REX LUPUS DEUS
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Кратковременное пребывание римского политика-популиста и полководца (или, по-латыни - «дукса») Гая Юлия Цезаря, восставшего против власти римской сенатской олигархии (к которой сам Цезарь принадлежал по рождению) в Риме до его выступление в поход на своего главного военно-политического противника - отступившего из Италии в Грецию и накапливавшего там силы для борьбы «за спасение республики от тирании» Гнея Помпея «Великого» (по иронии судьбы, к избравшему его своим главным защитником от Цезаря первенствующему в римской олигархической республике сенаторскому сословию по рождению не принадлежавшего), было ознаменовано целым рядом принятых Цезарем весьма разумных мер, обеспечивших считавшему себя «потомком богини Венеры» удачливому политику и полководцу лояльность еще более широких кругов римского правящего класса, чем прежде, и удовлетворивших - прежде всего, банкиров, не раздражая в то же время римское простонародье.
Пребывание Цезаря в Вечном Граде на Тибре продолжалось всего одиннадцать дней, и темп, в котором «потомок богини Венеры» проделал необходимую для достижения вышеупомянутых целей работу вполне соответствовал скорости его военных операций.
Еще ранее prаefectus Urbi - префект Города, или, говоря по-нашему - столичный градоначальник Марк Лепид назначил Цезаря диктатором. Данное назначение было необходимо для придания хоть какой-то видимости законности подготовке Гаем Юлием, в отсутствие сбежавших из столицы Римской «мировой» державы, вслед за Помпеем, властей предержащих (включая обоих высших магистратов - консулов), новых консульских выборов. 48 год был годом, в котором Цезарь мог, по истечении предписанного законом десятилетнего срока, в очередной раз подать свою кандидатуру в консулы, из-за чего якобы и разгорелся весь конфликт. В действительности же это оказалось мелочью, едва ли достойной упоминания. Естественно, Цезарь был безропотно, без возражений избран консулом. Его коллегой по консульству стал Сервилий Исаврик – сын того самого Исаврика, под чьим командованием молодой Гай Юлий в свое время впервые отличился на военном поприще. После избрания консулом Цезарь, формально соблюдая все республиканские правила игры, отказался от единоличной власти диктатора.
Во все убыстряющемся, поистине бешеном, темпе был принят целый ряд постановлений. Не было никаких проскрипций, никаких преследований политических противников в стиле кровавых диктаторов Мария и Суллы, никаких конфискаций имущества, никаких «экспроприаций экспроприаторов» (иными словами, никаких «грабь награбленное»). Наоборот, в «Антониевом законе о правах пострадавших от проскрипций» - lex Аntonia dе proscriptorum liberis - сыновьям граждан, поставленных в свое время Суллой вне закона, была возвращена вся полнота гражданских прав. Все несправедливо осужденные были реабилитированы. Из всего этого явствовало, что Цезарь понимал: при реконструкции римского государственного строя он не сможет обойтись без деятельной поддержки римской аристократии (да он и не собирался обходиться без ее поддержки, оставаясь, вопреки всем парадоксам и зигзагам текущей политической борьбы, кровью от крови и плотью от плоти этой самой аристократии, или, как говорили римляне, нобилитета). Главным лозунгом нового правления стала «клементия», «мягкость»!
Вслед за тем Гай Юлий воздал дань благодарности своим сторонникам-провинциалам - североиталийским галлам-транспаданцам и испанцам-гадитанцам, самоотверженно поддерживавшим его на протяжении вот уже целого десятилетия. Ведь, в конце концов, и новые легионы Гая Юлия были набраны не из «природных» римлян, а из уроженцев Цизальпийской Галлии! Цезарь даровал своим сторонникам-провинциалам полное римское гражданство. И в этом также проявился начатый им новый политический курс, верность которому, с большими или меньшими отклонениями, сохраняли как сам Цезарь, так и все его преемники – курс на уравнение в правах жителей столицы и провинций. Гай Юлий – умудренный своим богатым жизненным опытом политик-реалист, относился к римским гражданским правам не как к редкому драгоценному дару, но как к обычному (а не чрезвычайному) наградному фонду. Он прекрасно понимал, что диспропорции и перекосы между столичным градом Римом и провинциями могут быть ликвидированы только за счет Города, что равноправия Града на Тибре с провинциями больше никак не избежать. Начатый Цезарем новый, неуклонный курс на взаимное примирение и сращивание Центра и периферии увеличил как число его друзей в провинциях, так и число его недругов в Риме.
