Инвалиды цивилизации 8. Прыжок в неизвестность

Николай Херсонский
8. Прыжок в неизвестность

По одному из бесчисленных коридоров старинного здания из жёлтого кирпича, в котором некогда находилось страховое общество «Россия», а ныне обосновался Комитет Государственной Безопасности СССР, двигался человек лет тридцати пяти, рослый, хорошо сложенный, в тёмных брюках и в спортивном светло-сером пиджаке. У него были русые, коротко стриженные волосы и приятное открытое лицо; передвигался он легкой пружинистой походкой и, как видно, находился в отличной форме. У одной из безликих дверей он остановился и взглянул на наручные часы. Они показывали без одной минуты десять. Он одёрнул на себе пиджак, открыл дверь и попал в небольшую приемную. За столом секретаря сидел ординарец генерала Сысоева – майор Табаков в безупречном, с иголочки, костюме.

– Ба! Какие люди! – заулыбался Табаков, увидев пришедшего и подмигнул ему: – У вас продается славянский шкаф?

– Шкаф продан, – в тон ему ответил вошедший мягким бархатистым барионом. – Могу предложить никелированную кровать с тумбочкой.

Это была их старая избитая шутка, но она почему-то им не надоедала.

– У себя? – кивнул мужчина в светло-сером пиджаке на обитую кожей дверь. – Мне назначено к десяти.
 
– А где ж ему быть? – снисходительно улыбнулся Табаков – так, как это умеют делать лишь лица, приближенные к высокому начальству. – Сейчас доложу.

Он поднялся со стула, проследовал мимо визитера к двери кабинета и скрылся за нею. Через секунду он появился опять и сказал:

 – Проходи. Тебя ждут.
 
Человек в светло-сером пиджаке переступил порог кабинета, закрыл за собой дверь и доложил сидевшему за столом человеку в сером костюме:

– Товарищ генерал, полковник Журавлёв по Вашему приказанию прибыл.

– Присаживайся, Константин Ильич, – по-отечески мягко произнёс хозяин кабинета, протягивая руку к стулу возле своего стола.
 
Его крепкая жилистая рука вернулась на исходную точку и легла на столешницу поверх левой ладони. С такими руками, подумалось Журавлёву, только за плугом ходить, но он придержал эту мысль при себе. Спину генерал держал прямо – чувствовалась военная выправка. Настольная лампа с зелёным абажуром струила мягкий рассеянный свет. Шторы на окнах были опущены.

Журавлёв пересек кабинет, чуть поддернул отутюженные брюки и опустился на предложенное ему место. Генерал молча рассматривал его – так, словно видел его впервые в жизни. Это не сулило ничего хорошего. 

– Константин Ильич, – наконец заговорил Сысоев. – Я знаю, что ты только вернулся из Цюриха, со своим заданием справился блестяще, и теперь тебе следовало бы дать заслуженный отдых. Понимаю, что ты человек, а не машина. Однако…

Однако уже и без всяких «однако» Журавлёв понял: коль его выдернули к начальству перед самым вылетом в Пицунду, где он намеревался поваляться на золотом песочке у синего моря – значит, произошло нечто серьёзное.

 – … однако, – развивал далее свою мысль генерал, – твой отдых, возможно, придётся на некоторое время прервать.
 
И он стал излагать полковнику уже известные нам факты об исчезновении Светлограда и прочих чудесах, после чего продемонстрировал ему видеозапись с рассказом капитана Кучерова.

– Что скажешь на это?

– А что врачи говорят? – спросил полковник. – Этот парень действительно пережил всё это, или поехал кукушкой?

– Даже если бы он, как ты выражаешься, и поехал кукушкой, на это должны были быть веские основания. А этот капитан – не истеричная барышня, он прошёл спец подготовку, побывал во многих переделках, и нервы у него были в полном ажуре.
 
Не спуская глаз с невозмутимого лица полковника, Сысоев повёл дальше: 

– Мы полагаем, что в данном случае было применено сверхсекретное оружие наших заокеанских братьев по разуму. И каких ещё пакостей от них следует ожидать, одному только Богу известно.

