Дом Мерцающих шахмат. Солдатики

Алексей Ратушный
Итак, мы познакомились бегло с «картой» и составом жильцов моего Дома.
Теперь нам предстоит познакомиться с сутью самой Идеи мерцающих шахмат.
С тем, как она десятки лет формировалась и крепла в моей бедовой головушке.
Хитрость в том, что для «обычного» человека очевидно, что чёрные в Мерцающих шахматах проигрывают сразу, практически мгновенно и без борьбы. В обычных, ортодоксальных шахматах право первого хода даёт белым преимущество в шестидесяти партиях из ста в любых дебютных системах. И слабость белых полей у чёрных имеет стратегически грустные последствия.
При мысли о Мерцающих шахматах человек приходит в неописуемый ужас.
Нет, это не «Ужас!» а именно: «Ужас! Ужас! Ужас!»
И чтобы заставить себя реально проверять эту гипотезу о мгновенном разгроме потребовались:
- моё желание поставить конкретную жирную точку в этом странном вопросе;
- моё упорство марафонца в стремлении к недостижимой «цели»;
- мой многолетний навык подобных перемещений фигур на поле боя…
Стоп!
Каких фигур?
Какого боя?
Откуда «многолетний»?
И вот именно тут мы и попадаем прямиком в мой Дом Мерцающих шахмат!
Я вынужден был месяцами в полном одиночестве играть сам с собой будучи прикован к постели.
Потому что непрерывно и страшно болел. Воспаление лёгких сменяла ангина, за ангиной шли скарлатина, фарингит, аппендицит, десятки самых разных детских недугов, парез лицевого нерва, множественные судороги ног и рук,  бесчисленные болячки живота, печени, плевры… А еще естественные для пацана порывы ног и рук, падение на копчик едва не закончившееся полным обездвиживанием, прилёт куска гранита в левое яичко и три месяца в грелках и ванночках… Больницы были для меня привычным местом обитания. А еще меня страшно избивали на улицах. На Ленина 5 меня били за то что я живу на Горького. На Горького меня били за то, что я учусь на Ленина 5… Итогом стали мои игры с самим собой во всё строго дома.
А я с трёх лет превосходно лепил фигурки животных и людей. Меня научила еще в двухлетнем возрасте Рона и для Роны я слепил дома целый зоопарк и сотню маленьких слоников. У Роны было два набора мраморных белых слоников: маленьких – двенадцать штук и совсем крошечных еще семь штук. Она любовно расставила их на «своей» этажерке и заботливо ежедневно протирала от пыли и саму полочку для слоников и эти красивые тонко вырезанные фигурки. Я любил Рону и решил сделать ей подарок. И вылепил из пластилина разноцветный набор таких слоников: красных, жёлтых, оранжевых, зелёных, синих, чёрных, голубых, белых, серых  и коричневых. А к пяти годам я увлёкся сказкой Андерсена о маленьком стойком оловянном солдатике и его бумажной подружке балерине. Все Сказки мне читала естественно Рона, но эту – про солдатика, особенно часто и всегда особенно выразительно. Похоже это была её любимая Сказка Сказок. В итоге к шести годам я уже твёрдо решил стать новым Андерсеном и писать Сказки исключительно для моей ненаглядной Роны – такие же светлые и грустные! Чуть позже я уже перевёл это желание быть Сказочником во вполне понятное мне слово «писатель» - ведь мой дед, отец моей Роны был великим русским писателем! В доме царил культ Порфирия Илларионовича!
О нём Рона рассказывала мне каждый день. Понемногу, по эпизодику, но ежедневно.
У меня всегда лежали на самом видном месте его «Счастливые Камни» 1937 года издания. А в 1959 году добавилась зелёненькая книжка второго издания «Счастливых камней». И рассказы дедушки я зачитывал до дыр. И вот я начал лепить для Роны одноногих стойких солдатиков и балерин в белых пачках. Тем более что меня признали талантливым танцором балета (в пять лет!!!) и вскоре привели в балетную школу на угол городского пруда в здание, которое является одним их архитектурных символов Свердловска! И в нём в балетном классе меня ставили в центре зала у длинного большого (огромного) зеркала и я вместе с девчонками повторял ногами все позиции настоящего балета, держал корпус, вращался на одном носке и… Впрочем девчонок я люто ненавидел, балет считал нечестным наказанием и при первой же возможности уже после смерти Роны покинул это нелюбимое место. Быть солдатиком я мечтал. Но быть «балерином»…
А вскоре Толя Голомб познакомил меня с древнеримской армией. Он вёл журнал нашего государства Гринка, мы вместе строили свой Кремль и я с восторгом в шесть лет учил слова «манипул», «когорта», «легион», «всадник», Красс, Помпей, Цезарь…
И я начал лепить из пластилина древнеримскую армию! Десятки, затем сотни солдатиков и всадников. К двенадцати годам в моей самодельной коллекции из лучших сортов тугоплавкого пластилина накопились шесть с половиной тысяч пеших и более двух тысяч конных воинов!
Они хранились в коробках из под обуви, которые я добывал в магазинах по всему пути из школы домой. Лепил я фигурки с огромной скоростью. Даже сейчас в садике я показывал детям как за минуту леплю и слоника, и лошадку и солдатика с мундиром крест-накрест и винтовкой. Как леплю мгновенно пушки и самолётики. Но сейчас ведь уже исчезли детская энергетика тонких упругих пальчиков.
В самом уже конце хранения эта армада занимала всю нашу цинковую ванночку для мытья меня – маленького и десятки больших и малых коробок под кроватями и кушетками.
А потом однажды Света Зворская привела к нам Ильюшку и ему очень понравились мои пластилиновые сокровища. И бабушка с мамой предложили мне подарить всю эту армию Ильюшке! Что и было выполнено, потому что я уже наигрался до упора! А выбрасывать было очень жалко. И тут такой подарок судьбы. Так Ильюшка стал обладателем моей огромной пластилиновой армии.
Но до этого расставания были несколько лет моих игр в войны с моим младшим братиком Серёжей. И вот во время этих игр встал вопрос: как перемещать выстроенные на полу легионы?
Переставлять солдатиков по одному было крайне медленно и неудобно. И тогда я родил гениальное решение.
Дом великого писателя всегда был завален бумагой формата А4. И вот на пол я расстилал такой листочек и на нём выстраивал манипул. Затем второй листочек и возникал строй второго манипула! Далее третий и через несколько листочков на полу нашей огромной (6х4,5) комнаты возникала первая когорта! Расстановка аккуратно задвигалась под кушетку, и выстраивалась армия «противника», готовились метательные орудия, горох… И вот две армии обстреливающие друг друга из метательных «машин» двигались навстречу друг другу по два-три сантиметра за один «обстрел».
Это было фантастическое зрелище!
Несколько лет мы с братом по два-три раза в неделю играли в эти битвы!
Взрослые в доме относились к нашей забаве снисходительно.
А я этим жил.
Вот именно тогда и именно так я привык спокойно перемещать одновременно все фигуры одного манипула! А манипул – это полсотни воинов! Десять манипулов это уже когорта в пятьсот воинов. А десять когорт это уже легион!
Построив армию я легко перемещал свои войска перемещая листочки А4 лёгким прикосновением пальцев. И вот так идея одновременного перемещения множества фигур постепенно исподволь закрепилась в моём подсознании и сознании и стала по сути имманентна мне самому. Я с ней сжился в своём Доме с детства. Так мой Дом и превратился в Дом Мерцающих шахмат.