Они любовию пылают,
но – ах! – в ответ любви не находят,
они себя терзают день и ночь,
поскольку им никто объятий не раскрыл.
………………………………………….
Они и мясо разучились есть,
и с добрыми подружками играть –
всё горевали выше всякой меры.
Таксисты меня никогда не торопили. Я им хорошо платил. У нас с ними, вообще, было полное взаимопонимание – я был весёлый и щедрый. Да и с девчонками отношения наладились. Одна мне так и сказала:
- Вот ты – нормальный чувак.
- В смысле?
- Понимаешь, есть два вида козлов…
- Гораздо больше… я подсчитывал.
- Ладно… шутник. Я говорю за полных отморозков – бандюгов. Эти и накостылять могут и «геморрой» устроить…
- Как это?
- Ну, «геморрой» – это когда снимает один – приезжаешь, а там целая кодла.
- А другие?
- Эти, пожалуй, ещё хуже… Трепетные такие… сучата!
- Трепетные, это как?
- А те, которые в душу лезут. Типа, как ты дошла до жизни такой. Вопросы слюнявые задают… Я ему тогда такие страсти рассказываю, такую лапшу на уши вешаю… Слушает, гаденыш, чуть не слезу пускает, а потом всё одно – лезет.
- Интеллигенты – не упустил я свой шанс поквитаться с любимой прослойкой.
- Во-во, они, кобели… А бывает наоборот… Приезжаешь к какому-нибудь старичку или дядьке солидному. А он в натуре жалеет: «Дочка… бедняжка моя… Посиди со мной просто, поговорим… Тоска у меня… ты знаешь, что такое тоска мужская, беспробудная? А пить один не умею…». И денег даст, и не лапает, и накормит ещё.
Глупо, конечно, было верить в сказочку про белого бычка-старичка… Однако! Неожиданная оказалась особа… Попросила почитать стихи:
- Мне стихи одни сильно нравятся. Я прочту?
- Валяй, – сказал я.
Стихи я воспринимать умел. Вроде бы. Главное в стихе – музыкальная интонация. Мне казалось, что я её улавливал. Мне вообще представлялось, что я большой знаток поэзии. И даже отметил про себя свое превосходство в развитии, типа, кто она и кто я. И потом, уже в превосходной форме прикинул, что же она – деревенская девчонка – может такого прочитать, любопытно, любопытно… конечно же, – Есенин. Есенин – один из любимейших моих поэтов. Но так случилось, что кроме Есенина из классики они ничего не знают…
Читала она ужасно, но мне понравилось. То есть, разобрать что-то было невозможно, в смысле гласных и согласных, – беда. Одно, пардон, пришепетывание. Однако она умудрилась уловить главное – ту самую мелодию стиха, – а это почти всё. Кого она читала – для меня тоже оставалась загадка.
- Кто это?
- Гумилев.
- Тот самый?
- А какие еще бывают?
Самое смешное – я даже не догадался, кто это? Вот тебе, бабушка, и большой знаток музыкальной интонации, и превосходство в развитии... Стало понятно, почему её подкармливают солидные старички…
Они мне никогда не врали. В жизни, оказывается, всё очень просто устроено. Сам не врёшь – и перед тобой человек раскрывается… и читает, порой, сокровенные строки… Потребность высказаться у проститутки – повышенная, потому как в грехе живет. И знает об этом. Так что я иногда совмещал ****ское ложе с исповедальней, то есть интим физический и духовный. Такой вот – прелюбодей-священник в одном флаконе. Одна из тех, с кем я подружился и вызывал постоянно, мне неожиданно сказала:
- Я с тобой душой отдыхаю. (Господи, да это же почти признание в любви!) Я не знал, что на это ответить… Звали её Алёнка.
Другим и смысла врать не было. Через два-три часа разбегались и вероятность увидеться вновь в этом бешеном городе такая же, как с таксистом. Некоторые, правда оставляли свой телефон… Но, всё одно, наши короткие встречи и личные жизни, не имели точек соприкосновения.
