Цикл Сатурна. книга 2. часть 5. Настя (Валерий Педин) / Проза.ру

            Книга вторая.

            Часть пятая: Настя.

   Вы видели настоящих студентов? Странный вопрос, - да сейчас у каждого второго диплом вуза лежит в ящике мебельной стенки, а у каждого третьего – даже два. Бывает и по три…
Но смею утверждать, уважаемые: настоящих студентов вы не видели, и даже не представляете, что это такое…
   Потому, как – невозможно представить современного выпускника института, который не пропускал лекций, контрольные и курсовые писал сам; самостоятельно готовился к семинарам, и сдавал экзамены не используя «рыночных отношений».
   Каких только слов и выражений не придумают, чтобы завуалировать элементарную непорядочность.
   Как современный студент сдает экзамены известно всем, - поэтому не будем заострять. Нет, я не осуждаю: наоборот – понимаю – слаб человек, а так многого хочется… Но… доцент… профессор – как-то не вяжется… Наверное я не так воспитан, и многого не понимаю.
   Принято считать, что слова: стройотряд, спортсмен, КВН, комсомольское собрание и «на картошку» - это признак советского студента. Глубокое заблуждение – это все мелкие аксессуары, на самом деле, главное то, что советский студент - учился!    По настоящему, и серьезно.
   На то было несколько причин.
   Во-первых,- за неуспеваемость отчисляли. Во-вторых, - тех, кто не сдал сессию с «первого захода» лишали стипендии на полгода, а это – тридцать рублей, что составляло, примерно, одну треть от заработка молодого специалиста. В-третьих, - диплом гарантировал переход в социальную группу – служащие.
Вдумайтесь в это слово, и тогда станет понятно. Особенно, если учитывать, что в слове – рабочий, - звучит – «раб». В слове - колхозник, зашифровано «коллективное хозяйство», которое в нашей системе означало – напрасный труд.
Дальше не буду ничего объяснять…
   Нас, между прочим, интересуют студентки, а вернее одна: студентка пятого курса физико-математического факультета Тёшинского педагогического института Баринова Настя.
   Важную проблему она обсуждает со своей подругой и однокашницей, - Леной Колиной: распределение.
   Вы знаете, что такое – распределение после окончания вуза? Нет, уже нет… Как быстро летит время: меняются понятия, представления, - уходит в прошлое старая жизнь. Уже ушла…
Настя уверенно и напористо внушала подруге:
            - Лена, давай напишем запросы в две области, - для того, чтобы было из чего выбирать, да и надежнее – так.
Лена покорно соглашалась:
            - Давай – в две. Только в какие?
            - Какая разница? Чем дальше, тем лучше, - блестела темно- карими глазами Настя . Ей на самом деле было все равно – куда уезжать. Ветер дальних дорог уже кружил её умненькую голову. Да были и «другие причины»…
   А у Лены нет «других причин», да и в голове не «штормило», тем не менее, она аккуратно написала письма, вложила бумаги в конверт и – отослала. Она только удивлялась сумасбродностью подруги, хотя Настя на неё действовала - «магнетически».
На самом деле, ничего авантюрного Настя не предлагала. Это – обычное дело. Могли и без всяких запросов отправить по адресу – «Советский Союз»: три года необходимо отработать после окончания пединститута, - «куда пошлют» - таков порядок.
Кстати, ничего плохого или сверхъестественного в данном, девушки не видели, учитывая, что из этого порядка делались исключения.
Замужних не «распределяли». К своему месту жительства уезжали те, кто учился по направлению местных органов народного образования, - они там нужны.
С парнями проблем было меньше: многие охотно «распределялись» - из сельских школ в армию не призывали. А остальные…
Остальных «распределяла» вузовская комиссия, которая выполняла разнарядку. То, чем занимались подруги, называлось – самодеятельностью, и не поощрялось.
Им быстро ответили. Из областных отделов образования – Архангельского и Новосибирского (широк географический горизонт у советских студентов!) писали, что их с радостью ждут: у них нехватка – хроническая – учителей физики и математики.
Выбирать девушкам не пришлось. При распределении сказали:
            - Простите, уважаемые молодые специалисты, - вы учились в институте, который находится на территории Горьковской области, и поэтому мы обязаны обеспечить учителями свою область.
Настя не расстроилась: её направили в дальний район – Жильнинский. А Лену «распределили» в свой, - Тёшинский.

Какие крылья вырастают у выпускников вуза!
Получен диплом, - твердая, синяя книжечка, с серьезной гербовой печатью, с подписями председателя государственной! комиссии, ректора! преподавателей. Указана специальность – физика и математика, и квалификация: учитель физики и математики.
Но это еще не все: есть свидетельство медицинской сестры запаса – они военнообязанные. В военном билете записано – сержанты.
Главная гордость – академический значок: ромбовидный, эмалевый, светло-салатового цвета с выступающим изображением советского герба и раскрытой книги.
Они на самом деле - специалисты. За плечами, кроме теоретической учебы, несколько месяцев практики, где они самостоятельно вели уроки: объясняли, спрашивали, ставили оценки.
А сколько смен в пионерских лагерях! Дружба, которая завязывалась у Насти с её воспитанниками, продолжалось и после лагерных смен.
Разве не вырастут крылья? Ты знаешь, что в школе тебя ждут - ты нужен, как сейчас говорят - востребован. Никаких педагогических тайн для тебя нет, уроки – не страшат.
Уверенность – главное ощущение, - её ты просто излучаешь.
Кто может быть счастливее выпускника советского вуза? Уверяю вас – никто. Разочарование? - все впереди, а сейчас о ним не догадываются. И хорошо, что не догадываются. Должен же человек когда- нибудь чувствовать себя счастливым.
Я еще не упомянул главного: перед ним - непочатая, интересная жизнь; новые люди, новые встречи и… любовь.
Насчет любви - Настя нисколько не сомневалась. Но об этом – после.
Ведь про Настю, о которой речь ведем, читатель не знает. И родной город, где родилась и выросла, придется покинуть…
Давайте поговорим немного о городе, где родилась и жила моя героиня. Каждый город имеет свой характер, это уже, конечно - банально, но…
Знаменитый Утесов писал в своей книге: «Как хотите, но я буду кричать: Одесса – лучший город в мире!»
Тёшинск не Одесса, но, кое в чем и Одессу переплюнет.
Был, был я в Тешинске, - читатель; бродил по его старым улочкам, смотрел местные достопримечательности.
Поражала сохранившаяся центральная старая часть города, прилегающая к площади Ленина, на которой стояло внушительное здание собора.
Особенное впечатление эта часть производила в вечернее время, когда на плохо освещенных улицах становилось безлюдно и пустынно, и незаметны зияющие провалы в старине, нанесенные урбанизацией и безжалостным временем.
Как давно замечено, старые вещи и дома впитали в себя историю и сами стали наглядным свидетельством былых событий. По крайней мере, на меня они производят такое впечатление.
Мне вдруг вспомнилась судьба Шарля Лонсевиля, описанная Паустовским в одноименной повести и сами сложились строки, -«под Паустовского»: «По темной улице шел писатель. Было глухое время – поздняя осень. В эту пору хорошо покончить с собой.
Писатель был худ и плохо одет. Легкое, полулетнее, полуосеннее пальто не спасало его от знобкой осенней сырости.
Яркая, ровно наполовину обрезанная луна, - не грела, да и не могла согреть. Луна лишь напоминала о мироздании.
Хотелось просто умереть; и не было страшно от этой мысли.
Писатель знал, что после своей смерти он будет знаменит и популярен, но от этого не становилось веселее».
С такими упадническими мыслями я вернулся в гостиницу. Но на следующий день меня сильно развлекло одно событие: мысли о смерти рассеялись сами собой.
Что же произошло? Началось все как обычно. Надо сказать, что я приехал в Тешинск с целью сбора сведений о старинных зданиях, а для этого нужно было порыться в бумагах местного архива.
