Представьте себе стадион в ясный летний день. К стадиону стекается огромное количество разноцветной массы. Люди с раскрашенными лицами тащат на стадион знамена всех тонов и оттенков, выдающих спортивные предпочтения граждан.
Что объединяет эти пестрые множества? Ничего, кроме того, что каждый представитель массы в глубине души лелеет мечту – именно сегодня он станет свидетелем чего-то уникального, яркого, неповторимого, чего никогда не было прежде и никогда не будет после. Смутное предвкушение чудесного царит в атмосфере вблизи стадиона.
Стадион окружен заботой, как колючей проволокой. Дорога к центральному входу устлана невообразимым количеством охраны, стоящей недвижно по стойке смирно и в камуфляже. Для зрителя охрана, будто конвой, а сам зритель, будто Йозеф К. из книжки Кафки.
Что такое футбольный болельщик – это тема отдельного научного исследования. Я не буду касаться ее в данном очерке. Очевидно, что не существует единого подхода к пониманию данной фигуры. Реклама представляет его обрюзглым импотентом с пивным животом. Охрана воспринимает его как потенциального бандита, склонного сколотить преступную фашистскую партию прямо на трибунах по ходу футбольного мероприятия.
Окружавшие меня фанаты, казалось, не излучали опасность. Среди них было полно женщин и детей. Многие мужчины были малоподвижны и очевидно, что в жизни они не дружили со спортом. Они слишком ленивы, чтобы нанести кому-то вред. Забота внушала им дискомфорт. Но чего только не вытерпишь на пути к абсолютному счастью.
То о чем, я хочу вам поведать, случилось за десять минут до начала матча. Я уже давно сидел на верхнем ярусе почти под самой крышей, заняв место, строго указанное в билете. Стадион был забит до отказа. Попивая минералку и пиво, люди вели беседы, играла спокойная музыка, когда по зеленому газону стали бегать фигуры в масках и черной одежде.
Сначала фигур было три. Затем на поле выбежали еще трое в масках. Вторые преследовали первых и в конце концов настигли их, повалив на ярко зеленую траву. В руках преследователей блеснули наручники, впоследствии нацепленные на удиравших. Только сейчас я заметил оружие в руках победителей.
Стадион стих, не понимая смысла увиденного шоу. Это было явно не то, чего они ожидали.
Загорелись большие экраны, расположенные почти по центру стадиона. В режиме реального времени они отражали события, происходящие на поле. События нуждались в комментарии – и тогда заговорил диктор.
Он имел давно всем знакомый голос – тихий, негромкий, уверенный. Он говорил на языке, понятным любому и никогда не врал, объявляя составы играющих команд.
– Спокойствие, только спокойствие. Эти трое в масках – преступники. Они проникли на стадион без билета.
Диктор затих. По трибунам пронесся гул негодования. Я не понимал, чем конкретно были недовольны фанаты. Сплошь и рядом я был окружен иностранцами. Тогда я обратил свой взор на большой экран и увидел, что один из охранников собирается расстреливать пойманного безбилетника, взведя курок над его покрытой маской головой. Стадион усилил негодование, и снова в ситуацию вмешался уверенный негромкий голос.
– Мы не хотели говорить вам правду, чтобы не причинять беспокойство и не портить праздник. Эти люди проникли на стадион без билета и принесли с собой взрывчатку. Эй ты (обратился он к одному из охранников)! Покажи народу оружие преступников.
Большой экран отразил, как из кармана, стоявшего на коленях преступника, охранник достал несколько непонятных предметов. Возможно, это была взрывчатка. Скоро экран сменил картинку, демонстрируя незащищенные футбольные ворота, и на несколько секунд над стадионом воцарилась пауза, в которую ворвался давно всем знакомый голос диктора.
– Ввиду переполненности тюрем, ввиду особой опасности преступников, я предлагаю кончить ублюдков прямо на стадионе…
Зрители, услышав последнюю реплику, издали презрительный гул. Стадион негодовал. Кто-то крикнул, что «на всех патронов не хватит». На поле летели пивные банки и прочие предметы, нацеленные на головы надзирателей. С моей высокой трибуны мне не бросалась в глаза разительная разница между охраной и преступниками. Фигуры казались одинаково мелкими. Те и другие были в масках. Я не смотрел на экран, который внушал мне ужас. Снизу, видать, виднее.
Видимо, диктор был послан в нокдаун подобным поведением давно знакомых ему фанатов. Однако, оправившись после удара, он наполнил уверенностью свой тихий негромкий голос и предельно внятно сказал:
– Они хотели залить поле вашей кровью. Они хотели взорвать Абелардо!
Это священное имя действовало как заклинание.
О, Абелардо! О, этот златокудрый бог! Этот ни в чем не повинный мальчик, дорвавшийся до небес из самых низов, магически постигший все футбольные премудрости, умевший на поле все. Он привносил радость во многие дома и селения. Он давал надежду несчастному сознанию обрюзглого болельщика. Он освящал этот грешный мир своей совершенной игрой. Он не имеет права погибать. Кто угодно, но только не он. Поверьте мне, люди способны понести какие угодно жертвы, чтобы спасти великого Абелардо.
Незримый диктор сидел где-то на стадионе. Он перехватил инициативу. Он привел сокрушительные доводы. Стадион повиновался его голосу, как оркестр повинуется дирижерской палочке.
– До матча остается минута. Я напоминаю, что право потребителя для нас – закон. Может, не будем тратить драгоценные патроны нашей охраны и кто-нибудь из наших любимых болельщиков нанесет смертельный удар ублюдкам, угрожавшим жизни великого Абелардо…
Продолжения речи я не услышал. Под восхищенный гул толпы я покинул трибуны, отправляясь в уборную, чтобы умыться.
Я вернулся, когда все было кончено, и на поле – зеленое бескровное поле – вышли футбольные команды.
Большие экраны показывали крупным планом лицо Абелардо. На его щеках блестели слезы.
В этот вечер он не забил голов. Он вообще не был особо заметен на поле. Но для публики, сплошь сотканной из случайных, раскрашенных различными цветами лиц, для людей, никогда не видевших Марадоны, он был кем-то вроде бога.