Проститутки врут или когда на бабки клиента хотят развести, или на жалость давят (что по сути одно и то же). Леденящих душу историй у них заготовлена масса. Тысяча и одна ночь, а может и того круче. Некоторые истории действительно с кем-то из них происходили, некоторые существовали, как легенда. Своеобразный банк «ужастиков» для определенного контингента. Кстати, лоха они сердцем чуют, и жалости к нему не жди. И обобрать могут, и кинуть… Профессия жестокая. Понятие милосердия, стыда, совести с их трудом несовместимы. Это всё для семьи. У многих из них на содержании были дети, сёстры, братья, матери.
-И что, твои не догадываются, каким ты ремеслом здесь занимаешься?
Отвечали по-разному. Некоторые говорили: «Ты что! Я ж со стыда умру. Для них я на рынке торгую». И ведь не врала, – действительно на рынке торговала, только товар на том рынке – специфический… Некоторым было уже наплевать: «А что делать? Надоело всё. Как есть, так и есть».
Алёнка же мне ответила с вызовом:
-Наших дур за бутылку водки свои пацаны дерут и триппером награждают, а мне приличные бабки платят, между прочим…
-А триппером не награждают?
-Свят, свят …
Свою историю она рассказала просто, без пафоса. Так обыденно, что я и не слушал вначале. Говорила торопливо, нервно, немного заикаясь…
Квартирка в Богородицке. Богородицк – поселок, городского типа. Как я понял из её рассказа, – красивейшее место под Тулой. При этом – страшная дыра. Пацаны все на заработки кто куда подался. В основном в Москву. Остальные – пьют. Работать? Можно. На хлебозаводе за полторы штуки. А квартирка? Нормальная квартирка, однокомнатная. Брат с зоны откинется, – сливай воду. Пить будет с друзьями, пока опять не сядет…
- А родители?
- Отец умер, когда мне тринадцать было.
- А мать?
-Трое суток в лесополосе искала. Сама нашла.
-Что за лесополоса?
- За городом. Убили её и там кинули. Менты и не чухнулись искать. Сама нашла. Да, кому это нужно? Все знали, кто её убил… Наши же пацаны и убили, а у них папаши крутые. Короче, все знали, да молчали. У кого бабки ломовые, тот и заказывает музыку.
- Откупились?
- А чёрт их там разберёт… Ищут! Уже два года ищут. А здесь – нормально. Девчонки все наши – из Богородицка. «Мамочка» с нашей улицы. Никого тут силком не держат. Хочу – уеду, хочу – назад возвращусь.
Иногда я их провоцировал: - А если дочь (сестра) твоя этим займётся? Тут все, без исключения, возмущались: - Никогда! Я всё сделаю, чтобы она не испытала этого кошмара! Ладно, ладно, – думал я, – какие речи волнительные… Будут они вас спрашивать. Скольких любимых дочурок потом сами мамаши обучали этому ремеслу.
Плохо я о них думал. Постепенно я что-то начинал понимать. Они мне даже начинали нравиться. Во всяком случае, та готовность, с которой они защищали своих, – вызывала уважение. Тем более что про любимых дочурок, которых сами мамаши обучали ****скому ремеслу – всего лишь очередная легенда. Зато было известно другое. Алёнкина «мамочка» взяла на воспитание девочку – дочку непутёвой подруги своей. К тому, что в семье уже был свой ребенок. Так-то.
-А замуж за меня пойдешь?
-Пойду.
-С такими-то сучьими глазками…
Алёнка оценивающим взглядом посмотрела в зеркало. Этакий выстрел из-под ресниц: «Хороша!».
- Между прочим, – рассеянно проговорила она – из проституток получаются самые верные жены.