Приветливы провинциальные архивы, особенно если у тебя командировка архитекторского союза и соответствующее разрешение. Да, и я успел кое-что почитать об истории города, даже сделал выписку из старого словаря Брокгауза и Ефрона, который чудом сохранился у моего друга.
Привожу её дословно: «…расположен на правом высоком берегу р. Теши, при впадении в неё р. Шамки. Правый берег далеко господствует над окружающей местностью и город со своими 30 церквами представляет живописную панораму; а левый луговой берег с громадным селом Проездной Слободой, соединенной с городом довольно длинным мостом, и усеянный множеством селений, еще более оживляет картину. Несколько поодаль красуется увенчанная лиственной рощей «Святая гора» с Высокогорской пустынью. Тешинск принадлежит к древнейшим мордовским поселениям губернии. Уездным стал в 1779г. Жителей 11770 чел. Уч-ся 700чел. (городское четырехклассное училище, женская 4-х классная прогимназия, мужское духовное училище). 15 кожевенных заводов, 20 маслобоен, и 4 салотопенных завода, более тысячи мещан занимаются вязанием из цветной шерсти ботинок.
В Тешинске – 4 мужских, 3 женских монастыря».
Из архива, который располагался в здании бывшего монастыря, - я и шел, просидев часов шесть и делая выписки из документов.
Разумеется, ни 30 церквей, ни 7 монастырей в Тешинске уже не было. Я только посмотрел фотографию начала 20 века, отображающую панораму старого города и сразу бросилось в глаза: многочисленные культовые сооружения придавали городу особенно праздничный вид.
Заодно просмотрел старый план города. Все традиционно: центр города – площадь с собором, от неё радиально - лучами, отходят улицы старого города, а переулки образуют своеобразные полукольца, так как луговая сторона не застраивалась.
Все улицы сохранились, чуть ли не в первозданном виде, по крайней мере – мне так показалось.
По одной из таких улиц, - шагал, наслаждаясь тишиной, какой уже нет в столице. Понимал, что никаких «архитектурных новостей» не увижу. Тут я сильно ошибался.
Неширокая улица расширилась, превратилась в небольшую площадь - сквер, обтекаемый с обеих сторон узкой проезжей частью прежнего переулка, который пробился на следующую улицу, образовывая перекресток; я подумал, что вроде на старом плане тут никакой площади не было, как и перекрестка. Но удивило не это: посреди площади стоял памятник немецкому еврею – Карлу Марксу.
На усеченной пирамиде из шершавого бетона, который, вероятно, символизировал тюремные стены старого мира, величественно и внушительно взирала на современников голова мыслителя и революционера.
Голова впечатляла: бронзовый, высокий и широкий лоб, с какой-то складкой над бровями; две небольшие морщинки, видимо обозначали небольшие сомнения при выработке единственно верного учения, но решительный и уверенный взгляд показывал, что это не сомнения, а просто внутренняя углубленность. Грива бронзовых волос была поднята ветром грядущих революций.
Я воспроизвел в памяти выписку из словаря и смутился: какая-то связь этого символа с городом и его историей должна существовать?..
Никакой связи не ощущалось. Остановился в растерянности. Присел на скамейку. Требовалось время, чтобы в какую-то систему привести свои растрепанные мысли.
Мне казалось, что если я найду приемлемый ответ, то объясню для себя логику нашей истории.
В памятнике ничего угрожающего или призывающего что-либо завоевывать, - или покорять, кроме вполне безобидной надписи: «Пролетарии всех стран соединяйтесь». Да и сама надпись, к моему удивлению, была без восклицательного знака.
Смущала только тайная, двойная энергетика этого призыва-мантры пролетарского интернационализма. Приставка «интер», - абсолютно нейтральна, поэтому не несет угрозы, но в слове - нация, под которым в двадцатом веке спряталось слово – народ, скрыта громадная энергия. Так и не удалось мне объяснить эту надпись. Стал рассуждать дальше…
Почему изваяна только голова? Положим, это не новый образ.
Голова – единственная часть тела, которая может представлять всего человека. Голова Маркса показывает более высокий дух и маниакальное наше устремление в небо ( все выше и выше), но при этом не иметь никакой цели, кроме мечты сделаться, - «как боги». Очень вероятно. Да, конечно, голова здесь, - как символ мысли и идеи прометеевского прорыва, а волосы – символ силы.
Прометей, который добыл огонь для людей (тут я вспомнил, что именно Маркса называли Прометеем в нашей советской литературе), передав его в полом тростнике – это не только символ богоборчества. Это не только похищение огня в смысле воровства, а скорее взятие священного огня (знаний?) , раскрытие смертному человеку тайны богов.
А что? Очень, похоже: в одной древнерусской легенде говорится, что до первого греха люди огня не имели, но после грехопадения раскрылись адские врата, и пламя вырвалось наружу.
Прометей, в наказание за дерзость, был прикован цепью к скале, тогда – основание памятника символизирует эту скалу, - вот почему пирамида имеет необработанный вид – так задумано.
Я стал успокаиваться, - хоть что-то удавалось объяснить и уложить в определенную схему. Теперь оставалось разъяснить логику места. Ну, это проще.
Архитектура построена на символическом понимании пространства, устанавливает соответствие между различными планами бытия и при следовании определенной геометрической логике, сооружение оказывается заряженным священной силой (энергией).
   Памятник установлен на перекрестке, да еще искусственно созданном, а перекресток – всегда знак опасности, так как символизирует переход от старого к новому: перекресток – символ двери и символ выбора. Чтобы обеспечить этот переход на перекрестках с древних времен воздвигаются обелиски, алтари, просто камни. Поэтому нахождение памятника на этом месте хорошо объясняется.
Потом я выяснил – на этом месте была церковь, которую разрушили лет за десять до войны 1941-45г.г. Но храм стоял не на перекрестке, - его тогда не было - зато стала понятна логика революции и нашего богоборчества.
В принципе, все мне стало ясно, кроме неразъясненной надписи на памятнике и еше одной вещи…
Этот скверик никак не занимал пространства улицы: на всем протяжении пути, если идти к центру, хорошо просматривался божий храм. Создавалось впечатление, которое противоречило исторической реальности – наш путь, не есть путь к храму, наша задача штурмовать небо, как Прометей, а он-то как раз и не просматривался.
Чем больше я выстраивал логическую цепочку, тем больше понимал чужеродность и неуместность этого памятника в таком городе, как Тешинск. Можно было предполагать, что кому-то и когда-то может прийти в голову мысль, - убрать памятник, хотя его недавно установили.
Вот этого не хотел. Я догадывался, что в городах такого уровня – 70тыс. жителей – вряд ли есть подобное. Пусть стоит, - он никому не мешает, зато придает какой-то колорит и шарм этому городу. Вот тут и стало весело и легко, как будто решил долго мучившую проблему. Мне казалось, что это уже – история. На самом деле - было не совсем так…
Через сорок лет судьба опять привела меня в Тешинск. Старая часть города сохранилась, но не производила впечатления, которое называется – ретро, то есть не умиротворяла, а скорее – пугала.
Весь старый город уже представлялся ненужным, заброшенным хламом, который только ждет, когда его снесут и увезут останки.
Подошел к знакомому памятнику. Ба! Оказывается, голова изготовлена не из бронзы, как тогда, при слабом свете тусклого осеннего дня мне показалось. Просто была выкрашена бронзовой краской. Сейчас весь памятник был покрашен белой эмульсионкой, и сама голова – в мелких трещинах.
            - Да, друг – за тобой уже перестали следить, - это плохой признак, даже снег не сметают, - сказал основоположнику. Конусообразная шапка, которая образовалась от снега, делала голову мыслителя похожей на деда Мороза или дядьку Черномора.
