Огонёк и Серка

 
   Много лет прошло после событий описанных мной в очерке "Серка". Мой образ на фото - это работа искусственного интеллекта, сделанная в Интернете, в 2024 году. Я хочу поделится с читателями своими воспоминаниями из далёкого детства.

 На Алтае я родилась в 1941 году, за месяц до начала Великой Отечественной войны в селе Паутово. Трудное и голодное детство прошло в селе Быстрый Исток. До 1955 года на Алтае были распаханы и засеяны целинные земли. Целинники разъехались по домам, а богатые урожаи в колхозах приходилось убирать не только силами местного населения, сюда приезжали рабочие, отряды студентов, привозили солдат, но и старшеклассники сельских школ целый месяц работали в разных бригадах. Это был 1957-ой год, когда летом я ездила на целину работать в колхозе им. Молотова Быстроистокского района.

 Наша семья жила в рабочем посёлке Акутиха. У нас колхоза не было. Маму приняли на работу в артель им. Черняховского с условием,  что она во время уборочных работ поедет в колхоз, как это делают артельные женщины. Найти работу в посёлке было трудно, поэтому она согласна была бы со всеми условиями, которые бы ей предъявили. Но младшая дочь – Валентина ещё и в школу не ходила, оставить её дома было не с кем, поэтому мама отправила в колхоз  меня.

  Мы с женщинами из Акутихи уехали в конце июля в село Верх-Ануйское, работали на полевом стане четвертой бригады, жили в большом амбаре для зимнего хранения семенного зерна пшеницы. Это был длинный деревянный барак, состоявший из двух больших секций. В первой стояли у стены длинные лавки. Здесь после работы по вечерам танцевали женщины под гармонь. Другая дверь вела в спальное помещение, в котором мы спали на полу, на матрасах, набитых соломой и уложенных в два ряда. Слева  спали женщины, а во втором ряду позднее расположились мужчины – шофера, прибывшие в грузовых машинах из Московской области.

 В столовой полевого стана кормили нас три раза в день. Под заработанные трудодни выдавали хлеб. Это были вкусные круглые большие калачи, испечённые местной жительницей в домашней печи. Можно было брать мед на складе.

 Первую неделю весь день работали на лугах, переворачивали для сушки скошенную траву, затем тракторист  большими граблями сгребал её в копны. Вспоминаю, как рано утром, сразу после завтрака,  садились все работницы в деревянную телегу.  Её  тянула серая в яблоках лошадь  по кличке Серка. Женщины ехали с песнями на сенокосные луга. Среди них была и я.

 Ванька, мальчик лет тринадцати, был из местных жителей, усевшись удобно в седло, ехал верхом на коне рядом с телегой. На сенокосном поле взрослые женщины шли метать стог. Возчик, пожилой мужчина, распрягал Серку, надевал  уздечку на голову лошади. Потом он  привязывал верёвкой свою старую телогрейку к её спине. Я забиралась  на лошадь, а он подавал мне длинные вожжи в руки. И вот уже мы, всадница и всадник Ванька, скакали    верхом  по скошенному полю к копнам.

  Спрыгнув  с лошадей на землю, цепляли верёвкой внизу копны. Встав позади своей на веревку, прижимали её ногами к земле. Лошадь трогалась с места, копна сена двигалась по направлению к стогу. Проехав немного на веревке для её закрепления под копной, мы шли рядом с лошадью, держа повода в руке. У стожка освобождали верёвку, оставляли копны  и обратно ехали верхом на конях к другим, наставленным по всему сенокосному полю. Работали все дни, пока не сметали всё сено в стога. Дни стояли солнечные, пахло свежескошенной травой и сеном.

 У меня была старая лошадь, по кличке Серка, а у Ваньки был молодой конь. Его имя было под  его стать – Огонёк. Да и Ванька сидел в новом коричневом седле. Подо мной лежала привязанная к спине лошади фуфайка, я поглядывала на Ваньку с одной мыслью: «Как бы мне прокатиться верхом на Огоньке?»

  Как-то утром управляющий четвёртой бригадой – Беркетов сказал, что мы работаем на сенокосе последний день, так как ток (чистое место для привезённого с поля зерна пшеницы) надо будет приготовить к приезду шоферов из Московской области. Опять мы с Ванькой и наши трудяги-лошади подвозили копны. Две  женщины и возчик укладывали сено в стог. Остальные переворачивали граблями высохшую траву. Ряды тянулись далеко в поле. Узнав, что работать будем на этом участке последний день, я решила выполнить заветную мечту. Возвращаясь назад от стога, попросила у Ваньки разрешения, прокатиться в седле на Огоньке.

