Становление Симбирской губернии. Сызранский уезд

Николай Кузнецов 7
1685 г. Согласно версии, превалирующей в настоящее время в исторических кругах, именно в этом году южнее Сызрана началось строительство Кашпирской крепости.
В мае 1685 года цари Иоанн и Пётр Алексеевичи подписали
«Позволительную грамоту» на основание в Сызрани Вознесенского мужского монастыря. После обследования местности было решено отвести под него участок в «200 сажень в длину и столько же поперёк» на «стрелке», образуемой реками Сызраном и Крымзой.
1686 г. Завершилось возведение первых построек Вознесенского монастыря. Главными его основателями, чьи фамилии были записаны в «Отказной книге Симбирской провинции № 1157», стали 13 человек: старец Кирилл, сержанты Любим Денисов, Аким Постников, Алексей Романов, Максим Карпов, Григорий Белоусов, Любим Глазунов и Степан Бородин, десятник Алексей Красулин, станичные казаки Симеон Симеонов, Иван Давыдов, Яков Михайлов и Кирилл Никифоров. В конце 17-го века земли вокруг Сызрани и Кашпира начали разбирать дворяне Дмитриевы, Ивашевы, Троекуровы и др.
1703 г. Весной этого года совершил путешествие по Волге известный голландский писатель де Бруин. Вот что он написал потом о наших местах: «13 мая мы видели город Кашкур, в 120 верстах от Самары. Городок этот невелик, окружён деревянной стеной, снабжённой башнями; с несколькими деревянными же церквами… В расстоянии часа далее отсюда есть ещё другой город, называемый Сызран, довольно обширный, со многими церквами. Горы в этой местности бесплодные и безлесные, но далее
 
они становятся гораздо лучше. Калмыцкие татары делают набеги из этих мест вплоть до Казани и захватывают всё, что могут и сумеют: людей, скот, и прочее, и прочее…».
1706 г. Кашпирским воеводой был назначен дворянин, владелец села Троицкое Семён Дмитриев.
А для начала взглянем повнимательнее на то, что происходило в наших краях в далеком 1683 году, или, как выходило по тогдашнему летоисчислению, в лето 7191 от сотворения мира.
Здесь тогда лежало царство Казанское. Завоёванное ещё в 1552 году Иваном Грозным, оно вместе с другими бывшими землями Золотой Орды управлялось собственным министерством- приказом, да и в бытовом плане Россией ещё не считалось. Всё, что лежало между Нижним Новгородом и Астраханью, называлось «низовым краем».
Жили здесь те, кого было принято называть инородцами: татары, чуваши, мордва и много других народов. У самых предгорий Жигулей были кочевья могущественного и практически независимого Калмыцкого ханства, за Волгой бродили орды ногайцев и башкир. Не зря на европейских картах ещё в начале XVIII века граница России отмечалась по реке Оке. Дальше шло Дикое поле. Таким оно и было.
Пришлое русское население сидело в немногочисленных крепостях вдоль Волги. Более или менее было освоено лишь правобережье выше Симбирска, да и здесь в большинстве своём жило в основном местное население, пережившее и Золотую Орду, и древнее Булгарское царство. Дальше до самой Астрахани одинокими островками стояли Самара, Саратов, Царицин. Тамошним гарнизонам завозили припасы по Волге, да и служилых людей зачастую присылали на год-два.
Даже судоходство больше напоминало путь через вражескую территорию. Каждую весну собирался огромный казённый караван под охраной отряда стрельцов. К нему примыкали купеческие и монастырские суда, разный прочий люд. Спускался этот караван вниз до Астрахани, а осенью возвращался обратно. Плыть
 