Сама улица уже начинала застраиваться новыми, добротными особняками. За границей старого города, на проспекте, все сверкало вывесками магазинов, баннерами рекламы и победно-торжествующей музыкой того капитализма, которому предсказывал неизбежную гибель этот немецкий еврей, проживший тяжелую жизнь, и незавидным посмертием…
На самом конце улицы, где проходила граница старого города, возвышалась строящаяся коробка девятиэтажки. Напротив, через дорогу, при пересечении с оживленной магистралью, в маленьком скверике стоял новый памятник из бронзы: на скамейке, низко и горестно опустив голову, сидел молодой офицер. По периметру – фамилии солдат, погибших при исполнении интернационального долга.
Вот тут мне и стала, наконец, понятна, - эта надпись на памятнике о тех пролетариях…
Я поднял голову: все изменилось, но по- прежнему, - в начале этой прямой и недлинной улицы виднелся купол храма. Ведь все дороги в Тешинске ведут к нему.
Все, я дописал: а читатель, как я догадываюсь, пропустил эту малоинтересную схоластику. Нас ждет наша героиня. Ведь о ней рассказ, а не …
Настя – счастливая девушка: только что закончила институт.
Она с самого рождения была счастлива.
Есть дети, которые сразу рождаются красивыми, миловидными и желанными для всех. У них нет комплекса «гадкого утенка», -ни в детском, ни в подростковом возрасте, а уж в семнадцать лет – роскошная девушка: со всеми данными, - лет в тридцать, стать роскошной женщиной.
Именно с таких детей художники всех времен рисовали и рисуют ангелов. Милых, пухленьких детей, с невинно-лукавыми и широко раскрытыми глазами.
Они внушают любовь, настоящую любовь. Такую, какой она бывает в мечтах. Чистая, непорочная любовь земная, которая сулит и радости встречи, и радости узнавания друг друга, и радости чувственного наслаждения.
Именно, - наслаждения, а не брутального обладания самца и наслаждения самки.
У пухленького ангела, - маленький лук со стрелами и крылышки за спиной. Об этих атрибутах любви не надо забывать, они не случайны.
Лук и стрелы, - чтобы ранить сердце, сделать такой нежный укол, от которого оно встрепенется и встретит приветливый, добрый и понимающий вас взгляд.
Но, - не очень обольщайтесь. Крылышки даны не только для того, чтобы подлететь к вам и пустить стрелку с милой обворожительной улыбкой.
И вы подумаете: вот она, та, которую я ждал, - ведь мое сердце не может обмануть.
Те, кто по серьезнее, начинают думать иначе: вот моя вторая половинка, что бы достичь гармонии необходимо соединится, слиться с ней, - именно её мне послали высшие силы, - без неё не может быть жизни для меня.
А кто совсем серьезен, считают, что браки совершаются на небесах и именно «небеса» послали её вам, все уже предрешено «высшим советом»; именно её я ждал всю жизнь, то есть долгих двадцать лет. Она предназначена для меня, а я – для неё.
И, что самое важное: ни у кого не возникает мысли обладать этой девушкой, измять её, сорвать первый цвет. Это исключено.
Только долгий путь дружбы, путь ухаживаний, свиданий-провожаний, узнаваний друг друга; даже предполагались знакомство с родителями парня.
Настя не стремилась, но и не избегала таких знакомств. Она была уверена – всегда понравиться.
Но, никогда не следует забывать о крылышках: Настя быстро могла подружиться, влюбить в себя, но так же быстро могла и – упорхнуть. Сделать это с милой, не совсем обидной логической убедительностью. Да так, что надежды на возврат прежних отношений уже не возникало.
Вот они – ангельские крылышки, коварная, надо сказать, вещь. Многие на этом обожглись.
Настю трудно обмануть, - то есть, не про обыкновенный обман я веду речь: она сама никогда не влюблялась – в неё влюблялись. Это воспринималось как должное.
Выбирала, в кого пустить стрелку из этого изящного лука, но тот, в кого она попадала, об этом не догадывался. Парень считал - это он сам выбрал и начинал ухаживания.
И был счастлив, что эти ухаживания принимались не с безразличием принцессы, а находили теплый отклик, такой гармоничный, что юноше казалось – он любим и желанен.
Это кружило голову многим. Но кто знает коварство ангела? Никто. Наоборот, все считают, что ангелы не могут быть коварными по природе.
Правильно считают. Ангелы не коварны, боже упаси. Даже не следует подозревать. Наоборот, эти существа желают всем мира, гармонии и любви, только не знают – как этого достичь. А кто знает?
Ангелы – капризны и в какой-то степени – непредсказуемы: ведь не даром они – ангелы.
Умеют ангелы расставаться: без боли, обиды и сердечных ран. Только думалось потом: эта девушка не для меня, да и хлопот столько, что, пожалуй,… пусть лучше останемся друзьями.
А как же такие девушки выбирают поклонников? По первому взгляду, влечению, мимолетной влюбленности? Кто так думает – ошибается.
Логику Насти разгадать трудно, почти невозможно, потому как ангелы – сама ходячая логика и рациональность.
Нет, так не бывает. Бывает. Кстати, об этом нетрудно догадаться: как же получилось, что Настя закончила физико-математический факультет, - самый трудный и тяжелый в институте. И училась на твердую четверку, могла даже остаться и стать аспиранткой. Но, сами понимаете: ангел и аспирантка – две вещи несовместные.
Каких же парней она выбирала?
Первое, - Настя никогда не дружила с мальчиками из своего класса, а впоследствии – со своего института: все поклонники были из других учебных заведений.
Второе, - ребята со своего двора и со своей улицы, тоже – исключались…
Немного прервемся, - нужно объясниться.
К чему эти пространные рассуждения «про любовь»? данное слово вышло из употребления. Да и было это очень давно, - в прошлом веке. В наше время так не выбираются пары, чтобы соединиться. Сейчас, сразу, после мимолетного знакомства, - начинают «жить». Возможно – так и надо. Каждое время имеет свою моральную планку.
Но в то время так не было!
Настя, пусть неосознанно, поступала согласно вековечной женской логике: девушка должна быть загадочной, таинственной и труднодоступной. Женщина должна быть загадкой, которую мужчине нужно разгадывать всю жизнь.
Поверьте, без этого настоящей женщины не бывает.
Таинственность и коварство таких девушек заключаются в том, что они могли хранить не только чужие тайны, но, что тяжелее – свои.
Даже любимая подруга Лена мало знала о многочисленных поклонниках Насти. Были моменты, когда Настя дружила сразу с двумя парнями, назначая свидания в разные дни недели, - иногда, в разные часы одного вечера. Все проходило нормально, - без накладок.
Настя не терпела грубости, нахальства, подчинения чужим желаниям, если они не совпадали с её стремлением, и обожала шоколадные конфеты.
Парни, как будто читали её мысли: на второе свидание приходили с конфетами.
А как же с интимом? А никак, - никакого интима, в современном понимании не было у Анастасии Павловны. Она же будущий преподаватель. Но поцелуи-то были? Были, но Настя не любила целоваться. Почему, - сама не могла объяснить.
На самом деле, имелось одно обстоятельство, которое её спасало от многих необдуманных поступков: она долго и мучительно решала, - будто определяла – как ей по настоящему относится к парню, который нравился. Пока она решала, появлялся другой…
Кстати, в конфетах у Насти нужды не было. Нина Ивановна – Настина мама, работала бухгалтером в местной Росбакалее, а папа – Павел Петрович, на номерном заводе, в отделе снабжения. Единственную дочь они не баловали, но и не особо ограничивали. Одевалась лучше всех во дворе, деньги на карманные расходы у Настеньки всегда водились. У многих пионерок и комсомолок находились деньги на мороженое после кино? А она могла себе позволить.
Идиллическая картинка? К сожалению – нет. Павел Петрович, может и выпивал - «как все», но был ревнив: в пьяном виде             грозен и буен по-настоящему. Вот это отравляло жизнь Насти, и было главной причиной, что она с легкостью и каким-то освобождением жаждала уехать из любимого города после окончания института. Жалко было только маму…
Как все хорошо складывалось на последнем году учебы! Даже самой становилось немного не по себе.