 –  Садись, –  сказал тот, а сам пошёл рядом с моей Серкой, держа поводок в руке.  Я упёрлась ногой в стремя, стремительно взметнула своё тело вверх, уселась в седло, почувствовала, насколько в нём удобнее ехать верхом. Прижала свои ноги к животу коня и с восторгом крикнула:
– Но – о – о!

 Когда Ванька спрятался за ближайшую копну, я не заметила. Огонёк спокойно побежал, а потом и поскакал вперед. Не успела я еще насладиться быстрой  ездой, как Ванька неожиданно выскочил из-за копны. Конь испугался и отпрянул в сторону от Ваньки. А я в это время вывалилась по инерции из седла. Огонёк скакал и скакал вперед, волоча меня за собой. Левая нога была  в стремени, и я не смогла её освободить, так как нога вывернулась, другая моя нога бороздила где-то между ног коня, а спина и голова волоклись по земле.

    Конь тащил меня по полю, и толстые скошенные стебли разнотравья обдирали мою спину. Тут я вспомнила сюжеты из кино о Гражданской войне. Убитых всадников, таким образом, кони тащили за одну ногу по полю. Было слышно, как Ванька, сидя у копны, заливался смехом, а конь тащил и тащил меня вперёд. Я крепко держала повод в руках, потянула его на себя и скомандовала спокойным голосом: "Стой, Огонёк!". Конь послушался и остановился. Вытащив ногу из стремени, я свалилась на землю.  Огонёк стоял спокойно рядом.

 Ванька подбежал  и со смехом взял  повод из моих рук, лихо запрыгнул в седло и помчался к копнам.  А я поковыляла к своей Серке, прихрамывая, с ободранной спиной, работала до конца дня. Управляющий узнал утром о случившемся, Ваньку  прогнал из бригады. Больше я его на полевом стане не видела. А нас перевел на работу по очистке тока от травы. Здесь каждый год это делали, так как он вновь покрывался травяным ковром до начала уборочных работ.

  Женщинам и мне выдали по новой лопате. Бригадир показал площадку около амбара. Она была вся заросшая травой. Вот эту траву нужно было нам до земли срезать и подмести. Чисто подметённый участок земли назывался после такой обработки - ток. На это место шофера будут высыпать зерно, которое привезут от комбайнов.

  Надо сказать о том, что лопату в руки я взяла здесь впервые. Рукавиц в то время для таких работ не было. Все женщины ловко орудовали лопатой, срезали траву, подметали очищенный участок. Работа спорилась. Я присматривалась к тому, как они всё это делали, и подражала им. Через какое-то время  ладони моих рук покраснели, а потом и совсем вздулись из-за пузырей, появившихся неизвестно откуда.

 Новый черенок лопаты был плохо отшлифован, поэтому через пару часов работы мозоли полопались. Я чувствовала боль, но  терпела и продолжала работать каждый день. Это происходило потому, что по своей природе я очень терпеливая. Единственное, что выдавало мое состояние – после ужина ложилась на свой набитый соломой матрац, который находился на полу  амбара, лежала на нём тихо, вся израненная.

  Женщины думали, что это из-за того, что нога болела у меня, так как я всё ещё прихрамывала, после того как упала с Огонька. Каждый следующий день опять была работа, и опять я терпела невыносимую боль от мозолей на ладонях. Так отработала целую неделю. Но тут я заметила, что кожа  ладоней твердеет, уже не так больно держать черенок лопаты. Ток мы очистили от травы к назначенному сроку.
 
  Вскоре приехали шофера  из Московской области. Их направили в село Верх-Ануйское по разным бригадам. С их приездом началась уборка урожая. От комбайнов с полей они возили в кузове своих машин зерно, высыпали на ток в одну большую кучу. Но то зерно, что оставалось в кузове бортовых машин, мы разгружали вручную. Рядом стоял дизельный трактор, при его помощи очищали пшеницу от сорняков, накидывая её лопатой на транспортерную ленту, зерно развеивалось на ветру, падая на ток, и сорняки отлетали в сторону. Часть сорняков попадала вместе с зерном на кучу, тогда мы сметали их мётлами.
 
 Ток превратился в кучу с зерном, стояли веялки, была большая зерносушилка, видны снующие туда-сюда автомашины. Приходилось работать с выгрузкой и очисткой зерна. Затем женщины вручную насыпали его большими совками в кузов, и водители увозили  пшеницу с тока в Быстрый Исток для хранения в "Заготзерно".