Немалое внимание Гай Юлий уделял также финансовым вопросам. Согласно биографу Цезаря Светонию, «всех друзей Помпея и большую часть сенаторов он (Цезарь – В.А.) привязал к себе, ссужая им деньги без процентов или под ничтожный процент (выходит, благородный «потомок богини Венеры» не гнушался отдавать деньги в рост! – В.А.»). Смута последних лет поставила Рим на грань финансовой катастрофы. Принятые новым диктатором решительные меры были направлены на успокоение его друзей и щедрых спонсоров – банкиров. Прежде всего, необходимо было восстановить в Италии платежеспособность и кредитоспособность. Был произведен пересчет размера задолженности по довоенным ценам – именно после такого пересчета долги и надлежало возвращать заимодавцам. При этом кредиторы теряли свои доходы по процентам (в античном мире средний размер ставки составлял двадцать процентов годовых), однако был возведен достаточно прочный и надежный заслон на пути инфляции, чтобы не происходило дальнейшего обесценивания денег. Было запрещено владеть более чем шестьюдесятью тысячами сестерциев наличными. Чтобы уяснить себе выгодный для банков и банкиров характер этой принятой Цезарем меры, право, не нужно быть специалистом в области финансов. В результате в обороте стало появляться все больше звонной монеты, и сделалось невозможным накопление драгоценных металлов в «кубышке». Вечно голодное и требующее корма римское простонародье, которому не принесли особой выгоды и пользы перечисленные выше меры, принятые исключительно в интересах плутократии, было успокоено путем возобновления «анноны» - щедрых раздач народным массам дарового хлеба. Цезарь смог умело решить также проблему задолженности по аренде жилья (или, говоря по-нашему – «квартплате»), да и вообще задолженности бедных слоев населения, не отталкивая от себя никого из тех, в ком он (пока еще) нуждался. Согласно Плутарху, он «путем некоторого снижения учетного процента облегчил положение должников».
Несомненно, Цезарь разочаровал часть своих сторонников, ожидавших от него резкого сокращения задолженности (если не полного списания долгов), перераспределения имущества, иными словами - экспроприации состоятельных граждан в пользу неимущих («все отнять и поделить!»), короче – претворения в жизнь радиальной программы «а ля Катилина». Если верить Светонию, Цезарь питал тайные надежды всякого рода темных личностей, погрязших в долгах молодых мотов и лиц, обвиненных в незаконных сделках. «Граждан из других сословий (кроме первенствующего сенаторского – В.А.), которые приходили к нему сами или по приглашению, он осыпал щедрыми подарками, не забывая и их вольноотпущенников (! - В.А.) и рабов (! - В.А.), если те были в милости у хозяина или патрона. Наконец, он был единственной и надежнейшей опорой для подсудимых, для задолжавших, для промотавшихся юнцов, кроме лишь тех, кто настолько погряз в преступлениях, нищете или распутстве (что им было уже ничем не помочь – В.А.)» (Светоний. «Божественный Юлий»). «Потомок богини Венеры» якобы прямо и отрыто говорил таким «совсем пропащим» из числа своих сограждан, если не мог (либо не считал нужным) заплатить за них долги или принять их на службу, что «спасти их может только гражданская война (понимай: революция – В.А.)». Лозунг был, конечно, очень привлекательным для тех, кому уже не на что было надеяться и кому больше нечего было терять (тем более, что Цезарь им не называл ни времени, ни сроков этой предвещенной, или, если угодно, обещанной им гражданской войны, сиречь революции), однако внимавшие ему вконец отчаявшиеся люди, видимо, воспринимали Цезаря как нового Катилину - сенатора-отщепенца, восставшего в свое время против столичной сенатской олигархии под лозунгом отмены всех долговых обязательств. В итоге этих легковерных «потомков Ромула» ждало огромное разочарование.