Готовиться к защите дипломной работы уехала к бабушке – в деревню. Бабушка жила одна в большом пятистенном доме, позади которого – тенистый сад. В саду – старые яблони, среди них – любимая, сладкая летняя грушовка. И вишни, и кусты малины, смородины, крыжовника… Сад – детище дедушки, уже умершего.
Сейчас, года два, бабушка жила в деревне только в теплое время года: с наступлением холодов уезжала в город. В Тешинске у неё было двое детей: Павел - Настин отец, и самая младшая – Александра, которую в деревне все звали Шуркой; остальные проживали далеко.
Свою тетку Настя недолюбливала: она «учила жить» и была лицемерно-равнодушной болтушкой, которая постоянно хвасталась своими сыновьями-оболтусами.
Настя любила гостить в бабушкиной деревне. Какой-то старой-стариной веяло даже от самого названия этой небольшой деревеньки, домов в шестьдесят – Кудеиха.
В эту Кудеиху на пригородном поезде – час езды до станционного поселка, а потом шагать полевой тропинкой километра три. Лес начинался сразу, - за деревенскими усадами.
Настя, нагруженная сумкой с продуктами и бумажным пакетом с книгами, уже усталая, шла деревенской улицей. В деревне она знала многих, а её знали все.
Покойного дедушку уважали: он был абсолютно непьющий человек и отличный столяр. Бабушку любили за её доброту и прямой, незлобивый характер. Она привечала всех и никогда ни на кого не обижалась.
Насте нравились бабушкины рассказы о молодости. Она специально приезжала зимой, в каникулы, чтобы послушать про прежнее.
Летом у неё гостили многочисленные внуки и внучки: кроме её отца и тетки у бабушки еще три сына, не считая погибшего на войне сына-летчика.
Деревенские подружки в клуб зовут, а Настя нарочно не идет – хочется с бабушкой наедине поговорить.
Бабушка по секрету рассказывала Насте:
            - Женихов у меня было много… - внучка, не дослушивая, сразу задавала вопрос.
            - Почему, бабк? Ты красивая была? – бабушка не обижается и не удивляется этой простоте, с достоинством отвечает:
            - Про красоту раньше не говорили, а что я ловкая и ладненькая – подмечали, - и продолжает рассказ.
            - Мой первый муж, Вася, уехал в Москву, на заработки и конкретно ничего не сказал, что, мол, приеду – свадьбу сыграем, - Настя в полном изумлении.
            - Бабушка, какой первый муж, какая свадьба?
            - Ну, не муж еще, парень которому я нравилась, и он мне по сердцу был, - бабушка продолжает.
            - Уехал еще перед филипповками и на рождество не вернулся. А меня стал другой сватать, из соседней деревни. Я в большое сомнение – вдруг меня Вася не возьмет? Родители ко мне с вопросами: ну, что он тебе сказал, как нам быть? А как быть, я и сама не знала. Так и засватали: стали к свадьбе готовиться. А мой-то любимый из Москвы вернулся и ко мне с укором: «Что ты наделала?» Я оправдываюсь: «А ты, почему мне ничего точно не сказал?» А он: « Ну, все – давай рассватывайся, мой отец все убытки возьмет», - бабушка замолкает, после небольшой паузы, продолжает со вздохом.
            - Так и рассватались, а убытки свекор возместил – зажиточные были, - Настя опять перебивает.
            - Как же получилось, что ты, в конце концов, за дедушку замуж вышла? – бабушка, как будто не слышит – продолжает свою повесть…
            - Первое время, мы на хуторе жили – там хозяйство крепкое было. В это время уже можно было землю покупать и на хутора выезжать. Мой свекор постоянно в Москву ездил - у купца в трактире поваром работал. На заработанные деньги хутор завели: и земля была, и скотину держали. Все бы хорошо, да очень скучно, людей не видишь, - обращается к Насте.
            - Ведь, старший-то твой дядя – Федор – от первого мужа, который погиб в империалистическую… - рассказчица спохватывалась и шепотом.
            - Ты, смотри, при дедушке чего не ляпни. Спать давай: дед-то уж в задней комнате свет потушил, наверное, все свои журналы прочитал. Завтра воскресенье, вот и доскажу.
В передней комнате, где они беседовали – две кровати с высокими пружинными матрацами. Настя укладывалась, бабушка щелкала выключателем.
В комнате, с крашеными деревянными полами – тепло. За окнами заснеженная, темная деревенская улица. Тишина, глушь и покой…
Утром, когда Настя просыпалась, бабушка уже заканчивала хлопотать возле печки. Дед что-то строгал и стучал у себя в столярной – дощатой мастерской, пристроенной ко двору.
Настю посылали к дальнему колодцу за водой для чая, - считалось – там вода вкуснее.
Ставился самовар, варились яйца в «мешочке», как любили бабушка и внучка. Резалась крупными кусками, привезенная из города, аппетитная и вкусная соленая селедка. Из печки вынимали горшок с топленым молоком, пироги.
Начиналось священнодействие, то есть – чаепитие. Бабушка умела обставить как-то по-особому. Получалось, - простое чаепитие – как праздник: душевно, уютно и торжественно.
Она продолжала рассказ:
            - Замуж-то вышла по любви, хотя раньше такого слова не знали, - говорили – суженый, - бабушка замолкала, внимательно смотрела на Настю.
            - За тобой, я смотрю, тоже много ухлестывают. Смотри, головы не теряй: суженый-то и сейчас – один, - и добавляла.
            - Ты хоть и невеста, да нет тебе еще места, - Настя скромненько молчала, хотя в душе была не согласна с бабкой. Разговор продолжался.
            - Да, Настенька – вот как бывает. Когда у меня Василий на фронте погиб, у этого мужика, который меня сватал в парнях, в это время молодая жена померла… - бабушка задумывалась. Настя таила дыхание, пораженная необычным поворотом судьбы, в голове мелькало: «Вот про какого суженого-то говорила…» Но бабушка неожиданно оживлялась и продолжала спокойным, ровным голосом.
            - Встретились мы на могилках… на нашем сельском кладбище. Я туда плакать ходила, после получения похоронной бумаги, а он – на могилу к жене покойной. Посидели, погоревали… - Настя не выдерживает и перебивает.
            - Бабк, а почему же вы не сошлись, - никаких помех не было? – бабушка, - уверенно.
            - Не судьба. Но на самом деле – ведь обидела я его тогда своим рассватыванием, да и я не могла еще через первого мужа переступить, память берегла… - Насте становится жалко бабушку: а она продолжает, нисколько не расстроенная воспоминаниями.
            - А за дедушку, я тоже с неохотой пошла, даром, что он парень был: сторонились его девки, - видно суровым казался. Да тоска хуторская заела…
Настин дедушка, на самом деле, представлял довольно редкое явление в советской деревне. Будучи рядовым колхозником, выписывал множество журналов по садоводству, пчеловодству. Что-то опылял, прививал в своем саду: и был великий молчун, и труженик. Они с бабушкой родили и вырастили пятерых детей. Пока были живы, их просторный дом всегда был уютным и манящим для многочисленных внуков.
Бабушка заканчивала свой рассказ, совершенно неожиданным для Насти наставлением.
            - Напрасно вчера в клуб-то не пошла. Ты ходи, - веселись с подружками, да с парнями – молодость быстро проходит.
Про молодость, и что она быстро проходит – Настя и ухом не вела. Как это проходит? Да никогда она не пройдет…
Но сейчас она приближается к бабушкиному дому, и ей не до гуляний, - через неделю экзамены, а потом защита дипломной работы.
Может она бы и не поехала в Кудеиху, да дома обстановка накалилась. Настя, выведенная из себя, вылила в раковину водку, которую отец собирался выпить.
Поэтому, хоть и улыбалась всем приветливо, но настроение – сами понимаете.