Однажды я напросилась и съездила туда разгружать пшеницу из кузова. Шофёр подогнал машину к огромной куче с зерном, что лежала под открытым небом, открыл кузов и ушёл куда-то, а я совком выгребала пшеницу из кузова. Оказалось, что эта работа оказалась очень тяжёлой для меня. Ведь зерна там было много - целый кузов. И я старательно выбрасывала его большим железным совком из машины в большую кучу, что возвышалась на земле. Когда шофёр вернулся, я успела разгрузить только половину кузова. Мои физические возможности не совпали с огромным желанием съездить на разгрузку. Шофёр помог мне и больше не брал меня с собой. Ему дали в грузчики женщину постарше и покрепче, чем я. Грузчика из меня не получилось.

  Работа в бригаде  прекращалась с началом дождей. Все работники  сидели в бараке, в которых мы жили. Женщины и мужчины из шоферов рассказывали анекдоты. Они запоминались очень быстро. Мой словарный запас пополнился многими ранее мне неизвестными словами. Иногда дожди шли несколько дней. Вот уж была большая радость, когда извещали нас, что на бригаду приедут артисты с концертом.

  Выглядывали из окон столовой в ожидании. Уже издалека видели, как по размытой дороге тянула пара лошадей телегу с артистами из Быстрого Истока в нашу четвёртую бригаду. Это Зинаида Андреевна Черепанова привозила  свой самодеятельный коллектив. Сдвигали обеденные столы и лавки к стене, освобождали место для сцены. И концерт начинался. Пели песни, частушки, показывали юмористические  сцены, читали стихи.

 Среди быстроистокских артистов  был и девятиклассник Валера Золотухин. Пел весёлые частушки под гармошку, а танцем «Яблочко» заканчивал концерт. Почему-то ему нравился этот танец. Много раз я видела его, он добавлял каждый раз какой-то новый элемент. А после концерта повозка увозила артистов во вторую, а потом в третью бригады. Там их тоже ждали люди. Приезжали со своими концертами самодеятельные артисты из нашей Акутихи. Спектакли, песни и пляски, юморески  поднимали настроение и хоть немного, но скрашивали жизнь работников вдали от цивилизации.

  После окончания девятого класса разъезжал Валера  летом по совхозным бригадам с артистами из самодеятельного коллектива Быстрого Истока, которым руководили  Зина Черепанова и Лёня Панин. Я стала свидетельницей тому, за какие заслуги наградили Валеру Золотухина  медалью «За освоение целинных земель». В одном интервью он сказал, что медаль ему дали за концерты для целинников, в которых он участвовал.

   В хорошую погоду  приезжал  вечером из села Верх – Ануйское мужчина с гармонью. Женщины сидели в первой комнате амбара, на лавках, пели песни или танцевали. Вот как-то в такой вечер, уже после ужина, приехал гармонист, и танцы были в полном разгаре, когда неожиданно в проёме  дверей показалась голова Серки. Она смотрела на танцующих женщин, смотрела во все стороны – выискивала меня глазами, а когда увидела, то громко заржала. «Заржали» и все мужики – шофера.

Лошадь не уходила, стояла у входной двери, мотала головой во все стороны. Пришлось выйти и отогнать её подальше от нашего жилого помещения. Был уже вечер, а она почему-то не была в загоне для лошадей, но меня это не насторожило. Её поведение для меня не было понятно. Серка стала щипать траву, и я возвратилась.

  Есть утверждение, что животные живут инстинктом, а не разумом. Нельзя подобное сказать о лошадях. Они действительно чувствуют нисколько не меньше нас, к тому же обладают способностью передавать свои чувства с помощью взгляда и других проявлений характера. В их глазах можно прочесть глубину чувств, тоску, печаль и даже обиду.

  Танцы продолжались. Через некоторое время голова Серки  опять появилась у двери. Она стояла перед дверью, закрывая собой весь проём, смотрела в мою сторону. Из её огромных глаз текли крупные слёзы.

  –  Приглашай её танцевать! – послышалось из угла. Кто-то из шоферов пошутил. Опять я пошла к Серке, за сараем подобрала с земли сухую ветку от метлы и погнала лошадь подальше. Я шла и приговаривала: "Иди, иди, Серка, отсюда! Ешь траву здесь! Больше не приходи туда, не позорь меня! А то видишь, как люди смеются надо мной?".

  Лошадь махнула головой из стороны в сторону и наклонилась к траве. И оставила я Серку на зелёной лужайке, как  потом оказалось, навсегда. Думаю, что чутье лошадей очень сильно развито, и она приходила со мной проститься.

  С утра  опять шёл дождь, он остановил все полевые работы. Понятно было, что день придётся сидеть в амбаре. Все пришли завтракать в столовую. Тут я увидела на столе два больших противня, заполненных большими кусками отварного мяса, как оказалось, с моей Серки. Шофера ели это мясо. К двум часам противни были пустые. Глаза Серки, наполненные крупными слезами, смотрят и сейчас на меня из прошлого.

Фото. Годы молодые.