Небо не узнавало себя в зеркале. Гладкое, без признаков морщин облаков лицо, пугало его. Несмотря на то, что небо было светло, на ясном его челе не находилось и следа привычной ясности, которая заботит всех, всякого, привычно испытывающего уважение к себе, не меньшее, чем к прочим.
И всё же... Лёгкая, видимая едва тень у подбородка горизонта, не могла считаться за изъян. Бакенбарды сосен обрамляли чистые гладкие щёки неба, а ястреб, что мушкой завис над верхней губой, придавал ему нездешний, несколько кукольный вид.
Впрочем, безупречность претила небу. Ему хотелось легкомыслия! Кудрявых облаков, когда за локоном скрывается игривый прищур яркого кошачьего глаза полудня, рыданий филина ни с чего ввечеру, забав с кукушкой в свободную минуту... Ну, а коли минуешь всё: стыдливый румянец заката с жемчугами надежд восходов, ночи без сна, - так получается, что вроде как тебя и не было.
...Вцепившись волчонку в губу, муравей боролся с ним всерьёз. Не на жизнь, а за неё. Он защищал свой дом, выстроенный посреди корней пня. Щенок же волка, хотел поскорее избавиться от букашки, которая забралось на щёку, покуда он разбирал почерк записок в почтовом ящике. Им испокон веку служил тот же самый пень, другой почты в лесу и не бывало-то никогда...
Вконец рассерженный, муравель решился на крайнее средство, и брызнул в нос волчонку кислым своим соком, кой завсегда имеется у него прозапас. Ну, и чихнул зверёныш, отчего уронил муравья в траву.
Вскорости после, волчок отправился в гости по приглашению, найденному у пня, а мурачейчик, сочтя себя победителем, прилёг отдохнуть. Разглядывая небо, ему чудилось, что таким красивым оно ещё не было никогда. А небу, что ж? Известное дело - лестно. Коли сам себя не понял, не оценил, пускай хотя другие оценят и поймут. Как-то так.
Одно только. Хорошо бы, чтоб это всё случалось ко времени, а не в пустой след.