А, вот и тетя Катя Блохина навстречу, - за водой ходила (по воду – так в Кудеихе говорят).
Она и сообщила, не очень приятную новость.
            - У бабушки – гости: Шуркины сыновья приехали.
Встреча с двоюродными братьями означало одно – посидеть над учебниками не сможет. Это и подтвердилось.
По изменившемуся выражению, тетя Катя поняла, что Настя не знала о приезде братьев, и несколько раздосадована.
            - Да, - чем они тебе помешают, - все веселее будет. Они с утра веселую музыку крутят, - слышишь – это у вас играет.
            - Теть, Кать, я приехала заниматься. Вот, пакет книг везу, - чуть не в сердцах выдохнула Настя.
Эта красивая женщина, которая очень доброжелательно относилась к Насте, как будто ждала этих слов.
            - Настенька, да ты приходи к нам. Готовься, - хоть по всем ночам. Мы тебе мешать не будем: пусть свет хоть всю ночь горит.
            - Так я вам помешаю, - вам ведь отдыхать надо.
            - Нет, - мы в другой половине спим, - утвердительно добавила, - и муж будет рад.
Настя не удивилась этому предложению, даже обрадовалась неожиданному выходу из ситуации: понимала ход мыслей и стремлений этой приветливой женщины, - угадывала, что она имеет на неё свои «виды». Анастасия не находила в этом ничего зазорного или оскорбительного для себя.
Блохины со дня на день ждали приезда своего сына – Александра: заканчивался срок его солдатской службы.
Настя знала Сашу Блохина, но не настолько, чтобы считать себя его невестой. Они даже не переписывались.
Как же, иногда, плохо понимают девушек! Настя вовсе не думала о замужестве.
Насмотревшись на сцены ревности и жестокости, которые устраивал родной отец, ничего хорошего в семейной жизни не находила.
Временами мелькала мысль: «Ни за кого замуж не пойду. Не хочу терпеть произвол мужа. Мужчина нужен для того, чтобы завести ребенка. Как бы хорошо мы жили с мамой, если бы не отец».
Тем не менее, это не мешало дружить с парнями. Очень сильно юноши ошибались, принимая её благосклонность за возможную симпатию, которая перерастает в любовь.
Тонка и незаметна грань, отделяющая дружеские чувства, которые питает девушка к юноше, - от любви земной.
Поэтому, – не любила целоваться, особенно в губы: с друзьями не целуются.
Часто, очень часто кружился в голове нехитрый мотив песни: «Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу…»
Вот какой ветер шумел в умненькой головке, и светила ей не притягательная и близкая Венера, а далекая, путеводная Полярная звезда…
А Сашина мама не догадывалась? или не понимала, что никаких особых чувств Настя не испытывала к её сыну.
Насчет «звезды» - вряд ли. А насчет чувств…
Тут простой и правильный житейский расчет, который еще никому не вредил, и, - естественно, материнская забота о сыне.
Нравилась Екатерине Ивановне эта девушка. Еще два года назад собралась у них в доме компания молодых людей, - отмечали новый год. Зоркий материнский глаз следил за девушками, парнями, сидящими за столом: интересовали, конечно - девушки.
Высмотрела и выделила Настю из этой шумной и веселой гурьбы. Ничего вульгарного: скромна, приветлива. Красота Насти, - особая, именно то, что сегодня называют нерусским и непонятным словом – шарм. Парни к ней относятся уважительно. Скромна, но довольно решительна.
И тут её как озарило – ну, учительница, настоящая учительница: хотя, озорство какое-то, детское, - проглядывает.
Сыночек у неё, тоже – не последний парень: высокий, статный. Из армии не простым солдатом придет – старшим сержантом и командиром отделения, и специальность есть – механик, - техникум закончил.
Не много ли замысловатых выражений для простой заведующей колхозной фермой из Кудеихи – Катерины? Не думаю, да и не из Кудеихи она родом: из Ленинграда.
Во время блокады привезли их – подростков – в Тешинск и расселили по селам. Когда вернулись холостые ребята с фронта, на своих ровесниц уже не смотрели: приглядывали моложе.
Так и получилось, что обратно в Ленинград – не вернулась. Здесь нашла свою судьбу. Родители погибли, а тетки и дядя в Ленинграде всю блокаду: выжили.
Она хорошо помнила свой город и хотела, чтобы её единственный сыночек туда уехал, да и родня звала.
Целую неделю прожила Настя у Блохиных, - к бабушке только ночевать ходила.
Какими вкусными пирогами её угощали! Муж тети Кати – не простой колхозник, - продавец в сельском магазине.
Катерина Ивановна – прекрасная хозяйка: аккуратистка с умной головой и умелыми руками. Ненавязчиво, то ли учила, то ли проверяла способности Насти к самостоятельной жизни.
Открывала шифоньер и показывала девушке свой «порядок».
            - У меня здесь вещи для праздника, здесь рубашки; здесь простыни, наволочки.
Настя хорошо понимала, что эти показы неспроста: и ей нравились чистота, и порядок в доме, нравилась Катерина Ивановна и её муж – дядя Саша, который каждый день ловил карасей, как будто специально для неё. Хорошо ей было в этом приветливом и уютном доме!
Нетрудно догадаться, как будут развиваться события. Сценарий опробован и сбоев почти не бывает. При условии – не делать глупости. А их, как раз, никто делать не собирался.
Настю не волновала ожидаемая встреча с Сашей Блохиным: считала, что никто не может помешать принимать решение самой. Была, так сказать, хозяйкой положения. А это значит, что правила «игры» устанавливает она. Ведь никому и ничего не обещала.
А если ей понравится парень по настоящему, то почему же не выйти замуж? Саша, как его помнила, парень симпатичный, правильный: смущало одно – иногда заикался, почти не заметно.
… Защитила дипломную работу, сдала государственные экзамены, и приехал из армии Саша…
Нам не дано знать истинную логику и смысл событий, поэтому не можем влиять на развитие собственной линии жизни.
… Началось то прекрасное, но очень короткое лето, которое Саша Блохин вспоминал всю жизнь…
Какое солнце светило, какое было синее небо! Как неожиданно и быстро собирались клубящиеся тучи, гремел гром, сверкали молнии – лил теплый благодатный дождь. Гроза заканчивалась:
опять небо, солнце и – радуга!
Каждую неделю Настя приезжала к бабушке. На самом деле – к Саше. Днем они бродили по лесу, собирая или ягоды, или грибы.
Если было жарко – купались в деревенском, очень глубоком пруду. Вечером гуляли за околицей - клуб в Кудеихе уже закрыли - целовались.
О чем говорили влюбленные? Обо всем. Только, может это покажется странным, о будущей совместной жизни – ни слова.
На самом деле, по-настоящему влюблен был только Саша. От любви не потерял голову. Он был ошеломлен необыкновенным чувством, от которого пьянеешь без вина.
Это была чистая мечта, которая вот-вот станет реальностью. Хотелось, чтобы такое состояние длилось и длилось…
По своей молодости просто не знал, что такое – любовь. Не имел этого мучительно-трудного опыта. Ему нравилась красивая, веселая и ладная девушка: видел её искренность, чувствовал, что они очень похожи. Он сам себе нравился: казался взрослым, самостоятельным и солидным. В Кудеихе любовались, глядя на молодую пару.
Насте этот парень был очень симпатичен, но какой-то внутренний контролер не доводил дело до неизбежного. Не было жара любви – страсти. Но ведь целовались? Поцелуи бывают разные: эти, - походили на некий обязательный ритуал. Такое положение устраивало обоих.
А может это и не контролер: просто, какая-то тревога «сидела» внутри и не позволяла расслабиться. Тревога – это предстоящий отъезд из дома, это неопределенность жизни и неизвестность ближайшего будущего.
Настя никогда надолго не уезжала из дома. Две учебные практики, во время которых ей пришлось работать в сельских школах и жить на квартирах – не в счет. Они были короткими – полтора, два месяца, да и домой ездила каждый выходной.