– И насколько обосновано это предположение?

– Вот тебе это и предстоит выяснить, – сказал генерал и, немного помедлив, добавил. – Если ты, конечно, возьмешься за это дело. А оно такого рода, что приказывать я тебе не могу. Откажешься – претензий не будет.
 
Генерал явно чего-то не договаривал. У него наверняка был разработан какой-то «хитрый» план, и Журавлёв решил не прыгать «поперед батьки в пекло». Сысоев понял это. Он хлопнул ладонью по столу и сказал:

– Ладно. Обрисую, вкратце, ситуацию. Без вводной, похоже, нам всё равно не обойтись! Но имей в виду, мои догадки – это только мои догадки. Они могут оказаться и ложными. А мне не хотелось бы, чтобы у тебя, еще до начала работы, если ты, конечно, возьмешься за неё, сложилось бы предвзятое мнение. Так вот, наши специалисты считают, что пропавшие люди, равно как и исчезнувшие территории продолжают существовать, но только в иных сферах бытия. Я понимаю, конечно, что всё это может показаться тебе бредом сивой кобылы, романом Герберта Уэльса, однако же наши физики уверяют, что такое вполне возможно. И даже изобрели некий аппарат, способный отправить человека в иную реальность.

– Вот как? – сказал Журавлёв и скривил губу в усмешке. – И что же это за штуковина такая?

– Ну, сам-то я мало что в этом смыслю, – туманно ответил генерал. – Но суть его в том, что человеческий организм распыляют на мельчайшие частицы, или, если угодно, на волновые вибрации различных частот, а затем восстанавливают в мире ином. 

Полковник крякнул:

– Понятно…

– Что тебе понятно?
 
– То, что вы хотите распылить меня в этом чудо-аппарате и отправить в иные миры на поиски затерянных земель? Или я ошибаюсь? Кажется, о чём-то подобном я читал то ли у Беляева, то ли у кого-то ещё.
 
– Ты можешь и отказаться, – сухо отрезал генерал. – Как я сказал, претензий к тебе не будет.
 
– А возможность вернуться назад существует?

– Если бы её не было – какой смысл был бы тебя посылать? Это же всё равно, что отправлять тебя на верную гибель. Но, повторяю, это – не подтверждённая практикой разработка. Перед полётом Гагарина в космос, на орбиту Земли выводились спутники, совершали полёты Белка и Стрелка. А тут – никаких Белок и Стрелок. Полная неизвестность.
 
– И кому-то надо прыгнуть в неё? 

Генерал нахмурился, потом произнёс.

– Да. Ты, или кто-то другой, но кто-то должен сделать это, – он прихлопнул ладонью по столу. – В общем так. Даю тебе на размышления двадцать четыре часа. Завтра явишься ко мне к десяти ноль-ноль и доложишь о своем решении.
 
– Я могу доложить о нём уже и сейчас, – ответил Журавлёв. – Я готов.
 
Глаза Сысоева потеплели.
 
– Так, – протянул он. – Готов, значит. И кто бы сомневался в этом?

И неожиданно произнёс:

– Эх, Костя, Костя!  Да я и сам бы сел в эту чёртову машину и полетел бы в ней хоть в царство теней, да лампасы не позволяют… да и, чего греха таить, физподготовка уже не та…

Он почесал щеку, потом махнул ладонью, как бы отметая нечто несущественное.

– Ладно! – произнёс он. – Лирические отступления – побоку. Так вот, Константин Ильич, твоя задача – проникнуть… уж и сам не знаю, куда… и вернуться назад живым и невредимым. Никакой самодеятельности, никаких отклонений от поставленной цели. Туда – и сразу обратно. Сам факт твоего возвращения будет считаться огромным успехом. Учти, нам неизвестно, как там течёт время, и существует ли оно вообще. Какова там материя? Плотная, как и у нас, или же эфирная? Вопросы, вопросы… Одни сплошные иксы и игреки.

