. Вспомогательные войска преданных Помпею вассальных царей эллинистического Востока увеличили состоявшую из девяти полностью отмобилизованных римских легионов армию «героя восточных походов» на четыре тысячи легковооруженных воинов и на семь тысяч всадников. Тесть «худородного» (в отличие от Цезаря, аристократа по происхождению, считавшегося даже потомком богини Венеры) «выскочки» Помпея – «суперзнатный» Метелл Сципион – привел на помощь своему знаменитому зятю из Сирии еще два легиона, сформированные из остатков разгромленной в Сирии армии римского полководца Марка Лициния Красса, по милости богов счастливо избежавших смертоносных стрел и копий победителей-парфян.
Помпей не сомневался в своей итоговой победе над «потомком богини Венеры». Правда, порой ему казалось, что у него появилось слишком много непрошеных советчиков и консультантов, не все из которых разбирались в военных вопросах.
Бежавшие вместе с Помпеем в Грецию из Италии сенаторы сочли необходимым учредить на новом месте, в Фессалонике, свой собственный сенат, и сразу же, «с места в карьер», попытались подчинить Магна своем влиянию. Военный совет «Великого» состоял не только из его собственных боевых соратников, но и из целого ряда гражданских лиц, постоянно докучавших ему своими советами, которые военачальник был вынужден терпеливо выслушивать, чтобы ненароком не обидеть кого-либо из этих важных господ. Магну оставалось лишь мечтать о единоначалии и полновластии, с которым его соперник Цезарь мог распоряжаться и командовать своими легионами. Не менее упрямым и жестоковыйным, чем непрошеные советчики сенаторского звания, был и «ясновельможный» тесть Помпея, также любивший разыгрывать из себя знатока военного дела. Одним словом, в штабе «помпеянцев» шла постоянная борьба компетенций, и знатные господа, с важным видом разгуливавшие по военному стану в своих белоснежных тогах и туниках с широкими пурпурными полосами, как по своему родному Палатину или Капитолию, хвастливо заявлявшие, что вот-вот покончат с непокорным Гаем Юлием, так что и следа от него не останется, ожидая от Помпея, что он обеспечит им привычный столичный уровень жизни, достойный восточных сатрапов, постоянно донимали Магна просьбами и жалобами на нехватку то того, то другого.
Единственными людьми, на которых Помпей мог всерьез положится и на чью поддержку он мог всерьез рассчитывать, были два его легата – Петрей и Афраний, плененные в свое время Цезарем в Испании и отпущенные им затем на волю, да еще опытный в военном деле перебежчик из стана Цезаря - Тит Лабиен, пытавшийся играть при Помпее роль, выражаясь современным языком, начальника Генерального штаба, чей перенятый от Цезаря, основанный на быстроте принятия и претворения в жизнь решений, стиль военного руководства совершенно не соответствовал преимущественно оборонительной тактике предельно осторожного «Великого».
Тита Лабиена многие порицали за его «измену» Цезарю. В оправдание многолетней «правой руки» Гая Юлия представляется необходимым сказать, что Тит Лабиен, будучи родом из Пицена – вотчины Помпея – служил верой и правдой Цезарю до тех пор, пока Гай Юлий был союзником Магна. Когда же союз между Цезарем и Помпеем распался, Лабиен возвратился к последнему, как верный, порядочный и преданный клиент - к своему патрону. Достаточно распространенные, хотя и чисто умозрительные, построения, рассуждения и предположения, что Лабиеном якобы двигали обида на Цезаря, неутоленная жажда славы и чувство личной мести за некие причиненные ему Гаем Юлием неприятности, представляются автору настоящей военно-исторической миниатюры лишенными серьезных оснований. Не говоря уже о том, что именно под командованием Цезаря Лабиен сколотил себе из галльской добычи огромное состояние. Тем не менее, жизнь свою Лабиен отдал все-таки не за дело Цезаря, а за дело своего «природного господина» - Помпея.
