Такая Принцесса подойдёт?
Эпиграф, возможно, жёсткий: https://www.youtube.com/watch?v=jO4sJHBV4qM
Принцесса дошла до кухни, подобрав по дороге пару видавших виды потрёпанных берцев, невесть как затесавшихся в кучу разбросанной совой спортивной обуви. Померяла и, удивившись тому, что размер подошёл, решила остаться в них. Вспомнился Иван, пульс его раненой руки, убитый стимуляторами зрачок единственного глаза, нервная безысходность… Задохнувшись от тоски, принцесса прижалась лбом к оконному стеклу и закрыла глаза. В глубине медленно, но неумолимо просыпалось дерево времени – ни одно из его собранных за жизнь годовых колец не могло умереть, пока была жива она сама. Случись такое, и принцесса наверняка высохла бы вся. Каждый круг хранился в том же виде, в котором был прожит, постепенно уходя всё глубже и глубже, по мере нарастания новых. Воспоминания зажигали кольца внутри и, вместе с током крови, можно было пробежать по жизни заново. Если вдруг кто–то из прошлого появлялся в текущей реальности, отношения начинались с той же точки, на которой были остановлены. Они не трансформировались с течением времени никак, сохраняясь для того, чтобы затем в первозданном виде перепрыгнуть во внешнее кольцо и начать жить дальше. Принцесса давно уже поняла, что у людей это устроено как–то иначе, но не хотела ничего менять лишь для того, чтобы сделать свою жизнь удобнее. Ей казалось, что истинный смысл в том и заключается, чтобы оставаться живым на всех уровнях – от сердцевины до корки; может быть, принцесса и правда была деревом.
Она отошла от окна и тревожно прислушалась, пытаясь понять, что там писатель делает с совой. Ей было не по себе. В душе шевелилось что–то неопределимое, тёмное и бесформенное. Это пугало. Всё вокруг становилось зыбким, в голове стонал невменяемый раненый Ваня; происхождение пятен на берцах вызывало вопросы. Ещё немного и они оба вновь окажутся на пути к заполненной тьмой яме. Выцепив взглядом кривую линию на кафельной плитке, принцесса сосредоточилась на том, чтобы окончательно не потерять реальность. Она представила себя муравьём, которому поручено охранять нарисованный излом, и принялась мысленно маршировать по нему из начала в конец и обратно. Громкий хлопок входной двери вернул её к действительности. Какое–то время принцесса прислушивалась к тишине, затем решила посмотреть, что происходит. В коридоре не обнаружилось никаких следов беспорядка. Дверь в комнату была открыта. На диване лежали писательские штаны с завязочками у щиколоток и футболка с принтом, похожим на сочетание камуфляжа с гавайской рубашкой. Ни совы, ни Рея дома не обнаружилось. «Голым он, что ли, ушёл?», – принцесса фыркнула, вопреки воле, представив себе писателя, невозмутимо идущего по улице в плавках и с совой под мышкой. Это было эксцентрично, но красиво. Вспомнив, что он обещал позаботиться об одежде, она решила, что, видимо, в оставленных спортивных вещах эта забота и заключается. Одевшись, принцесса огляделась, подобрала с коврика блокнот, взяла книжку с тумбочки и вернулась обратно в кухню. Прежде, чем готовить завтрак, имело смысл выпить кофе. Мысленно поблагодарив вселенную за то, что местонахождение пачки ей уже известно, принцесса ловко взобралась на табурет и добыла с верхней полки всё необходимое. Через десять минут она стояла у окна, с наслаждением пила горячий крепкий напиток и гладила пальцем лепесток фиалки, растущей на подоконнике.
Где–то в этот момент к ней пришло неожиданное осознание того, что она чувствует себя абсолютно спокойно и расслабленно, хотя ещё полчаса назад сходила с ума от тревожной неопределённости. Густота сомнений была такова, что выбраться из них быстро не представлялось возможным, однако теперь в глубине не было ничего, кроме кристальной чистоты и ясности. Точно каким–то чудом пробившись сквозь живую стену стихии, принцессе удалось оказаться в самом центре бури. Между тем, изменилось лишь одно обстоятельство – Рей ушёл. Спокойствие было самой странной из всех возможных реакций на это событие. По идее, она должна была снова сойти с ума, провалиться на дно чёрного озера и, выбравшись из него спустя несколько лет, ещё долго ползать по берегу черепахой. Не понимая, что озеро – это замкнутый круг, уйти от которого невозможно, если всё время двигаться вдоль воды.