Он выдвинул верхний ящик стола, вынул из него папку с грифом совершенно секретно и протянул её Журавлёву.

– Для начала ознакомься с этими материалами. Здесь карты Светлограда и исчезнувших с ним областей, личные дела пропавших людей из отдельного особого батальона связи, спецназа и двух разведчиков. Маловероятно, конечно, что ты встретишь там кого-то из них, но… кто знает… Срок на изучение этой информации, – Сысоев постучал пальцем по папке, – неделя.

– Я могу взять это с собой?
 
– Нет. Тебе отведен отдельный кабинет, будешь работать в нём. Выносить из здания эти материалы запрещаю.

– А как с другими людьми, исчезнувшими из Светлоградской области? На них информация есть?

– Да, но не в полном объеме. Ведь их – тысячи. Так что погружаться в эту тематику на данном этапе нереально. Твоя задача – испытать аппарат и возвратиться назад. На этом – всё. Точка. Еще вопросы?

Три дня ухлопал Журавлёв на изучение послужных списков пропавших военных. Столько же времени ушло на проработку географических карт и фотографий некоторых улиц. Ещё день – на медкомиссию и день – на отдых.

За это время его несколько раз выдергивали к генералу для получения дополнительных инструкций. Но хотя перед ним ставилась задача отыскать пропавший город и сразу же возвратиться назад, каким образом сделать это высокомудрое начальство ему пояснить постеснялось. На тот случай, если Журавлёв окажется в нужных пространственно-временных координатах, но вернуться назад не сумеет и застрянет в мире ином, ему выдали два паспорта для легализации. Один на имя Максимова Александра Владимировича, работавшего на буровых скважинах вахтовым методом и ныне обретавшегося в Сибири, а второй – на имя Белосветова Игоря Владимировича, механика рефрижераторных секций, также пребывавшего в командировке. Вместе с паспортами Журавлёву были вручены и ключи от их квартир.
Оба эти человека были приблизительно одного с ним возраста, имели с полковником некоторое внешнее сходство и жили холостяками в отдельных квартирах.

В случае крайней необходимости полковнику разрешалось войти в контакт с капитаном Каленским Вольдемаром Рудольфовичем. Это был сотрудник из их системы, характеристики на него были самые положительные – специалист высокого класса, морально устойчив, коммунист.

На десятые сутки после достопамятного разговора в кабинете генерала, к дому Журавлёва подкатила неприметная машина – ГАЗ 24 тёмно-вишнёвого цвета. Было начало десятого, и полковник стоял на балконе третьего этажа. Его жена, Лида в это время находилась комнате, томясь дурными предчувствиями. Увидев автомобиль, Журавлёв вошёл в гостиную, и она спросила:

– Что, уже уезжаешь?

– Да, – сказал он.

Она посмотрела на него большими зелёными глазами, полными беспокойства, потом подошла к нему и прильнула к его груди. Он обнял её за плечи и прижал к себе – быть может, слишком уж крепко.

Так простояли они некоторое время, наконец он мягко отстранил жену и поцеловал её в прикрытые глаза. Она стояла перед ним, как маленькая беззащитная девочка, предчувствуя, что над их семейным гнездышком нависли чёрные тучи. И, хотя она не проронила больше слова, он понял её настроение.

– Всё будет нормально, малыш, – Константин ободряюще улыбнулся. – Смотаюсь кой-куда и вернусь. И, как мы и запланировали, двинем в Пицунду.

Из её глаз выкатились слезы, и она произнесла:

– Какая Пицунда… Какая Пицунда, Костя! Не надо мне никакой Пицунды… Ты только сам возвращайся домой, сам, живой и невредимый!

– Ну, ну, – произнёс он. – Чего это ты так расходилась? Не думай ни о чем плохом. Это же самая обычная командировка…

Но он видел, что она не поверила этому.
 
– Ладно, – сказал он. – За мной приехали. Давай-ка, присядем на дорожку.