К началу зимы Помпей был, так сказать, во всеоружии, ожидая, для подачи сигнала к контрудару по Италии, лишь подхода двух легионов из Сирии. «Великий» отправился на побережье Адриатики, чтобы проследить за тем, как его армия занимает исходные позиции для весеннего наступления. Помпей чувствовал себя в полной безопасности, поскольку дорога через Иллирию в описываемое время года считалась непроходимой, а бушующее штормовое море (был самый разгар сезона зимних бурь) совершенно справедливо представлялось Магну гораздо более серьезным водным препятствием на пути неприятеля, чем мелкая и узкая речушка Рубикон, преодоленная «потомком богини Венеры» безо всякого труда, чем и было положено начало гражданской войне между Цезарем и Помпеем.
Еще до прибытия «помпеянцев» в приморский эпирский город Диррахий, или Дуррахий (современный албанский Дуррес), где они собирались расположиться на зимние квартиры, в стане «Великого» появился римский военачальник Вибулл Руф, которого Цезарь пленил в Испании и оставил при себе, с намерением использовать в качестве переговорщика. Руф известил Помпея о высадке Цезаря в районе Акрокеравнских гор.
Своей неожиданной высадкой Цезарь добился эффекта внезапности, но не более того. Ибо на сей раз Гай Юлий в своем нетерпении допустил серьезную тактическую ошибку. Эта оплошность едва не стоила ему головы. «Потомок богини Венеры» отплыл из Брундизия (современного южноитальянского порта Бриндизи) с семью успевшими подойти к указанному сроку легионами на кораблях еще не полностью собранного им флота, оставив на берегу буквально все, кроме предметов крайней необходимости. Вечером 4 января корабли «потомка богини Венеры» снялись с якоря, сумев, под покровом мрака и тумана, проскользнуть не замеченными мимо кораблей мощных военно-морских сил Помпея и появиться утром 5 января на рейде Палесты - прибрежного города на самом севере эпирской области Хаонии. Войска сошли на берег, корабли были отосланы назад за подкреплениями, которые соратник Гая Юлия - военачальник Марк Антоний, по приказу Цезаря, должен был подвезти как можно скорее.
Однако Бибул - давний недруг Гая Юлия –, стоявший на рейде острова Керкиры с флотом в количестве ста десяти «помпеянских» кораблей, напал на возвращавшийся в Италию порожний флот Цезаря и потопил его. Раздосадованный тем, что не сумел перехватить прошедшей ночью корабли противника с войсками на борту, Бибул, несмотря на непогоду, сумел организовать весьма эффективную морскую блокаду акватории от острова Керкиры до Истрии – крупнейшего полуострова Адриатического моря -, через которую не смог прорваться ни один неприятельский корабль. Гай Юлий создал плацдарм, но подкрепления все не подходили. Цезарь оказался в безнадежном, как казалось всем (включая, может быть, и его самого) положении перед лицом многократно превосходящих сил противника.
При этом Цезарь допустил еще и вторую серьезную ошибку. По своей старой привычке вести одновременно и военные действия, и переговоры, он направил Вибулла Руфа с дипломатической миссией к Помпею, благодаря чему Помпей узнал о высадке своего соперника на материке. Вместо того, чтобы, как обычно, использовать переговоры для выигрыша времени, Цезарь в данном случае добился прямо противоположного эффекта. Помпей беспримерно (по крайней мере – для него) форсированным маршем повел свою армию к Диррахию и успел прибыть туда еще до прибытия Цезаря. План Цезаря ошеломить подходящего к Диррахию «Великого» видом уже поджидающих его на подготовленных позициях «цезарианцев» с треском провалился. «Потомку богини Венеры» пришлось отступить в южном направлении, за реку Аой (Генуза) и окопаться там. Помпей последовал за ним.
Два свирепых «тигра» (или «льва», как кому больше нравится) на протяжении двух месяцев следили друг за другом, оставались на своих позициях. Помпей – в полном сознании своего превосходства, бесперебойно снабжаемый всем необходимым как по суше, так и по морю, выжидая подходящего момента для смертельного прыжка. Цезарь – постоянно нервничая, не зная, когда же подойдет и подойдет ли к нему вообще подкрепление, полный тревожного нетерпения, загнанный не осмотрительностью неприятеля, а своей собственной неосмотрительностью на чрезвычайно невыгодную позицию. В распоряжении его противника находились припасы всей округи. То, что он не смог взять с собой, он уничтожил. Легионариям Цезаря приходилось выкапывать из земли, считавшиеся съедобными корни, которые они растирали на своих ручных мельницах, смешав с водой и молоком, в жидкую кашицу, и с грехом пополам утолять этой кашицей (из которой они иногда лепили нечто вроде хлебцев, или же лепешек) люто терзавший их голод, поскольку у них больше не оставалось зернового хлеба. Сытым и хорошо вооруженным воинам Помпея легионарии Цезаря напоминали диких зверей, невосприимчивых к голоду и потому вдвойне опасных.