Погостив день или два в Кудеихе, Настя возвращалась в Тешинск, не догадываясь, что эти отъезды помогают сохранять девичью загадочность и свежесть чувств: мираж любви не рассеивался…,
Дома у неё тоже были занятия…
Она любила свои деревянный двухэтажный дом, в котором их семья занимала удобную квартиру на первом этаже: две просторные, светлые комнаты с высокими, белеными потолками и кухней.
Окна обоих комнат выходили на солнечную сторону. Весной и летом, в ясные дни, солнечный свет заполнял обе комнаты, создавая ощущение купания в лучах.
Блики от стекол и гладкого, крашеного пола создавали причудливую паутину на стенах и потолке. Недаром переулок назывался – Южный.
Вместо цивилизационных удобств, в просторном дворе, затененном двумя старыми березами и раскидистой липой, стоял деревянный, общий туалет. Вода в колонке: нужно пройти переулком и выйти к автобусной остановке.
Границу двора обозначали сарайчики для дров, которыми топили кафельные печки-голландки.
Прямо от дома начинались тешинские луга, где бродили цыганские кони: цыгане жили неподалеку, в поселке, который слился с городом.
Пройдешь луговой ровной дорогой, и – вот она, - любимая речка – Теша: встречай питомицу.
Настя, можно сказать – выросла на этой речке. А когда, её, - и так не худенькое тело, приобрело соответствующее девушке формы, стала украшением этих вод и берегов.
Плавать она могла бесконечно долго: после купания не чувствовала озноба и усталости, - отдыхала в воде. Проплывала вверх по течению до Ивановских бугров и плыла вниз до лодочной станции и впадающей в Тешу речке Шамке, - это больше двух километров.
Ниже не спускалась, так как в Шамку сливал промышленные нечистоты номерной, военный завод, на котором работал отец Насти.
Раз в год, на девятое мая, их дом подвергался своеобразному испытанию. Мирное течение жизни тенистого двора нарушалось, - множество людей неожиданно заполняла узенький переулок.
Люди шли толпами, чуть не колоннами: веселые разговоры, транспаранты, знамена, эмблемы предприятий. В руках сумки с закуской, водкой, вином…
Массы людей выплескивались через узенькую улочку на простор тешинских лугов и двигались по направлению к холмам, - они и назывались Ивановскими буграми.
Народ шел отмечать день Победы.
Никто и не помнил, как простое возложение венков к памятнику погибшим воинам, который находился на старом Тихвинском кладбище, превратилось в мощную демонстрацию трудящихся, плавно переходящую во всенародное гуляние.
Цеховые профкомы, уже по ходу шествия, высылали ходоков на бугры занимать удобные места, раскладывать закуску…
На такие стихийные действия городские власти не додумывались адекватно отвечать. Поэтому не предусматривалось ничего, что могло разрешить некоторые проблемы естественного характера.
Деревянный туалет в их дворе подвергался интенсивной осаде, впоследствии жильцы дома, наученные горьким опытом, готовясь к этому дню, забивали горбылями двери нужного заведения.
Зато можно было наблюдать народное гуляние. Праздничные, живописные кружки на зеленой, молодой траве. Песни под гармошки и баяны, даже импровизированные танцы.
Расходились тоже группами, - веселые и пьяные. Несли на плечах обвисшие флаги…
Партийное руководство планировало только демонстрацию, а все остальное - народная инициатива.
Чиновничьи головы никак не могли понять, что истинные праздники устанавливаются не по указу, а рождаются в душе народной по единому порыву и эстафетой передаются от поколения к поколению.
   С того времени, как отец стал работать на заводе, кончились их лишения, но зато – начались страдания, - так рассказывала Насте мама.
Вообще, их лишения кончились, когда Тешинск на короткое время – два года – неожиданно стал областным городом. Десять районов, южной части Горьковской области, образовали новую административную единицу.
Молодая чета Бариновых приехала в Тешинск за два года до рождения дочери, - в начале 50-х.
До этого, по спецнабору, их, как молодую русскую семейную пару, направили в Калининградскую область. Павел Петрович работал начальником отдела кадров большого военно-прачечного комбината. Жена – бухгалтером на этом же предприятии.
Но, молодой фронтовик, прошедший всю войну, неожиданно стал чувствовать себя плохо, - болела печень. Врачи посоветовали сменить место жительства – здесь не тот климат для него. Пришлось уехать на родину. Устроились на квартиру в Тешинске, но месяца три не могли найти работу.
По молодости, по житейской неопытности, и, боясь потерять угол – это скрывали. С утра уходили на поиски работы, - мыкались по разным мелким конторам – везде только обещали.
Ближе к полудню выходили на берег Теши, разжигали костер и пекли картошку. Ей и обедали. Возвращались к вечеру, как будто с работы.
Настина мама – Нина Ивановна - без слез не могла вспоминать эти мучительные месяцы.
Но, когда образовалась область, Павел Петрович получил должность в отделе кадров областного Вторчермета. Тогда-то они и переехали в этот, только что построенный дом.
Начальник сказал отцу: «Павел Петрович, выбирай любую квартиру, - какая понравится».
В это же время стали строить этот номерной завод: понадобились проверенные люди. Павла Петровича пригласили в обком и рекомендовали в отдел снабжения.
Настин отец воевал в батальонной разведке: несколько ранений, награжден орденами, там же, - на фронте – вступил в партию.
Тут и наступили – страдания. Мир и покой воцарялся в их доме на очень короткое время: незадолго до получки, примерно за неделю. Нет, Павел Петрович исправно и благородно отдавал немалую зарплату жене: потом постоянно требовал дать ему на бутылку.
Пил, в основном, один. Собутыльников не было и товарищей домой не водил. Со стороны – примерная семья и примерный семьянин.
Жена ухаживала за ним, как за хрустальной вазой. Всегда приличный костюм, шляпа, отутюженная рубашка, галстук, - да не на «трусиковой» резинке, а – завязывался.
Выглядел как инженер, а не простой командированный снабженец.
Настин отец напивался, если это можно так назвать – странно. Он не качался, не падал, - просто терял контроль над собой: обвинял жену в несуществующих грехах, бессчетно бил посуду, мог ударить и выгнать на улицу.
Нина Ивановна с дочерью часто ночевали у соседей и знакомых.
Утром вставал - как ничего не было - свежий, бодрый, и без головной боли. На работу никогда не опаздывал и не прогуливал.
Когда денег оставалось только на еду, - выпивки кончались. В квартире устанавливалась тишина, все ходили на цыпочках. Павел Петрович раздражался на малейший шорох и скрип двери.
Не слышались боевые команды и крики: «Разведка! - Вперед! Да здравствует сила и мощь Советского Союза!»…
На самом деле Настин отец болел обыкновенным психическим расстройством, которым болели все фронтовики, побывавшие в адском пламени и не верившие всю войну, что они останутся живы. Они выжили в боях, но с «войны не вернулись». Вот как это надо понимать…
Все эти бои «домашнего значения» брала на себя мама. Нина Ивановна понимала истинную причину этих «психов», имела неизмеримое терпение и мужество.
В остальное, «мирное время» Павел Петрович по- своему любил свою жену и обожал дочь, которую называл ласкательно – Настюша. Правильно говорил известный русский писатель – добро и зло ходят рядом…
В это лето у Насти не так много времени на развлечения. Весь июнь прошел в хлопотах институтских, а в половине августа её ждала школа, - новое место работы и жительства.
В середине июля решили съездить с мамой в Жильну. Купили билет на сибирское направление, хотя до рабочего поселка ходил пригородный. В пути выяснилось, что поезд Жильну проезжает без остановки, а встает на небольшой станции – Княжиха. От Княжихи добрались на пригородном дизеле.
В районном отделе встретили приветливо, объяснили, что Анастасия Павловна будет вести часы физики и математики в Языковской средней школе. Это сорок километров по трассе, - туда ходит автобус два раза в день.