Они присели на диван, он обнял её за плечи и поцеловал. Потом решительно поднялся на ноги.
 
– Ну, всё, пора...

Он чмокнул жену, подхватил свой дорожный чемодан, в который она ещё с вечера уложила его вещи, одарил её беззаботной улыбкой, махнул на прощанье рукой и вышел из квартиры.

Он спустился со своего этажа во двор и двинулся к автомобилю. Бросил взгляд на его номер и приблизился к дверце водителя. Тот опустил стекло, высунул голову и спросил:

– Константин Ильич?
 
– Так точно.

Водитель вылез из машины. Это был крепко сбитый мужчина лет около тридцати. Лицо у него было широкоскулое, волосы коротко стриженные, нос ровный, глаза серые.  Очевидно, он регулярно посещал спортзал и изощрялся там в каком-нибудь виде боевых искусств. Всё это полковник отметил машинально.
 
– А вас как величать? – осведомился Константин Ильич.

– Вадим.

Номер машины, имя, облик водителя – всё сходилось.

– Разрешите? – Вадим протянул руку к его чемодану.

Журавлёв позволил ему взять чемодан и уложить его в багажник. Водитель сел за руль, полковник занял место пассажира. Волга тронулась с места.
 
Они петляли по московским улицам около часа. Если их и вели товарищи из конторы, Журавлёву обнаружить это не удалось. Потом выехали за городскую черту и двинулись по шоссе. Через некоторое время машина съехала с бетонки и покатила по асфальтированной дороге, пролегавшей под сенью клёнов и иных дерев, затем свернула на просеку, проехала по ней метров триста и остановилась перед шлагбаумом. Люди в униформе проверили их документы и подняли стрелу. Через четверть часа машина подкатила к воротам двухэтажного особняка, обнесенного каменным забором. Здесь снова последовала проверка документов, ворота отворились, и они въехали во двор.

Журавлёв выбрался из машины и осмотрелся.

Двор был покрыт зеленым газоном, и на нём произрастали ели, туи, можжевельник. Живописными купами пестрели клумбы с астрами, гвоздикой, анютиными глазками, гладиолусами и прочими красотами Создателя – в их названиях полковник не шибко разбирался; возле кустов чайной розы хлопотал садовник – коренастый человек лет двадцати пяти, очевидно, умевший управляться не только с лейкой и секатором, но и с оружием, которое у него, скорее всего, было скрыто под рабочим халатом. В обрамлении валунов нежилось маленькое озерцо, и в нём струился фонтан. На берегу водоема сидела в раковине античная алебастровая девушка, печально склонив голову к плечу. О чём она горевала? Дом, увенчанный бурой черепичной кровлей, был выдержан в стиле минимализма (стены из серого кирпича без пилястр, фризов и прочих изысков.) Примыкавшая к нему веранда – под аналогичной кровлей. Неподалёку виднелся гараж. Камер наблюдения он не засек, но это вовсе не означало, что их не было.

Вслед за полковником, из машины вылез Вадим, открыл багажник и вынул чемодан. Журавлёв прошествовал по садовой дорожке к веранде дома, где его уже поджидал светлоокий человек спортивного вида.

– Константин Ильич? – осведомился тот.
 
– Он самый.

– Вас ждут. Прошу Вас.
 
Светлоокий протянул руку к двери, открыл её и ловко подхватил чемодан у Вадима, давая тому понять, что на этом его миссия завершена. Вадим помахал им рукой и двинулся к машинке. Войдя в дом, Журавлёв оказался в просторном вестибюле. Пол из бледного орехового паркета с коричневыми ромбовидными вставками, был очерчен двумя концентрическими окружностями в тон ромбикам, и в их центре стоял круглый полированный стол, а на нём красовалась то ли ваза, то ли волшебная лампа Алладина. Словом, вещь антикварная, явно не из дешевых. Стены – приглушённого песочного цвета, невысокие панели, напоминающие плитки шоколада; три двери с ажурными стёклами вели в какие-то комнаты, и над ними вздымалась винтовая лестница с кованными перилами. 