«Малыш, – путаясь в мыслях, подумала принцесса. – Дались тебе эти непобедимые гиены? Всё будет хорошо». Она снова почувствовала, что нить реальности начинает вибрировать, но теперь всё было как обычно – воздух едва заметно дрожал, предупреждая о возможности попасть в параллельный мир. Принцесса вдохнула его, одним глотком допила кофе и отказалась от приглашения. Ей давно уже не приходилось мучительно выбирать, где быть – на небе или на земле; это было каждый раз очевидно. Рей вернётся голодным, подумала уже совершенно сознательно, и, кроме голода, вместе с ним, возможно, вернутся недоверие, усталость и безысходность… Надо было приготовить завтрак, который сможет всё это хотя бы немного сгладить.
Исследовав холодильник, принцесса обнаружила авокадо, упаковку мягкого сыра и луковицу–шалот. Замариновав лук, отчего он слегка сменил цвет и стал ярко–фиолетовым, она быстро оформила найденные продукты в лёгкий завтрак, но перемешивать салат не стала. Довольно улыбнувшись, налила себе клубнично–бананового сока, вооружилась яблоком и наконец–то принялась читать книгу. Периодически она задумывалась о чём–то своём и, в конце–концов, придвинула к себе блокнот и начала делать какие–то записи.
Рей вернулся совершенно бесшумно, когда она стояла у окна, глядя на мальчишек, играющих в баскетбол возле дома, и улыбалась, подслушивая их нехитрые мысли. Времени прошло много. Книга была дочитана. Кроме того, принцесса нашла на столе тетрадь с несколькими десятками вопросов и, чтобы как–то скоротать время, старательно ответила на все – когда–то Рей это любил, её ответы. Почувствовав взгляд, она обернулась к нему со спокойной, ласковой улыбкой. Было легко. Она больше не несла ответственности за его половину чувств и эмоций. Готовность понять и принять их теперь не предполагала необходимости погружаться в яму с мороком; точнее, растворяться в мороке точно не требовалось. Принцесса смотрела на писателя, чувствуя неизбывную нежность, заполняющую её всецело, стремящуюся превратиться в луч и вырваться наружу. Всех «своих» она любила испепеляюще сильно, но Рей был первоисточником этого похищенного у богов огня и, как, наверное, всегда случается в таких случаях, огонь стремился домой неудержимо. Надо было остановиться. Она в который раз за день глубоко вдохнула, превратила себя в светонепроницаемую башню, отвела взгляд и неожиданно глухо, как всегда с трудом преодолевая порог тишины, сказала:
– С возвращением, бродяга. Я безумно тебе рада. Я умею быть взрослой, хотя и не могу повзрослеть. Скажи, если бы ты изначально знал, какая пропасть лежит между взрослыми и детьми, между человеком и стихией, между Истиной и Абсурдом, всё равно бы рискнул и попытался это понять? – в её улыбке нарисовалась непрошеная горечь, но тут же растаяла.
– Не знаю, – устало отозвался писатель.
– Завтракать будешь? – спросила принцесса.
Учитывая, что писатель был всё же не голым, а в спортивном костюме, она, подумав, добавила:
– Точнее, уже обедать. Твоя утренняя пробежка всегда занимает столько времени?
– Кто–то подсуетил мне сову, – напомнил писатель, вошёл в кухню и устроился за столом. – Я ещё не научился заталкивать живых сов в нарисованные дупла, так что пришлось добираться до леса и обратно.
Принцесса уже полностью собралась и перестроилась, так что понимающе кивнула и весело рассмеялась в ответ:
– Кто–то сам нарисовал себе сову. Нет моей вины в том, что у кого–то есть дар рисовать оживающих сов. Это точно не от меня. Клянусь. Кстати, о красках. Помнишь, ты страдал, что при смешивании зелёного цвета с фиолетовым получается грязь?
– Ты смешивала краски? – в ужасе спросил он.