Сложившаяся ситуация была более чем критической. Цезарь допустил огромный просчет, который казался многим даже роковым для Гая Юлия и его «ЧВK». Если бы Помпей сейчас «схватил Фортуну за косу», с его противником было бы покончено раз и навсегда. Но чрезмерно осмотрительный и осторожный Гней Помпей этого не сделал. Он продолжал дожидаться подхода двух сирийских легионов, дожидаться наступления весны, дожидаться окончательного истощения сил воинов своего недруга вследствие голода, деморализации, изнурения, болезней. Дождавшись наступления этого долгожданного и неизбежного, по мнению «героя восточных походов», момента, Помпей надеялся сорвать созревший плод победы без единого взмаха гладия**, без единого броска пилума***, одним движением руки. Так нерешительный и пассивный Помпей упустил представившуюся ему возможность уничтожить Цезаря. Между тем Цезарь, мучимый безвыходностью своего положения, решился на отчаянно-смелый шаг. Переодевшись рабом, он ночью взошел на борт тайно нанятого им небольшого корабля и попытался неузнанным добраться до Брундизия, невзирая на бороздившие море многочисленные неприятельские корабли, чтобы поторопить свои медлившие с переправой резервные войска. Попытка оказалась неудачной. Течением реки Аоя корабль (или, точнее говоря – довольно утлый, всего двенадцативесельный, челн) уносило в море, но утренний материковый ветер, обычно успокаивавший течение в устье реки, уступил натиску сильного морского ветра, задувшего ночью. Император, рискуя жизнью, все-таки пытался, вопреки разбушевавшейся стихии, выйти в море, и, раскрыв свое инкогнито, приказал поворачивать назад лишь после того, как чудом избежал кораблекрушения. Тогда-то он якобы и вселил мужество в павшего духом кормчего своего кораблика вошедшими в историю «крылатыми» словами: «Не бойся ничего: ты везешь Цезаря и его счастье». Вопрос, действительно ли Гай Юлий даже в сложившейся ситуации все еще продолжал верить в то, что ему по-прежнему сопутствует счастье, относится к числу вопросов, на которые у автора настоящей книги нет четкого и ясного ответа. Поскольку данная попытка Цезаря «схватить Фортуну за косу» очень напоминала жест отчаяния. Но гений Гая Юлия, хранивший его с самого рождения, и здесь не подкачал.
Пока Цезарь боролся с разыгравшейся водной стихией, умер его недруг Бибул. Сразу же после смерти Бибула в установленной им морской блокаде появились, так сказать, прорехи или бреши. Энергичный Марк Антоний, в свою очередь, «схватив Фортуну за косу», воспользовался представившейся ему возможностью и 27 мая высадился со второй частью «цезарианской» армии - тремя легионами и восемью сотнями конников - у Нимфея, благополучно пережив шторм, отогнавший его корабли поначалу на север, и с большим трудом оторвавшись от преследовавшего его «помпеянского» флота близ Родоса – «острова роз» (и второго, после острова Делос, центра средиземноморской работорговли).
Оба противоборствующих римских полководца увидели со своих позиций на южном берегу реки Аой, проплывшие мимо корабли Антония. Они тут же снялись с позиций. Помпею было идти не так далеко, но он совершил грубейшую ошибку. А именно – предпочел затаиться в засаде. Марк Антоний, уже успевший высадиться со своими войсками, связался с Цезарем, и тот поспешил, обойдя позицию «помпеянцев», соединиться со своим легатом, в районе современной столицы Албании – Тираны, чему Помпей, располагавшийся между войском Антония и войском Цезаря, не смог помешать.