– Нам туда, – крепыш кивнул на лестницу и стал подниматься по ней; Журавлёв последовал за ним. На верхней площадке они остановились. На неё выходило четыре двери. Крепыш постучал в первую из них и осторожно открыл её...
 
– Прошу Вас.

Журавлёв переступил порог комнаты, его спутник внёс за ним чемодан и вышел.

Комната навевала мысли о кабинете писателя либо ученого. Сбоку от окна, завешанного золотистыми гардинами, стоял стол, и на нём – лампа с зелёным абажуром; как и лампа Алладина в вестибюле, она принадлежала к числу раритетных. По другую сторону стоял книжный шкаф. Судя по корешкам, книги в нём были отнюдь не детективного содержания. За столом сидел пожилой мужчина – смуглый, с обширной проплешиной и взъерошенными вокруг неё прядями пепельных волос. Нос уточкой, губы широкие, глаза темные, цепкие. На простака он явно не походил.

– Присаживайтесь, – сказал мужчина доброжелательным тоном.

Журавлёв присел на стул.

– Давайте знакомиться, – сказал хозяин кабинета. –  Меня зовут Балодис, Валдис Янович. А вы, как я понял, Журавлёв Константин Ильич?

Журавлёв кивнул.

– Как добрались?

– Нормально.

– Что у вас в чемодане?

– Так… Всякая всячина. Бельё, пижама, бритвенные принадлежности. Обычные вещи, которые я беру с собой в поездку.

Валдис Янович окинул его цепким взглядом.

– Жена собирала?

– Да...

– А как вы объяснили ей свой отъезд?

– Сказал, что уезжаю в командировку.

– Но сути дела не раскрывали?

– Нет, конечно.

– Простите, что задаю вам все эти вопросы, но мне поручено курировать ваше задание. И мне необходимо, прежде чем мы приступим к делу, всё прояснить.

– Валяйте, проясняйте, – улыбнулся Журавлёв, махнув рукой.

– Как ваше самочувствие?

– Как у космонавта!
 
– Спали хорошо?

– Отлично.
 
Валдис Янович постучал пальцем по столу. Потом сказал:

– Послушайте, Константин Ильич, я информирован о том, что вы прошли специальную подготовку и побывали в разных, прямо скажем, непростых ситуациях... Но тут – дело особого рода. Тут вашего прежнего опыта и навыков может оказаться маловато. Скорее всего, вы окажетесь в непривычной для вас парадоксальной среде. Опереться там будет не на кого, и действовать придётся в одиночку. В таких обстоятельствах ваше психологическое состояние выходит на первый план. Поэтому прошу вас отнестись к моим словам со всей серьезностью.

Он выдержал небольшую паузу и продолжил:

– Наши ученые сконструировали аппарат, который вам надлежит испытать. Но как поведёт себя машина? Это неведомо никому. Сумеет ли ваш организм справиться с поставленной задачей? Всё это отнюдь не праздные вопросы. Ваше сознание и ваша воля там, за гранью нашего мира, окажутся единственным оружием, на которое вы сможете уповать. Малейшее расслабление вашей воли – и вы можете угодить совсем не в те координаты и застрять в них на веки вечные. Так что мои вопросы – это не моя блажь, я хочу, чтобы вы уяснили себе это с самого начала. О Ваших ощущениях, мыслях и даже сновидениях вы обязаны докладывать мне, и докладывать подробно. Это необходимо для дела и, прежде всего, для вашего выживания. Это понятно?

– Да.

– Тогда двинемся дальше. Жить будете на этом же этаже. Внизу обслуга, столовая. Сейчас вы можете осмотреться, отдохнуть и пообедать. Полагаю, часика полтора Вам на всё про всё хватит?

– Вполне.

– Значит, договорилась. А потом прошу ко мне. Программа у нас напряжённая, а времени на её освоение остается не так уж и много.

Валдис Янович нажал на кнопку в столе, и на пороге появился светлоокий крепыш.