Больше в Жильне делать было нечего. В центре рабочего поселка находились райком-исполком, несколько магазинов, столовая, дом быта, дом культуры. Почти в центре этой небольшой территории, - асфальтированная площадка, обсаженная тополями с обязательным памятником Ленину.
Оказалось, что поезд на Тешинск будет только поздно вечером. Домой вернулись усталые, даже измученные, но не потерявшие оптимизма.
Почему же не испарился оптимизм, хотя бы у Нины Ивановны? Её поколение – оптимисты по природе. Они искренне верили, что трудности в стране всегда временны и всегда преодолимы.
Было еще одно обстоятельство: Настина мама не знала по настоящему истинно русской глубинки. Город, где она родилась – Касимов – по возрасту равен Москве, - лет на пять моложе: и вся её родня, неизвестно с какого колена, всегда жили там.
Настя как-то успокоилась, побывав в районе, где придется работать три года. Ничего страшного, - была же она на практике в сельских школах.
Через короткое время съездила в Москву, купила некоторые вещи. В столицу Настя каталась часто. Поезд прибывал на Казанский вокзал рано утром: днем можно сделать покупки или сходить в Третьяковку, а вечером – домой. Двух дней – суббота, воскресенье – хватало.
Остальное свободное время, не считая поездок к бабушке, Настя проводила со своим воспитанником – Володей.
Трудно найти слово, наиболее точно отражавшее отношения с семнадцатилетним юношей, который больше походил на взрослого мальчика-подростка.
С ним она познакомилась четыре года назад. В пионерском лагере, где Настя и Лена были вожатыми, - в их отряде, был и этот тринадцатилетний мальчик-сирота.
Володя жил с бабушкой в каком-то селе. После окончания восьмилетки учился в техническом училище. Настя встретилась с ним случайно: узнали друг друга. И в это последнее лето у Насти появился личный паж.
Володя приходил к ней в Южный переулок. Играли в настольный теннис, ходили купаться. Настя как бы шефствовала над ним. Благодаря этому Володю не трогали местные ребята.
Конечно, - паж был влюблен в принцессу! Принцесса о принце не распространялась, давая пажу надежду на благосклонность и внимание, может быть больше, чем ему положено по статусу.
Она являлась ему в нескольких лицах: то, как строгая учительница; то, как старший товарищ «неглупый и чуткий»; то, как девушка, которая позволяет! за собой ухаживать.
Да, с такими принцессами - не соскучишься!
Как же обстояли Настины дела в Кудеихе?
Она рассказала Саше о поездке в Жильну, - поделилась впечатлениями.
Молодой человек внимательно выслушал: не очень решительно обронил фразу:
            - Насть, так ведь ненадолго.
            - Как это ненадолго, я собираюсь, как положено, - три года отработать, - очень спокойно проговорила Настя, как будто проверяла реакцию на ответ.
            - Кто же оценит такую самоотверженность? – эх, напрасно это сказал: понял – да уж поздно.
Настя резко и твердо проговорила:
            - Я не хочу установленный порядок нарушать. В конце концов – какая разница, - где учить? – добавила, уже мягче, - в сельской школе я работала, знаешь, как меня дети любили.
Это была первая несогласованность, хотя позицию четко выстроила Настя, - у Саши не было никакой позиции. Вернее была, но в мыслях: «Через год поженимся. Я еще сам не при деле. Уеду в Ленинград, устроюсь на работу, - там видно будет. Да и погулять надо, - хоть годик».
Почему же прямо об этом не сказал? Саша был не уверен, что эта девушка согласиться стать его женой. Он ждал подтверждения своему чувству, каких-то слов верности или действий…
Эх, Саша, - ни о чем ты не догадался! Действовать надо было тебе!
Но какие-то сомнения после этого разговора появились. Осторожно стал выяснять точку зрения мамы. Катерина Ивановна полностью была с ним согласна. Подтвердила мысли сына.
            - Конечно, сынок, маленько рановато семью заводить. Настя девушка умная. Подождет до следующего лета.
Но сама призадумалась.
Статус жениха и невесты современными традициями, да и законами не предусматривался. Но здесь как раз такой случай, что именно это надо было закрепить.
Инициативу взяла на себя Катерина Ивановна. Многое хотят и могут мамы. Сыновья даже не догадываются, до определенного момента, что действуют и поступают по маминым предначертаниям. Отцу перечить легко, попробуй маме возразить. Любовь слепа, материнская – тоже, иногда недальновидна.
Ясность была внесена, и договоренность, такая, - словесная - состоялась. Настя с ней была согласна, - для неё это было просто, так как ни к чему не обязывала: удивительным было это лето - миражное облако не рассеивалось. Решили: свадьба через год. Катерина Ивановна повторяла, как заклинание:
            - Ну, вот Саша устроится, годок поработает, а на следующий год свадьбу сыграете.
Через Настину бабушку этот замысел стал известен Нине Ивановне, - та не возражала и ни на чем не настаивала. Она лучше Блохиных знала свою дочь.
Все произошло в лучших традициях, и это нужно было – закрепить. Для этого собрали стол, то есть пригласили близких родственников, Сашиных друзей, - а Настя уже в качестве невесты. Но, прикрытие – возвращение сына из армии и его предстоящий отъезд. А «невеста», - это подразумевалось. Все непросто в этом мире условностей…
Сидела Настя за праздничным столом и такое ощущение, - чуть ли не в первый раз, - это не с ней происходит, она здесь обыкновенный свидетель. Отвечала на вопросы, смеялась, - вела себя безукоризненно, с точки зрения своей роли. Но чувство «зомбированности» - не проходило.
Через неделю Саша провожал её не станцию. По обе стороны дороги желтое поле яровой пшеницы, с западной стороны подозрительно клубились тучи. Первые крупные капли дождя прошумели в хлебах, но ливень не начался, - темная туча быстро двигалась к востоку, их задело только краешком.
Наступило время прощания. Все уже сказано: писать сразу, как только попадет в это далекое Языково; писать подробно…
Мысли Насти витали уже не рядом с Сашей: для неё началась новая жизнь. Она чувствовала странное для себя облегчение и невольно торопила момент прощания и отъезда.
Показалась голова состава, замелькали, тормозя, вагоны… Молодой человек стоял, положив руки на плечи любимой девушки, вдыхая запах её роскошных волос.
Поднял кверху голову и заметил: на восточной стороне, куда уплыла туча, встала необыкновенно крутая, яркая радуга. Неожиданно вспомнил, что до этого были красивые радуги, но все – пологие, - предвещали дождь…
Свистнул локомотив, лязгнули колеса, поезд тронулся. Настя стояла в проеме вагонной двери – улыбалась, и, подняв красивую руку да плеча, махала маленькой, изящной ладошкой…
Саша в последний раз видел милое лицо с ямочкой на пухленькой щеке, кофточка с короткими рукавами, короткая, по моде, юбочка не покрывала стройные, крепкие, загорелые ножки.
… Никогда больше не сойдутся их судьбы. И он никогда не догадается, что был очень близок к исполнению мечты: стоило сделать только шаг.
Все у него будет: и любовь, и счастье, и семья.
Навсегда останется в памяти образ Насти, именно такой, какой видел её в последний раз. И будет благодарен, что именно с ней испытал первую, чистую любовь. А много позже - догадается, что на девушке, которая подарила счастье первой любви, - нельзя жениться.
А как же радуга? Примета очень благоприятная. Так, - радуга была в восточной стороне, - туда уезжала Настя, а его путь лежал на запад. И эта крутая радуга сулила ясную и теплую погоду пока не для него…
…Через несколько дней он уехал в Ленинград, - устраиваться на работу…

Настя сборы закончила: вещи уложены в две сумки и мягкий чемодан из искусственной кожи. Чемодан застегивался замком-молнией, а для надежности и солидности, - широкие ремни с металлическими пряжками. Оставалось последнее: проститься с подругой – Леной.
Не совсем обычной была их дружба.