Теперь положение «цезарианцев» стало более выигрышным. Помпей в очередной раз упустил уникальный шанс, от которого зависел весь успех его дела. Цезарь, совершив обходный семидесятикилометровый марш по холмистой местности, вышел в район между Диррахием и войском Магна. Опасаясь за свою базу, расположенную в сорока километрах, Помпей отступил и возвратился на свои прежние позиции под Диррахием. Тогда Гай Юлий приял парадоксально-смелое решение - окружить и блокировать войско «Великого», которое было не только многочисленнее его собственного войска, но легко могло снабжаться всем необходимым по морю или в любое время беспрепятственно погрузиться на корабли и уйти. Нет, не зря «наше всё» Александр Сергеевич Пушкин писал, что «гений – парадоксов друг!» Цезарь начал окружать армию «героя восточных походов» со стороны материка. Опять легионеры Гая Юлия начали строить земляные укрепления, как в свое время – под Алезией, опять они соорудили огромную, длиной в двадцать пять километров, контрвалационную линию, против которой Гней Помпей Магн соорудил свою, двадцатидвухкилометровую, внутреннюю линию укреплений. Хотя лагерь Помпея не был отрезан Цезарем со стороны моря, в стане сенатской армии вскоре стала ощущаться нехватка провизии, а главное – фуража. В описываемое время года Адриатическое море все еще достаточно опасно, и потому было неясно, подойдут ли транспортные корабли с провизией и фуражом, а если подойдут, то когда именно. Меж тем Цезарь, отведя немногочисленные ручьи, протекавшие через неприятельские позиции, лишил голодных «помпеянцев» (а также их лошадей и мулов) еще и питьевой воды, И тогда «Великий» решил силой вырваться из окружения. Попытка прорыва оказалась успешной. Атаковав новый лагерь неприятеля, Цезарь потерпел одно из тяжелейших поражений за всю свою военную карьеру. Поначалу штурмовой колонне под командованием самого Гая Юлия удалось ворваться в лагерь «помпеянцев», но другая часть войска Цезаря подверглась нападению превосходящих сил противника. Поскольку битва шла на местности, покрытой земляными укреплениями, началась невообразимая сумятица. В общем, задавленные численным превосходством неприятеля «контрактники» Цезаря обратились в беспорядочное бегство, увлекая за собой и победоносную до тех пор часть войска Гая Юлия, ворвавшуюся было в лагерь неприятеля. Взбешенный сознанием ускользающей у него из самых рук, казавшейся столь близкой победы «потомок Венеры» попытался остановить своих бегущих от наседавшего врага «контрактников», что с успехом проделывал уже не раз. Он останавливал бегущих орлоносцев, хватал за шиворот улепетывающих от «помпеянцев» доблестных центурионов и поворачивал их лицом к преследователем с возгласом: «Враг – там!», но все было без толку. Деморализованных голодом, болезнями, физическим и психическим истощением, охваченных паникой легионеров было не остановить никакими средствами. Если Цезарь пытался остановить улепетывавшего со всех ног аквилифера, схватившись за древко орла, орлоносец тут же выпускал боевой значок из рук и, позорно бросив знамя, которое обязан был защищать до последнего вздоха, бежал дальше, словно трусливый заяц – от собак. Один из остановленных было Цезарем легионеров настолько вышел из себя, что даже замахнулся на своего императора заостренным «подтоком» древка боевого значка… Цезарь решил, что ему пришел конец. Однако же Помпей не довершил своей уже почти одержанной над Гаем Юлием победы. «Великий» ограничился лишь тем, что загнал «цезарианцев» обратно в их лагерь. Возможно, Магн просто не осознал масштабов поражения противника. После этой битвы Цезарь, недосчитавшийся четырех тысяч нижних чинов и тридцати двух центурионов, произнес очередное вошедшее в историю «крылатое изречение»: «Сегодня победа осталась бы за противниками, если бы у них было кому побеждать»…
Здесь конец и Господу Богу нашему слава!
ПРИМЕЧАНИЯ
*Орел (лат. aquila) был главным знаменем (штандартом) и самой почитаемой святыней римского легиона. Потеря легионного орла считалась ужасным бесчестьем; легион, утративший аквилу, расформировывался. Легионный орел в сражении охранялся первой когортой под командованием старшего из всех центурионов - примипила («первого метателя пилума»).
**Гладий - римский короткий обоюдоострый колющий солдатский меч (до 60 см длиной (длина в разные эпохи была разной). От гладия происходит слово «гладиатор» (мечник).
***Пилум - заимствованный римлянами от этрусков тяжелый (1,5-2 м длиной) дротик (метательное копье) с очень длинным втульчатым железным наконечником.