самостоятельно было опасно. Например, посольство персидского шаха было ограблено, немного не доходя до Самары, как раз в наших местах. Края эти давно слыли разбойничьими.
Горы, на которых стоит Кашпир, уже тогда назывались Казацкими, а немецкий путешественник Адам Олеарий, проплывавший мимо наших берегов ещё за три десятка лет до основания Сызрани, писал, что здесь часты нападения на суда.
Но, несмотря на все опасности, край не был совершенно безлюдным. Каждое лето на Волгу приходили рыбаки. Вести промысел было под силу лишь крупным предпринимателям, так как главной задачей была не столько добыча рыбы, сколько её переработка и транспортировка. Для этого нужно было иметь специальные дворы, в которых были ледяные погреба, запасы соли, тара, инвентарь. Здесь стояли коптильни, плоты для приёма улова, огромные садки для особо ценных лососей и белорыбиц, которых предстояло перевозить живьём. Дворы окружались частоколом и имели крепкую охрану. Но жизнь в них кипела лишь летом. Зимой рыбаки уходили восвояси.
Ещё Лжедмитрий, знаменитый Гришка Отрепьев, пожаловал рыбные ловли ниже наших мест московскому Чудову монастырю, а незадолго до основания Сызрани у Костычей и Лопатинского острова появились дворы Савво-Сторожевской обители. Не пустовали летом и окрестные леса. Источники упоминают, что на месте Сызрани были раньше угодья мордовских «бортных урожаев» - так называли сборщиков мёда диких пчёл.
Так что можно с уверенностью утверждать, что крепость здесь была основана для хозяйственного освоения края. Близкие ко двору монахи Савво-Сторожевского монастыря, получившие кроме всего прочего соляные промыслы в Усолье, были прямо заинтересованы в защите своих владений и вполне могли походатайствовать, где нужно, за принятие нужного решения.
Год 1682. Был он невероятно бурным. Столицу потрясали стрелецкие бунты. Из повиновения правительству вышла элита тогдашних вооруженных сил – стрелецкие полки. И только-
 
только получившие трон малолетние цари, и их сестра- правительница были вынуждены бежать из столицы и до осени сидеть в Подмосковье. На какой-то момент даже было непонятно, кто же правит Россией.
Ситуацией, как водится, сразу воспользовались внешние враги. Крымское ханство нарушило условия недавно заключённого Бахчисарайского мира, арестовало русских послов. Турецкие эмиссары появились в Поволжье. Ситуация для них здесь была самая благоприятная. Здесь бушевало башкирское восстание. Вспыхнуло оно под исламскими лозунгами и было направлено против чересчур ретивой миссионерской политики, проводимой православной церковью. К восставшим примкнули многие слу- жилые татары. Ослаблением центральной власти воспользовались и калмыки. Они увидели возможность избавиться от и без того символического подчинения Москве и стать полновластными хозяевами в регионе. Летом 1682 года отряды бунтовщиков действовали уже в окрестностях Казани.
Кроме того, осложнилась ситуация на Дону. Там скопилось много народа, оставшегося не у дел после заключения Бахчисарайского мира. Ситуация снова напоминала 1667 год, когда такие же пришедшие с польской войны отряды под предводительством Степана Разина двинулись на Волгу. Теперь их атаманом был не- кий И.Иванов. В Москву доносили, что у него «знамена и прапорец Стеньки Разина».
Единственное, что смогло в данной ситуации сделать правительство, – это послать в Поволжье опытных воевод боярина Шереметева и окольничего Козловского. Произошло это в самый разгар династических распрей и стрелецких бунтов. Едва в апреле 1682 года умер царь Фёдор Алексеевич и Шереметев с Козловским были определены в число дежуривших у гроба государя на самых почетных местах, как уже в конце мая оба получили указ срочно выехать в Поволжье на воеводство. Один в Казань, другой в Симбирск. Козловскому и предстояло через год построить Сызрань.
 