– Неа, говорю же тебе, я почти исправилась, – принцесса поставила перед ним тарелку с салатом и полила заправкой. – Смешивай сам. Белый я добавила от себя, но он ведь не помешает. Чаще всего ведь рисуют на белом. Представь, что я нарисовала тебе снег на декоративной капусте. И ешь.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чём она. Смешиваясь между собой зелёные кубики авокадо, белые – сыра и фиолетовые полоски лука превращались в мозаику. Это было красиво. Принцесса тоже взяла авокадо, разрезала вдоль и стала выедать мякоть ложечкой.
– Обожаю авокадо. Хотя насчёт того, что я ем только траву, я, конечно, приврала слегка. Я ем всё, что могу добыть и после этого съесть. Так что рыбу я тоже ем. Но, думаю, если бы мне пришлось познакомиться с ней поближе, я бы этого не делала. Во всяком случае, сомов я не ем.
– Ты близко знакома с сомами? – уточнил писатель.
– Ага. С живущими в обводном канале атомной станции. Они там, знаешь, какие огромные. И совершенно ручные. Отлично знают, когда в столовой обед, потому что рабочие после обеда ходят их кормить. Можно прямо внутрь сома хлеб положить. Целая буханка помещается. Удивительное чувство. Правда, так никто не делает. Обычно кормят с моста. Бетонка очень скользкая, к воде не подберёшься.
– Но ты же как–то подобралась?
– Конечно. Не могла же я упустить такой шанс! Правда, мне пришлось лечь на живот, а мужикам пришлось держать меня за ноги, чтобы я сама не отправилась сомам на корм. Перепачкалась вся, зато ко мне Федя подплыл. Огроменный сом, метра два в длину, а, может, и больше. Давно всё это было, лет двадцать назад. Зона отчуждения очень уютное место. Думаю, тебе было бы интересно туда попасть, чтобы увидеть с какой лёгкостью мир избавляется от мёртвых мыслей, когда исчезают создающие их источники, – принцесса улыбнулась собственным воспоминаниям и с притворной строгостью посмотрела на писателя. – Между прочим, это ты должен был тогда держать меня за ноги!
– Стоп. Ничего я тебе не должен, – вбил новую веху писатель, и на его лице отразилась глубокая, давняя боль. Она спокойно улыбнулась:
– Однозначно! Ровным счётом ничего. Ты и так отдал мне больше, чем можно было отдавать. Ты замечаешь за собой, что ты всегда отдаёшь больше, чем можно? И это до сих пор так. Но я бы всё равно хотела, чтобы это был ты, – принцесса на миг показалась грустной, но моментально замаскировала грусть довольно странной улыбкой и уточнением. – Демоны ненасытны, знаешь ли... Все, кроме одного. Я теперь тихий и смирный, хороший демон, который ест одну траву. Но это я уже, кажется, говорила.
Писатель молча доедал салат. Принцесса закончила со своим авокадо, поставила получившуюся лодочку на стол и качнула её пальцем:
– Никогда не делай салат в шкурках от авокадо. Или делай, но за 15 лет, которые я посвятила едостроению, мне не пришлось увидеть ни одной подачи, которая бы меня порадовала. Какое–то издевательство над драконьими яйцами получается. Если придумаешь, как это сделать красиво, будешь первым…
Она вздохнула, встала, взяла второй стакан и разлила остатки сока на двоих, не замечая его внимательного взгляда. Ей не нужно было напоминать о том, как на самом деле устроен мир людей. Она прекрасно знала это и так.
Принцесса подошла к писателю, обняла его за плечи и поцеловала в макушку, прежде чем забрать пустую тарелку и отнести её в раковину. Он знал, что абсолютно так же, она обнимает мужа, в какой–то из параллельных реальностей. Она знала, что вряд ли сможет объяснить свои чувства, и свои действия, даже если попробует распилить себя на препараты, показав все срезы, чтобы было схематически очевидно, как волокна её жизни перетекают одно в другое, совершенно не мешая друг другу. Зеркала бытия редко пересекались, чтобы не плодить пустых отражений, но не было среди них ни спрятанных в чулан, ни вынесенных за скобки. Больше всего конструкция её жизни была похожа на разветвлённый перископ, в котором принцесса выступала в роли преломляющегося луча, путешествующего по трубам. Ни одно из зеркал невозможно было заменить. Разбиваясь или теряясь, они навсегда оставляли на своём месте слепую зону, порой перекрывающую доступ к целым мирам…
Она вернулась к столу, села, придвинулась ближе, взяла его ладонь и принялась беззвучно играть в «сороку–ворону», рисуя круги и по одному загибая пальцы. Говорить было трудно.
