Когда мы шли по улицам

Павел Каравдин
Когда мы шли по улицам Москвы, я замечал взгляды молодых ребят и даже мужчин. Когда я говорил об этом Светлане, она смеялась, обнимала и говорила, что ей, кроме меня, никто не нужен, и она никогда не выйдет замуж. Потом мы долго смеялись, а я говорил: подожди немного, у тебя все еще впереди, ты еще не раз поменяешь свое мнение, но уверен, что все будет так, как ты захочешь. И вот уже школьный бал, медаль и Светлана - студентка медицинского института.

И вот тут случилось то, к чему я вот уже больше двадцати лет возвращаюсь и не могу дать ответ: как, почему это произошло и кто виноват, и есть ли вообще виновный. Произошло это спонтанно, неосознанно.

Я помню, Вы меня попросили в начале разговора рассказывать все подробно о поступках, о чувствах и, поверьте, Вы первый, с кем я говорю на эту тему за всю свою жизнь.

Летом, сдав экзамены за первый курс, Светлана с друзьями на неделю поехала отдохнуть в Крым. Позвонив в пятницу из аэропорта, сказала номер рейса и время прилета самолета, мы договорились, что я их встречу. Взяв служебный автомобиль «Газель», мы всех развезли по домам, а со Светланой уже к одиннадцати вечера приехали домой. Все было готово к приезду любимой дочери, и даже приготовлены небольшие подарки. Ужиная, мы обменивались новостями, смеялись, она рассказывала интересные истории, а потом мы примостились на диване перед журнальным столиком с французским коньяком и итальянским вином. Выпив бокал вина, Светлана налила на донышко коньяк и, видимо, это ей понравилось, так как она проделала это еще несколько раз. Мы шутили, радовались, что опять вместе и только после часа ночи разошлись по своим комнатам. Уже засыпая, я услышал, как тихонько открывается дверь, а через мгновение она юркнула ко мне под одеяло, прижалась и стала целовать, приговаривая, что я самый лучший, красивый и что она любит меня очень, очень.

Я нежно гладил ее головку, не отдавая себе отчета в том, что это моя любимая родная дочь, и кончилось это тем, чем обычно кончается, когда мужчина и женщина находятся в одной постели. Когда я проснулся, я был уже один, и вот тут-то до меня и дошло, что произошло. Я рвал на себе волосы, я проклинал себя и решил, что самое правильное будет покончить с жизнью.

Я прекрасно понимаю, что нарушил одну из десяти заповедей: не прелюбодействуй, но даже по прошествии стольких лет я сам себя уговариваю, что не виноват. Я просто человек со всеми присущими ему слабостями. Но теперь я понимаю, что мне нет оправдания. Моя кара безгранична, потому что я не человек, а нелюдь. У меня до сих пор кровоточит то, что никогда не заживет, не затянется коростой душа. Но к десяти утра прибежала радостная, веселая, свежая после душа Светлана и потащила меня завтракать. Я шел, низко опустив голову, и повторял одно слово: прости, прости, виноват только я, мне нет прощения. И по сегодняшний день я помню ее слова: я мечтала об этом, несколько раз я порывалась к тебе, так что зря не терзай себя, не мучай, тем более я предупреждаю тебя, что это первый, но не последний раз, я уверена в этом и надеюсь, что ты меня не оттолкнешь. Мне никто не нужен, кроме тебя, мы взрослые люди, и если нам хорошо, как бы это ни было грешно, мы должны быть вместе. Никто и никогда об этом не узнает, это наша тайна, это наша любовь.

Я молчал и только потом, когда она была уже на последнем курсе института, у нас состоялся серьезный разговор. Она дала мне честное слово поехать в дом отдыха и приехать оттуда уже беременной. Вот так появилась Дашка, через год приезжал молодой человек, умолял ее выйти замуж, но уехал ни с чем. Даша знает, что ее папа был геологом и альпинистом и погиб в горах. Раза два-три, когда я со Светланой заводил о нем разговор, она отводила глаза в сторону, а на ее губах появлялась загадочная улыбка.

Вот так мы и жили, пока в моей жизни не случилась вторая страшная трагедия. Не стало Светланы. Вдвоем с подругой они пытались перебежать дорогу, но пьяный водитель сбил именно ее. Несколько дней я находился в прострации, я не понимал, что я делаю, я не кушал, не спал и ни с кем не мог разговаривать. Дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл. Неоднократно проскальзывала мысль, что только я виноват в смерти близких и самых родных мне людей, мне не место на этом свете, мое место в аду, я должен живьем сгореть и каждый, кто пройдет мимо моей могилы, должен вылить на нее нечистоты или, в крайнем случае, плюнуть.

Трудно представить мое состояние, да и мне рассказывать Вам не легче. И только со временем, благодаря заботам окружающих людей и повзрослевшей Дашеньки, я кое-как вышел из этого одурманенного состояния, понимая, что я должен заботиться о пятнадцатилетней Дашеньке, устроить ее будущее, я должен жить для нее.