– Максим Валентинович, проведи Константина Ильича в его комнату и проследи за тем, чтобы он ни в чём не нуждался.

Светлоокий взял чемодан Журавлёва, и они вышли.

В своей комнате – а её дверь была третьей по счёту – Журавлёв осмотрелся. Стены его нового пристанища были выдержаны в строгих бледно-серых тонах. На окне – светлая тюль; шторы – цвета кремлевской стены, расчерченные в крупную золотистую клетку с темными квадратами внутри, выглядели довольно симпатично и наверняка понравились бы его жене... Над изголовьем кровати свисал на длинном шнуре колпак охровой люстры – если, не приведи Бог, этот колпак сорвётся и упадёт на него, задание можно будет считать проваленным в самом начале – в связи с его преждевременной кончиной… Платяной шкаф, письменный стол, кожаные кресла, тумбочка в неглубокой нише – всё было обставлено по высшему разряду… Стилист, похоже, не даром ел свой хлеб. Однако с антиквариатом он явно переборщил…

Журавлёв обернулся к своему провожатому.

– Можете идти. Если что-то понадобится, я вам скажу.

– Хорошо, – легко согласился светлоокий. – Если что, я внизу.

Он положил на стол ключи от комнаты и вышел. Журавлёв подошёл к окну и бросил взгляд во двор. Садовник по-прежнему возился с чайными розами. Алебастровая девушка горевала в раковине у водоёма. Больше во дворе ничего не происходило. Константин Ильич сходил в ванную, ополоснул лицо холодной водой из крана и спустился на первый этаж.

Светлоокий сидел в кресле, очевидно, поджидая его в соответствии с полученными инструкциями. Полковник нахмурился: только няньки ему здесь не хватало! При его появлении крепыш поднялся.

– Не хотите ли перекусить?

Они сходили в столовую и стали пить чай с булочками. Обслуживал их детина с темными пронзительными глазами, и под его бежевой курткой бугрились тугие мышцы; было ему где-то за четвертак… Полковник отметил, что обслуживающий персонал был исключительно мужского пола, выправку имел военную и его возраст колебался от двадцати до сорока лет.

После чаепития Журавлёв поднялся к своему наставнику, хотя из отпущенного ему времени на отдых не прошло и часа.

– А, – приветливо сказал Балодис, когда полковник, постучав в дверь, вошел в его кабинет. – Уже осмотрелись? – он взглянул на часы.

– Да, – ответил Журавлёв, усаживаясь на стул. – Вы сказали, что программа у нас насыщенная, а времени на её освоение не так уж и много. Так чего мне болтаться по дому без всякого дела?

– И то верно… – кивнул Балодис, пощипывая мочку правого уха.

Он встал, подошёл к книжному шкафу и достал из него один из томов.

– Для начала вам необходимо ознакомится с этой книгой, – он протянул Журавлёву увесистый том в тисненном коричневом переплёте. Журавлёв взял его и прочёл название: «История Светлограда и её земель».
 
– Зачем? – спросил он.

Валдис Янович сел в кресло и стал пояснять:

– Возможно, то, что вы прочтёте в этой книге, вам никогда не пригодится. Но, может статься и так, что эта информация сыграет ключевую роль. Вы знаете, что Светлоград стерт с лица земли. Руководство, – он поднял палец к потолку, – приняло решение отправить вас в этот город, и посему ваше сознание должно быть нацелено в эту точку, как стрела лука в яблочко мишени. Вы должны погрузиться в историю Светлограда, ваше сознание должно плавать в ней, как рыба в воде, понимаете? Этот город должен стать для вас своим, родным. Он должен притягивать к себе вашу душу и ваше тело, как магнит притягивает железо. Это – первое.

– А есть и второе? – подыграл Журавлёв.