– Четверть века назад ты верил в Истину, а я – в Абсурд. Странно, что мы поменялись местами… Абсурд, говорил ты, это жизнь, в которой человек закрывается в себе и не может понять другого человека. Ты ненавидел злость, ожидание и телефонные разговоры, считал, что банальных вещей не существует. Тебе снилось прошлое, – она улыбнулась. – И ты утверждал, что друзья не умирают.
Он накрыл её руку ладонью.
– Я сказала тебе тогда, что если мой друг умрёт, то я верну его.
– Ты действительно можешь это сделать?
– Да. Но, по большому счёту, я лишь знаю путь, по которому можно вернуться, освещаю его и иду рядом. Идёт человек сам. Это практически никому не нужно. Люди любят просто стоять у окна и смотреть на фонарь…
Теперь она накрыла его ладонь сверху. Диалог ладоней завершился – закончились реплики. И всё же она сделала ещё одну отчаянную попытку, спросила, не убирая рук:
– Слушай, а мы точно должны куда–то идти, спасать всё человечество целиком, служить каким–то абстрактным идеалам?
– Очевидно. Это ведь ты придумала.
– Если это я придумала, я могу передумать? Я просто пыталась понять, чего бы ты от меня хотел. Но поняла, что не пойму. А, может быть, пытаюсь схитрить и сделать вид, что не понимаю, чтобы получить возможность ориентироваться на собственные желания. Так мы можем просто остаться здесь?
Он решительно убрал руки:
– Нет. Я больше не пускаю гостей. Странно, что ты смогла войти.
Она рассмеялась:
– Как бы я не вошла? Я же ключница, забыл! Жаль, что нельзя остаться. Лежали бы на диване и разговаривали целую вечность. Бесконечное количество страниц с разговорами, представляешь, какая странная книга бы вышла. Просто разговоры.
– Тебе было бы скучно.
– Думаешь? Мне не бывает скучно. Там, где я не могу вовлечься, я всегда могу присоединиться через бессознательное и разделить. Тем более, нас чаще всего интересовали одни и те же темы, но смотрели мы обычно с противоположных сторон, а это всегда интересно. Если бы нам вдруг надоели разговоры, мы бы готовили красивую еду или катали бы грушу по столу друг к другу. Это, кстати, не так просто, как кажется, – она всё время норовит поворачивать обратно. Ты бы рисовал, я бы смотрела, – принцесса задумалась. – Ходили бы по дому, держась за руки, хотя это даже более странно, чем книга, состоящая из одних разговоров. Но ты мог бы быть эвкалиптом, а я коалой. Тогда я висела бы на тебе, как рюкзак на дереве целыми днями.
– Не начинай.
– Ладно. Были бы двумя эвкалиптами, росли бы в разных углах комнаты и только листиками бы шелестели, – принцесса фыркнула. – Представляешь, тысячи страниц шелестения листиков. Эту книгу точно бы не упрекнули в отсутствии оригинальной идеи… Уговорила?
– Нет. Я давно уже взрослый. Хочу жить среди людей, не верю ни в какое чудо, не хочу быть героем. Мне надо просто слышать голоса, видеть улыбки и знать, что продолжающаяся жизнь – реальна!
Она улыбнулась. Это была очень грустная, очень спокойная и очень открытая улыбка, в которой улыбаются сразу все способные на это мышцы:
– Понимаю. Прости. Всё время забываю, что в мире людей одно постоянно противоречит другому.
Он вспылил:
– В мире людей?! В этом твоём второсортном мире, ты имела в виду? Я ненавижу это!
Она улыбнулась и сделала глубокий вдох. То, что писатель позволял себе открыто выражать эмоции в её присутствии, почему–то радовало, хотя, по разным причинам, и не должно было. Она спокойно уточнила, стараясь сделать интонацию максимально мягкой:
– Я имела в виду другое. Если ты думаешь, что быть ребёнком и жить без Тени легко, то это лишь половина правды. У меня нет, и никогда не было комплекса Алисы, но и места в реальности для меня не нашлось. У человека без Тени внутри, всё устроено совершенно иначе, он не вписывается в социум. Мне приходится тратить массу энергии, чтобы хотя бы просто следить за временем.