Ещё одна легенда, тиражируемая ими. Хотя, быть может, они сами в неё сильно верят. Можно себе представить, что творится в их душах, как они мечтают о нормальной семье… Однако было понятно и другое – это их жизнь – пусть циничная, грязная, но своя, переступить через которую не каждая способна. Оттуда практически возврата нет.
Хотя, кто эту чудную жизнь разберет… Тем более нашу, с которой в одночасье сорвали одежды. Жизнь стала прозрачна. Настолько прозрачной, что все увидели воочию человеческое нутро. Зрелище – не для слабонервных! Все семь смертных грехов стали обыденной прозой с криминальным сюжетом. И на этом чудовищном фоне, наши девочки оказались скорее жертвы, с поломанными судьбами, чем что-то иное. Тут, очевидно, у каждой своя тропинка. Как сможешь – так и выбирайся. В одиночку, – сама…
- А что мы с тобой делать будем?
- Трахаться, – обрадовалась Аленка.
- А назавтра?
- И завтра, и послезавтра… всю жизнь!
Перспектива, конечно, мощнейшая… Вообще-то они напоминали семью и военное подразделение одновременно. Мать с двумя детьми. Те уроки делают, на компьютере играют. Всё, как у нормальных детей… Отец – сутенер, он же водитель Коля – абсолютно свой человек. Попросишь, – за пивом отвезет. Не за деньги, так, чисто из мужской солидарности. Кстати, бывший клиент мамы Тани. Так что женятся, бывает, и детей воспитывают…
Вторая половина – подразделение солдат – «девочки по вызову». Дисциплина чисто военная: постоянно поддерживать связь, в город без нужды не высовываться, за пьянку – штраф. В общем, не забалуешь. И всё это в двух комнатах блочной многоэтажки.
- И как вы все там умещаетесь?
- Легко. Колька с Таней и детьми – у себя; мы – в своей комнате.
- Кровати в два яруса?
- Зачем? У нас большая комната.
- Шесть баб в четырех углах… Кошмар! Представляю, какая ругань стоит.
- Всяко бывает.
- И за какие блага такие жертвы? – продолжал я свое «интервью».
- В смысле?
- Сколько вам платят? – Сам-то я был из постоянных клиентов. Мне делали большие скидки за преданность «семье».
- У нас нормально – треть от того, что заработаем. В других конторах всё иначе. Поначалу вообще ничего – отрабатывают «прописку». Только кормят, одевают и обязательный макияж за счет заведения… Я тебе так скажу: «Попалась птичка, стой – не уйдешь из сети!» Везде драться надо. Будешь дура, – нагишом в Тмутаракань отправят, да еще «спасибо» каждому менту-бандиту скажешь. Я за криминал не говорю. Там дела особые. Ящик, небось, смотришь? А так… обычно… в лучшем случае, тоже треть… если не кинут… Плюс «субботники». От «субботников» практически никто не застрахован. «Как карта ляжет, – тем и быть крытым» – заключила Алёнка весело.
- Главное, не паниковать, – рассказывала мне восемнадцатилетняя Анька. – Поймали меня тут двое козлов, в тачку затащили. Бандюги, менты, – хрен их разберет, – повадки у всех одинаковые. Пьяные – в дымину! Документы проверили – ага! прописки нет, – все понятно. «Купи, – говорят, – нам, девонька, водки. Водяры хотим – словами не выразить!» А второй, что за рулем сидел, вдруг, как заорет, не глядя в мою сторону: «До ломоты в суставах!!» А у меня денег нету. Обыскали, – действительно нет. Деньги я в сапоги всегда прячу. Разозлились страшно, завезли за Дорогомиловский рынок. Там пустырь жуткий. Тара пустая, бочки, грязь… «Ну, – думаю, – приехали!» «Давай, – говорит один, – её здесь замочим. Суку такую. Гробов вона скоко – на любой вкус. Тебе какой глянулся?» – и ржёт. А я молчу – не дергаюсь. Главное – не паниковать. Так их и это разозлило, типа чего это она спокойная такая… Давай на тачке вензеля выделывать… Ночью, пьяные, – прикинь!