Конечно, много общего, начиная с того, что отцы трудились на одном заводе, а матери – бухгалтеры. Ленина мама работала в магазине, который снабжал школы оборудованием.
А отец – Борис Федорович, руководил отделом в конструкторском бюро. Вечно возился с железками у себя во дворе, что-то конструировал и изобретал для своего дома и хозяйства, - Колины жили в своем доме: имелось несколько соток земли.
Борис Федорович, - высокий и очень худой мужчина, мало пьющий, но заядлый курильщик. И в курении был оригинален: кроме ленинградского Беломора, - никаких марок не признавал.
Отец у Лены не высокомерничал, что вот – я, - бывший военный механик, руководитель отдела в КБ номерного завода: он просто мало различал людей, а с Настей почти не разговаривал. Настя, иногда, с удивлением думала: «А как он руководит людьми? – все время о приборах, о чертежах…».
На самом деле у Бориса Федоровича одна страсть, и всего одно желание.
Страсть – это его работа, где он был в своей стихии: приборы, чертежи… Желанию не суждено было сбыться: он страстно желал сына, но сначала родилась Лена, потом опять девочка, потом снова – дочь.
Инженерный ум понял, что - ошибка в самой конструкции, но не в идее, и от замысла не отказался. Для оригинального, особенно инженерного ума, - нет препятствий. Можно девочку воспитать, как мальчика.
Лена не играла в куклы, она играла в аэродром и самолетики разных систем и назначений. Она не рисовала, а чертила на маленьком куске ватманской бумаги разные части самолета. Вместе с отцом усовершенствовали систему отопления и нагрева воды в баньке, в которой мылась вся семья: гоняла на отцовском мотороллере по частному сектору.
К сожалению, процесс воспитания и взросления видимо подчиняется другим закономерностям, чем изобретение авиационного прибора. Хоть это и не призналось, но воспитание сестер Лены доверили маме.
Эксперимент с Леной тоже провалился: она не выросла сорванцом, сорвиголовой, не проявляла практического интереса к «железкам», - остался интерес только к чистой теории, то есть: к физике и математике на уровне абстракции.
К десятому классу это было высокая, стройная девушка с волнистыми светлыми волосами, которые она заплетала в косу. Строгий, даже несколько высокомерный взгляд, неторопливая, продуманная речь. Замечания ей опасались делать даже учителя. А ребята немного побаивались непререкаемой правоты и безнадежности завести с ней отношения. У Лены был один обожаемый авторитет – папа.
Причина, по которой Настя мало рассказывала Лене о своих многочисленных романах-дружбах с мальчиками, была одна: сама Лена никогда, ни с каким мальчиком не дружила. В это плохо вериться: автор врет. Не вру.
Это не означает, что Лена никого не любила. Любила, да еще как! Такая любовь называется: платоническая. Слово, в данном случае, ничего не объясняет.
Известно много случаев, так называемой «заочной» любви, в которой свои чувства изливаются через письма. У Лены это тоже было не так: она любила не «по фотографии», а – фотографию, вернее – плакат, - то есть символ.
Вот этот образ: высокий, светловолосый, стройный молодой человек с аскетическим и мужественным лицом, в форме военного летчика.
Нисколько не Гагарин, а – так сказать – «русская бестия», потому, нечто подобное было создано пропагандой третьего рейха.
Этому помог случай. Чему этому? Созданию образа.
В девятом классе у них появился новенький – Витя Короленко. Очень похожий, - не только внешне, но, что для Лены было не менее важно – внутренне.
Уверенный в себе, со всеми ровен и доброжелателен; талантами не блистал и в лидеры не лез. С точки зрения Насти, например, - уж очень правильный, - до туповатой прямолинейности. А Ленино сердце сказало – он.
«Эх, Ленка, - после, про себя, думала Настя, - нечего было глаза лупить, а надо было действовать: хоть бы подруге про все рассказала, уж вместе точно, что нибудь придумали. Да, не с Лениными «разворотами» бестий ловить». Настя сильно ошибалась: дело не в способностях – кого-либо «ловить» - это за Леной надо было ухаживать.
Его тут же прибрала к рукам наглая и красивая Верка Малеева. Так и не отпускала все два года учебы.
А на выпускном вечере – вообще фурор произвела. Верка явилась в подвенечном платье своей старшей сестры. Как они танцевали!
Он, в строгом, правильном костюме, который смотрелся, как военный мундир, и наглая Верка с распущенными волосами и глазами с поволокой – была похожа на куртизанку, которая уперла у кого-то бальное платье. Все девочки возмущались, а Лена молчала и смотрела только на «бестию».
Тем летом, Лена и Настя, и эта противная Верка поступили в педагогический, - даже на один факультет.
А Витя Короленко, как Лена и предполагала – в летное училище.
Зимой состоялась встреча выпускников. Как Лена ждала её! А Настя и не подумала пойти, - у ней очередной роман. (Настя романы крутила только в каникулы).
В школьном актовом зале Лена увидела молодого курсанта: сердце стало биться с большим замедлением – через раз.
Она искала глазами Верку. Её не было. Верка тоже на встречу не пришла, и тоже крутила роман, а про своего одноклассника даже не вспомнила.
К изумлению Лены, другие девочки из их класса не бросились на курсанта. Он сам пригласил её на танец.
Это были удивительные студенческие каникулы! Она три раза виделась с ним. Танцевали на вечере встречи выпускников. На следующий день гуляли по заснеженному городу. Крупные снежинки падали на голубые погоны Виктора, они шли рядом, - курсант вел девушку под руку: высокие, стройные, - прохожие оглядывались.
И произошла третья, - незабываемая… Витя Короленко пришел к ней в гости со своим товарищем. Конечно, - по приглашению.
Лена помнила мельчайшие подробности, все нюансы этого посещения. Даже рассказала об этом Насте, правда через полгода.
            - Представляешь, - они вошли, - с придыханием говорила Лена, - вот здесь он повесил фуражку, а здесь – шинель.
Настя с удивлением слушала, не понимая, - чем же Лена восторгается. Далее она сообщила, как он по-летчиски ел, какой у него замечательный командир: и про форсаж, элерон, даже какой-то дутик помянула.
Внимала подруге только из вежливости. Она её вообще не понимала, - при чем тут вешалка?

…Прощание с подругой получилось неинтересным. Настя другого и не ждала. Лена, конечно, хорошая девушка, - всегда поможет; положительная и строгая, но все же они «разной крови».
На вокзале её провожали только родители. Отец нес сумку и чемодан с вещами, мама – сумку с продуктами.
Наученные, - купили билет на пригородный. Он останавливался у каждого «столба». Поэтому поезд тащился часа четыре. Раза три пересекали одну и ту же речку – Пьяну. Пьяна – такая же, как Теша, только очень извилистая.
Районный центр располагался на низком, левом берегу этой луговой реки, берега которой местами заросли кустарником и ветлами, а пойма – ровные луга.
У Жильны, низину у реки перегораживала высокая и длинная плотина – километра два – с деревянным мостом, обшитом досками по проезжей части.
Далее, в сторону Языкова, дорога шла на крутой подъем. Там, после подъема на водораздел, начиналась холмистая равнина, которая тянулась вдоль большой реки – Суры.
В районном отделе её встретила полная, моложавая женщина – директор школы – Куракина Марья Васильевна. За Настей приехали на новеньких «Жигулях».
…Легковушка мчалась по узкой ленте нового шоссе, - то, взбираясь на пологие холмы, то, спускаясь в пойму маленькой речки – Медянки. Мелькнуло на повороте село с белой церковью на холме. Подъем из низины, опять длинная, волнистая лента дороги и далеко, у горизонта – возвышенность. Марья Васильевна указала пальцем: «Анастасия Павловна, - там Языково, скоро приедем».
Настя ехала с легкой душой и не знала, что едет ни на год, и ни на три, а на целых шесть лет. Вернется в Тешинск с мужем и маленькой дочкой.