– Меня больше не интересуют фантазии, – он уже успокоился, отвёл глаза, устал и хотел закончить разговор поскорее. Она всё же продолжила:
– Но это важный момент, который многое объясняет. Например, когда я встречаю «своего» человека, я как бы вижу его всего целиком, от рождения и до смерти, все его чувства и все мои отношения с ним существуют в моём мозгу одномоментно. Это сложно объяснить. Когда я чувствую, что ты любишь меня, я не могу точно сказать, когда именно это происходит, но существование этого факта для меня так же несомненно, как существование яблок. И получается, что ты как бы любишь меня всегда. Так же, как я тебя. Понимаешь?
– Нет.
Она вздохнула и, не увидев больше необходимости продолжать, сказала:
– Ну, хорошо. Давай тогда собираться. Доберёмся до замка, откроем все подземелья, выпустим узников, разберёмся с монстрами, потом спасём мир, и, в конце концов, решим, что делать со мной дальше. Как тебе план?
– Гадость, – буркнул писатель и уточнил, – Я так понял, что командовать походом всё–таки собираешься ты?
– Ты же сам сказал, что это моя идея. Тогда логично, чтобы ответственность за её реализацию и за последствия, лежала именно на мне. Конечно, заманчиво, как обычно, перебросить ответственность на тебя, но это нечестно. Говоря о своей утраченной беззаботности я, кстати, имела в виду плюс минус именно этот расклад, когда я придумываю, что делать, а ты несёшь за это ответственность, – она вдруг широко улыбнулась и вспомнила. – Вроде того, что я пеку испанский хлеб, а ты его ешь.
– Испанский стыд ты пекла, а не хлеб, – буркнул он, но не смог сдержать улыбку, вспоминая прямоугольный монолит, который, тем не менее, внешне умудрился выглядеть именно как хлеб.
– У тебя тогда такие глаза были восхитительные, когда мы его разрезали, – ещё немного и принцесса провалилась бы в прошлое, но ей удалось вовремя поймать себя и вернуть обратно. – Я потом лет пять потратила на работу с дрожжевым тестом, пока результат меня полностью не удовлетворил. Куличи, которые нельзя пробовать сразу, до сих пор для подстраховки пеку всю неделю перед Пасхой. К воскресенью ими весь стол заставлен.
– Я тоже какое–то время работал поваром. Не то, чтобы я на самом деле повар, но как–то так сложилось.
– Вот, – обрадовалась принцесса, – Мы могли бы изучить производство шоколада, например. На нём я сломалась. Там без точности результат непредсказуемый, мне терпения не хватает. А вот из тебя, мне кажется, получился бы отличный шоколатье. Конечно, если бы идеи для шоколада придумывала я.
Принцесса зыркнула на писателя весело и беззаботно, от чего у него побежали по коже холодные мурашки. Этот взгляд обозначал, что отныне он перестал для неё существовать, дальше она уйдёт с головой в идею, а он окажется всего лишь функцией, которая должна будет эту идею поддержать и обеспечить реализацию. Обида глухо зашевелилась у него в груди, но уйти в себя и замкнуться он не успел – принцесса отреагировала мгновенно:
– Или, чего бы ты хотел?
– Покоя я бы хотел, – ответил он совершенно искренне.
– Тогда мы можем попробовать сделать вместе что–то спокойное, – с готовность отозвалась принцесса.
Писатель подумал о чём–то своём и горько усмехнулся:
– Мы уже пробовали. Я предлагал тебе написать что–нибудь вместе. Тебе было скучно!
– Тогда ты был принцем. Теперь ты Писатель. Теперь твои тексты заставляют меня дрожать. Первые истории все у меня. Они до сих пор не вызывают у меня эмоций, как непосредственно тексты. Я люблю их как сказки обо мне, как старые детские игрушки. Это нежные и трогательные тайны моей души, которые мне дороже любых посторонних шедевров… Но теперешние тексты хрустят и, когда я их ем, я урчу, как дикий кот.
Принцесса плотоядно облизнулась, но Писатель отреагировал на её признание достаточно спокойно.
– Ты просто соскучилась по тому, чтобы кто–то тебя развлекал именно так, как ты это любишь, – сказал он.
Ей было обидно это слышать, но, пожалуй, он был единственным, кто имел полное право сказать именно так.