– Да. Есть и второе, и третье, и десятое… Прежде всего, вам необходимо изучить биографию сержанта Петрова, и причём изучить её досконально. Он родом из Светлограда, и до службы проживал на улице Заречной, дом №45. Конечно, маловероятно, что вы отыщите его по этому адресу. Да и задача у вас стоит другая: попасть в Светлоград и вернуться обратно целым и невредимым. Однако оттачивать свой ум, нацеливать его на мишень вам необходимо уже сейчас… Кроме того, вы должны освоить азы релаксации, психического дыхания, работы с образами… Короче, дел у нас – невпроворот.

– Тогда не станем его терять, – сказал полковник и поднялся со стула, держа фолиант у груди. – Я могу идти?

– Одну минуту… – сказал Валдис Янович. – Ещё вот что. Постарайтесь свести общение с персоналом до минимума и не отвлекаться на пустые разговоры. Здесь, конечно, не монастырь, и давать обет молчания от вас не требуется. Однако же вам придется выдержать, своего рода, аскезу…

Манера поведения Балодиса импонировала Журавлёву: доброжелателен, умён, ненавязчив, мысли излагает ясно и лаконично: прямо не начальство – а отец родной! И как точно выбрал он это словцо: аскеза.

Действительно, аскеза!

За время своего пребывания в этом доме, Журавлёв почти ни с кем не общался, кроме своего наставника. Он прочёл историю города Светлограда, начиная от средневековья и до наших дней, пока, по образному выражению Валдиса, не стал плавать в ней, как рыба в воде. Нашествие ливонских псов-рыцарей, тревожный гром вечевых колоколов, звон мечей на полях брани, бесконечные распри князей, языческие верования и обряды наших древних пращуров, и воссиявший затем в их тьме свет христианства, и удушающий мрак европейского материализма, придавивший, словно гробовой плитой, всю Россию, и беспримерные подвиги его горожан во времена Великой Отечественной Войны… И хотя Журавлёв никогда прежде не бывал в Светлограде, ему уже казалось, что теперь это его родной, его любимый город, неотъемлемая часть его души…
 
Обучал его наставник и всяким иным премудростям: ритмическому дыханию, расслаблению ума и тела, погружению в некое пограничное состояние между явью и сном, во время которого эфирное тело Журавлёва выходило из своей материальной оболочки и странствовало в духовных мирах…

Особое место занимала работа с образами.
 
Балодис усаживал Журавлёва на стул в полутемной комнате, зажигал свечу, ставил на уровне его лица картонку с синим фоном, на котором был наклеен круг из золотой фольги с золотистыми же лучами, и предлагал своему ученику сконцентрировать своё внимание на солнце, требуя от него, чтобы его сознание слилось с мишенью. А потом – спустить тетиву своего сознания. И в момент расслабления, когда его духовная стела попадала в цель, Журавлёв с изумлением видел, как солнце на картоне начинало оживать, и двигаться по синему небу, и его лучи трепетали нежным ясным светом.

А потом учитель ставил перед ним рисунки городских улочек Светлограда, и прохожие, во время этих его упражнений, оживали на них, и даже являлись к нему во снах, как наяву, и обо всем этом Журавлёв подробно докладывал учителю.
Были и другие технологии, но и сказанного уже довольно…

И вот настал день, когда наставник сообщил Журавлёву, что его подготовка завершена, и теперь все будет зависеть только от воли Божьей и его духовной концентрации.

В тот день они вошли последнюю по счету комнату на втором этаже. Это было обычное помещение: стены выкрашены в глухой тёмно-зелёный цвет, потолок белый, гладкий. На окнах – спущенные жалюзи.

На паркетном полу лежал чёрный полированный диск приблизительно с метр в диметре и высотою сантиметров в пять. Балодис велел Журавлёву встать на этот диск, полковник сделал это, и учитель, вынув из кармана какую-то штуковину, нажал на кнопку. Диск осветился багровым свечением. Внутри Константина Ильича произошёл как бы беззвучный взрыв невероятной мощности, тело его разлетелось на атомы, и он увидел себя зависшим над черепичной кровлей дома под тёмными ночными небесами.
 
Так был совершен первый в истории человечества прыжок в иную реальность.

Продолжение 9. Лина http://proza.ru/2024/04/14/460