Прикинул, не жизнь – гражданская война! Молодец Анька. Быть тебе пулеметчицей.
-Ну, и чем дело закончилось?
-А ничем. Жива, как видишь, здорова. Оттрахали конечно, зато до дома довезли.
Про «субботники» я слышал всякое. Среди ментов и бандитов в основном попадались самцы. А какой самец на халяву откажет себе в удовольствии. Но в «субботниках», оказывается, был и первоначальный ленинский смысл. Одна молодая красотка мне рассказывала:
- Я не могу сейчас полноценно работать. Мне мент челюсть разбил. Понравилась я ему, понимаешь? А я сорвалась прямо из машины… Я бегаю хорошо… У меня первый разряд по плаванию. Только дура я дура… на ту же точку назавтра и притащилась. А он меня уже пас. Обиделся, короче… Челюсть разбил и забрал в отделение.
- Ну и… – я думал, последует, холодящая душу история, про то, как ее всем отделением… Нет, оказывается.
- Ну и пахала там, как папа Карло, три дня. Окна мыла, форму стирала…
- А эти дела?
- Да… Чего он там может! Один разок пристроился, а другим никому не давал. Типа влюбился…
Даже москвички мне исповедовались… Только эти бы лучше помалкивали. От таких откровений веяло гнилым болотом…
- Меня муж к клиентам сам возит. – С какой-то почти гордостью сообщила мне одна половозрелая киска. Я тогда ещё не был знаком с «семьей», но понял, что в целях личной безопасности лучше вызывать девочек по телефону. Реклама у них была любопытная. Например, в газете «Знакомства» я прочитал: «Владею языком в совершенстве!»
- Что, кооператив организовали на пару?
- Мы на квартиру собираем.
Господин Куприн, помнится в вашей «Яме», этим занимались немки. Под присмотром жениха такая фрау, на домик скопит – и замуж. Слышал, в Европе некоторые студентки так подрабатывают. Времена, однако, меняются. И к нам стала проникать западная зараза – цивилизация. Только из наших москвичек немки не получаются. Нет в русской шлюхе должной практичности, необходимой в этих делах. Лютует русская баба от такой любови в рассрочку. Что немцу с немкой – домик с садиком, русским – казенный дом да нары. Вот и эта показала свой нежный оскал хищных зубок. Попросила позвонить другу:
- Мне по делу, можно? Буквально две минуты…
Говорила мадам прямо с ****ского ложа. Обнаженная, раскрытая…. Текст я услышал ещё более обнаженный и пакостный:
- Кука, блин, он воще обнаглел! Ну, да… мужик мой… Прикинь! Он меня за дуру держит, фуфло гонит… Машина на него записана… Прикинь! И бабки все у него! Ты его сделай, Кука – пугани с пацанами. Так пугани, чтобы понял, где – я, и где это дерьмо собачье. Он у меня, сука, ноги лизать будет! Не поймёт – сам знаешь чего делать… Да! Я – сказала! А пацанов я не обижу, ты меня знаешь…
Я слегка обалдел. Ведь она своего подельника элементарно заказывала! Хоть детектив пиши, криминальное чтиво. Правда, сюжетец довольно обкатанный и вонючий… И ведь не боится такие тексты по телефону трезвонить, словно меня в наличии нету. Я встал и оделся.
- И это всё?
- Всё.
-Так ещё эта… Он приедет за мной через час.
-Давай, одевайся и проваливай.
Надо бы ей ещё ускорение придать. Впрочем, если быть до конца последовательным, то и мужика её надо лечить, чтобы не зарабатывал своей половиной место под солнцем. Но такие не лечатся. Да и какой из меня к чёрту лекарь?