– Я не видела и не слышала тебя четверть века, Рей! Я соскучилась по тебе. По твоим рукам, на которые я до сих пор спокойно смотреть не могу. По твоему голосу. У меня импринтиговая память, как у младенцев, знаешь ли. Я соскучилась по взаимодействию, я так это называю… Но к твоим прошлым текстам это, прости, не имеет никакого отношения. Я нагваль. Это значит, что я питаюсь словами и образами. И уж если мне что–то вкусно, то это не просто соскучилась, а действительно вкусно! – она не стала ждать ответа, чтобы не смущать его и тут же перевела беседу в деловое русло. – Ладно, ещё раз прости за откровенность. Давай разбираться, что понадобиться нам в пути. Для начала, я так думаю, как обычно новые имена. Со мной всё ясно – я буду Тэррой. А ты?
– Я буду Реем.
– Рэйном?
– Нет. Лучом, а не дождём. Тэрра и Рей.
– Но ведь это не по правилам. Если я Тэрра, то и у тебя должно быть оборотное «э».
– Ты постоянно обвиняла меня в том, что я зануда. Пока ты спала, я успел нарушить все правила, какие только смог…
– Прости, – она, не сдержавшись, снова взяла его ладонь в свои руки. – Прости. Тогда давай я поменяю букву. Буду Террой через «е».
– Меняй, если хочешь.
Она грустно вздохнула.
– Или не меняй. Если тебя это так огорчает. Без разницы.
– Меня огорчает то, что если я поменяю букву, мы, скорее всего, не попадём на маяк.
– Ты хочешь вернуться в сон и попасть на нарисованный маяк в финале? – уточнил писатель.
Она посмотрела на него удивлённо и обрадованно:
– Нет. Отлично. Спасибо! Это был важный вопрос... А чего хочешь в финале ты?
– Остаться с тобой, – ответил он и забрал руку.
– Неожиданно, – тихо сказала принцесса от неожиданности.
– Но я не верю, что счастливый финал возможен, – вернулся писатель к своему основному лейтмотиву.
Она улыбнулась ему светло и совершенно беззаботно:
– Значит, будешь антигероем, чтобы мешать мне всю дорогу. А я буду тебя воспевать в рамках противодействия. Но у тебя ничего не выйдет и в финале всё равно всё будет хорошо.
– Обстоятельства сильнее нас, Терра. К тому же всё уже было так, как было. Мы постоянно будем возвращаться к началу. Помоги мне обнулиться. Этого будет достаточно.
«Грубо и прямолинейно» – подумала принцесса и иронично добавила про себя, – «как ты и настаивала четверть века назад. Ты этого хотела?». Тело моментально заполнилось мыльными пузырями в знак протеста. Они лопались и щекотали принцессу изнутри. Это был ответ, который довольно сложно было преобразовать в понятный текст, так что она сосредоточилась на внешнем диалоге:
– Это для тебя всё уже было в достатке. А я всё это время считала, будто не имею права даже вспоминать тебя.
Её губы подозрительно задрожали и, чтобы её отвлечь, писатель поспешил уточнить:
– Что изменилось?
Она моментально переключилась на обдумывание ответа и, спустя довольно продолжительное время, посмотрела на него широко раскрытыми удивлёнными глазами:
– Не знаю.
Он улыбнулся:
– Ты так долго думала. Я ждал более развёрнутый и аргументированный ответ.
– Прости, прислали только это. Когда я задаю вопрос, ответ просто возникает в моей голове. Моя задача его расшифровать и перевести в понятные символы, – она посмотрела на него с тревогой. – Как ты думаешь, я самостоятельно думаю вообще или нет? Или оно само думает внутри меня?
– Оно, в смысле, Мироздание?
– Угу.
Есть улыбки, которые предназначены для конкретных людей или событий. Писатель вновь улыбнулся, именно такой улыбкой и спросил, вместо ответа:
– Потанцуешь со мной? Прямо здесь и прямо сейчас.
Принцесса благодарно кивнула в ответ.
– Только не тягай меня за собой как собака санки, – неожиданно добавил он.
– Как что?!
– Как собака санки!
Эпилог: https://www.youtube.com/watch?v=gset79KMmt0
КОМПЛЕКТАЦИЯ:
Равноденствие: - http://proza.ru/2024/04/21/1694
Нормально - http://proza.ru/2024/04/21/1708
Развлекательный рассказ о командировке - http://proza.ru/2024/04/21/1737