Популист Целий (или Келий), которого свойственный ему всю его жизнь радикализм вскоре толкнул на вооруженное восстание в интересах широких масс римского народа, горько жаловался на то, что Цезарем довольны лишь ростовщики. Эти откровенные слова, наверняка, были не только его личным мнением. Вслед за радикалом Целием их могли бы повторить и многие другие граждане Вечного Града на Тибре, недовольные тем, что «их вождь» Цезарь в итоге «пошел на поводу у реакционеров» (если выражаться уж совсем «по-современному»).
Между тем месяц декабрь (десятый по счету в тогдашнем римском календаре, еще не реформированном Цезарем) уже перевалил за половину. 1 января Помпей «Великий» – был объявлен лишенным всех своих должностей и полномочий, в одночасье превратившись из «защитника республики, закона и порядка» в мятежника и «врага республики». Цезарь же, со всем апломбом законно избранного консула, мог отныне выступать в борьбе с развенчанным «Великим» с позиций легитимности, или, иначе говоря, законности. Обоснованию законности всех своих действий «потомок Венеры» всегда придавал особое значение – и был абсолютно прав. Верные «потомку богини Венеры» Сервилий и Требоний были оставлены Цезарем в Риме, Марк Антоний – в очередной раз призван им в «доблестные ряды» (где столь высокоодаренный начальник конницы мог принести диктатору гораздо больше пользы, чем в Граде на Тибре). Сам Гай Юлий в своем обычном стремительном темпе поспешил из Рима в южноиталийский порт Брундизий (современный Бриндизи), торопясь сесть на корабль, мимо своих смертельно уставших легионов, также двинувшихся на юг, с той скоростью, на которую каждый из них был способен (они-то ведь, в отличие от Гая Юлия, передвигались «пешкодралом»)…
Войско Цезаря пребывало в, прямо скажем, плачевном состоянии. Изнуренные донельзя «контрактники» Гая Юлия, постоянно подгоняемые и понукаемые маршировать быстрее, еле-еле тащились по стране, в которой они все еще надеялись получить участочек с сельской усадебкой (хотя эта надежда становилась, год от года, все более призрачной и все менее достижимой). Снабжение было из рук вон плохим. Вдобавок среди легионариев свирепствовала эпидемия – вероятно, перемежающейся лихорадки. Потери, понесенные ими, превышали потери, понесенные в большом сражении.
Если верить биографу Цезаря Плутарху, утомленные бесконечными войнами, истощенные до предела, вояки Гая Юлия, чьи молодые годы давно миновали, роптали и громко жаловались на своего, не знающего, видимо (в отличие от них, горемычных), усталости «дукса» в следующих выражениях: «Куда же, в какой край завезет нас этот человек, обращаясь с нами так, как будто мы не живые люди, подвластные усталости? Но ведь и меч изнашивается от ударов, и панцирю и щиту нужно дать покой после столь продолжительной службы. Неужели даже наши раны не заставляют Цезаря понять, что он командует смертными людьми, и что мы чувствуем лишения и страдания, как и все прочие? Теперь пора бурь и ветров на море, и даже богу невозможно смирить силой стихию, а он идет на все, словно не преследует врагов, а спасается от них».
Впрочем, когда «двуногие мулы» Цезаря добрели, наконец, до Брундизия, и узнали, что их «дукс» уже взошел на корабль и отплыл под всеми парусами в Грецию, настроение «старых ворчунов» сразу переменилось. Огорошенным этим известием воинам мнилось, что без Цезаря они совсем пропали. «Они бранили себя, называли себя предателями своего императора, бранили и начальников за то, что те не торопили их в пути (хотя те их вообще-то торопили! - В.А). Расположившись на возвышенности, солдаты смотрели на море, в сторону Эпира, дожидаясь кораблей, на которых они должны были переправиться к Цезарю» (Плутарх).
Здесь конец и Господу Богу нашему слава!
ПРИМЕЧАНИЕ
В заголовке настоящей военно-исторической миниатюры помещены фото бюстов Гая Юлия Цезаря (справа) и его главного противника в гражданской войне Гнея Помпея «Великого» (слева).