Из дошедшей до нас переписки следует, что крепость решено было ставить на неком старом сызранском городище. Вероятно, это были остатки какого-то древнего укрепления, причем валы неплохо сохранились и были использованы при сооружении Сызрана.
Скорее всего, именно использование более старых сооружений и повлияло на выбор места для строительства крепости. Ведь работать предстояло во время военных действий практически на вражеской территории. Здесь фактор скорости был решающим. Вот почему город оказался построенным на некотором удалении от Волги, что не позволяло эффективно контролировать речной путь. Зато крепость очень точно вписалась в уже забытую Батыеву дорогу, вдоль реки Сызранки, которую в описываемое время уже называли Казацкой.
Так что подготовительные работы велись уже в 1682 году. Косвенным подтверждением этого послужило пожалование в это самое время, то есть ещё до основания крепости, земель некоторым дворянам. Вероятно, это были те, кто входил в разведывательный отряд и заранее присмотрел себе угодья получше.
Дошедший до нас документ, датированный 4 июня 1683 года, сообщает, что строил Сызран специальный полк, набранный из симбирских и карсунских дворян, детей боярских и служилых татарских мурз, стрельцов и казаков.
Город был построен и заселен довольно внушительным, по меркам того времени, гарнизоном. Он надежно перекрывал путь к Симбирску и на Самарскую Луку крупным отрядам. Но для того чтобы освоить весь край, требовалось создать пограничную сторожевую службу. В ее задачи входила борьба с мелкими шайками, приходившими за добычей из просторов Дикого поля, и разведка на основных путях возможного нападения более многочисленных контингентов. Этим на Руси занимались казаки.
Сторожевая служба была создана еще в 1571 году после разрушительнейшего набега крымских татар, когда, впервые со времен Тохтамыша была сожжена Москва, а в полон было угнано
 
более полумиллиона человек. Тогда и был принят боярский приговор о станичной и сторожевой службе, на долгие годы определивший порядок охраны государственных границ. В наших краях первые станицы начали выдвигаться на передовой рубеж еще до начала строительства крепости.
Отряд под командованием Василия Жемкова встал на правом берегу реки Крымзы. Станичникам были пожалованы земли до самой реки Сызранки. Основная их часть поселилась в селе, названном Жемковкой, а в самых низовьях Крымзы, почти у самой крепости, они построили несколько крепких дворов, именуемых в документах слободкой. Отсюда было рукой подать до неспокойной степи, начинавшейся сразу за Сызранкой.
В одном из позднейших документов жемковцев назвали карсунскими казаками. Может, потому, что они пришли из-под Карсуна, а может, потому, что охраняли карсунскую дорогу. Упоминаются в самый год основания Сызрани и сенгилейские казаки. В частности, подписи пятерых из них заверял площадной подьячий Иван Хомуцкий при отведении места под Вознесенский монастырь.
Служба была тяжелой и очень опасной. Запасшись небольшим количеством съестных припасов, казаки малыми группами уходили в степь. В боярском приговоре говорилось: «А стоять на сторожах, с конь не сседая, переменяясь, и ездить по урочищам направо и налево по два человека. А станов им не делать, а огни класть не в одном месте, коли каша сварена, тогда в этом месте не ночевать, а где ночевали, там не полдничать. А в лесах им не ставиться, а ставиться на таких местах, где усторожливо».
Сызранские казаки того времени были явлением чрезвычайно интересным. Пёстрым был их национальный состав, разнообразным было и вероисповедание. Вместе, плечом к плечу, стояли православные, мусульмане, язычники. В Жемковскую станицу, например, поступил в 1689 году дозорным казаком мордовский мурза Шадрин. Его так и записали под языческим именем, наделили землей. Но не нужно думать, что принимали на службу любого желающего. Нужны были только профессиональные воен- ные, в совершенстве владеющие оружием, умеющие держаться в седле и знающие много чего такого, без чего человек в дикой степи не жилец.
Вооружались казаки в основном холодным оружием, ружьям предпочитали луки. В поле, нередко под дождём, это было надёжней. Предпочтение всегда было в пользу удобства, лёгкости. Вместо тяжёлых кольчуг и шлемов – куячный доспех: стёганая войлочная куртка и шапка. Запасшись сухарями и жареной овсяной мукой – толокном, казаки неделями рыскали по безлюдной степи, высматривая неприятеля и рискуя в любой момент сложить голову. В те трудные времена каждый человек на границе был на вес золота, особенно из профессиональных потомственных вояк.
Так что, судя по всему, именно служилые чуваши были первопоселенцами нашего края. Царская администрация того времени к национальному вопросу относилась спустя рукава и зачастую писала мордву чувашами и наоборот. Не исключено, что те самые «мордовские бортные ухожаи», упоминаемые на месте будущего строительства Сызрани, тоже были чувашами. У них этот промысел был чрезвычайно развит. Точно так же всех мусульман дьяки неизменно писали татарами. А ведь последователей этой религии было немало и среди чуваш. Нам же по прошествии трех веков во всей этой национальной путанице не разобраться.