Как в каждой больничной палате обязательно должен бродить глуховатый дед с нестерпимым радио, так и у каждого писателя непременно должен быть слезливый рассказ про щенка. Я — не писатель.
Сначала у фантастического трансформера пропали огромные, вращающиеся скелетообразные стальные лапы — два высотных крана, которыми он, поднимая себя выше и выше, возводил новые этажи, постепенно превращаясь в красно-белую башню многоэтажки. Затем одномоментно, приемом кино, исчез строительный забор, и охранники, покинув бытовку и прокурив последние морщины на помятых лицах, уехали прочь в пыльных стрекочущих автомобилях. Потом платформа грузовика, навьючившись бытовкой, скрылась в клубах пыли за поворотом. И, в конце концов, молодой крановщик, потрепав собаку рукой, запрыгнул в кабину зудевшего на холостых оборотах крана и дал газу вслед за грузовиком. На пересечении двух строительных проездов осталась собачья будка. И пёс. Никто не помнил, откуда он взялся. Уходящий февраль отсыпал белым снегом в его короткую шерсть, а мартовское солнце раскидало рыжих опалин от скачущих ушей до неутомимого хвоста. Белого было больше — Беляш. Что вспоминал он? Наверное, как щенком спал на старом ватнике, а потом с удовольствием уминал из полиэтиленового пакета, развернутого очерствевшими, как грубые рубила, пальцами сладкие куриные косточки, и весь его мир тогда сжимался до размеров бытовки (и он был счастлив), или, как став старше, рыскал в ошейнике вдоль натянутой проволоки по строительной площадке, и обветренные рабочие гладили, тормошили, пощипывали, держали под передние лапы и, коряво прыгая боком, пританцовывали; угощали переломанными чипсами, бесформенными протаявшими конфетами, сладкими твердыми булками, солёными сухариками, отломками пресной сухой лапши — всем неимоверно аппетитным, чем перекусывали сами (и он тоже был счастлив). Каждый счастлив, вспоминая детство, и каждый счастлив с друзьями.
Все северные города существуют в двух состояниях: зимнем — солнечно-превосходном и летнем — пыльно-разобранном.
- Сколько сегодня уроков? Четыре, как обычно?
- Да.
- Посмотри в чате, вдруг Ирина Андреевна отправила изменения.
- Я дома смотрела. Не было сообщений.
- Хорошо. Я заберу тебя после уроков.
- У тебя выходной?
- Нет, сегодня медосмотр. В больницу нужно, к врачам. Я поеду на обед, и тебя подхвачу, но пока не позвоню — из школы не выходи, жди. Я могу задержаться. Договорились?
- Ага.
Переваливаясь с боку на бок, как старая бабка, автомобиль терпеливо корячился на ухабах — проезд через стройку существенно экономил время, но привносил ощущения дискомфорта.
- Пап, смотри — там Беляш! В зеркало заднего вида Сергей увидел, как дочь, уткнувшись краем лба в боковое стекло, смотрит, улыбаясь, куда-то вперед.
Чуть дальше, на фоне новой высотки, рядом с одинокой будкой, сидел пес-подросток. Вглядываясь в горизонт, выставленным вверх пятаком носа он ловил случайные возмущения воздуха. Оранжевые лучи утреннего солнца, натыкаясь в воздухе на мелкие кругляши невесомой пыли, множились золотистыми колками в его грудном подшёрстке и, разомлев там от тепла, стекали медными пятнами по лапам к земле, где задорно гибли в коротких брызгах весенних теней. Царственная осанка демонстрировала важность происходящего — там вдали он высматривал своих друзей.
Дочь повторила:
- Это Беляш. Он бывает у школы, и мы с ним играем.
- Будь осторожней с собаками, тем более с беспризорными.
- Разве он беспризорный? У него, что… никого нет?
- Конечно, есть — рабочие. Они уехали на новую стройку, и обязательно за ним вернутся, — не хотелось расстраивать дочь, и он продолжил уверенно:
- Видишь, у него большая будка, и чтобы ее перевезти, нужен грузовик. Как только появится свободный автомобиль, рабочие приедут и заберут его. Сергей сам не понимал, зачем он обнадёжил ребенка, но все случилось внезапно, и путь назад был отрезан.
- Значит правильно, что все ему помогают, пока рабочие заняты.
- Как помогают?
- Кормят, играют с ним. Ему одному скучно.
- Конечно, правильно.
Машина остановилась у железного решетчатого забора, за которым виднелось здание школы. Полусонная детвора стекалась сюда со всех сторон.
- Даша, держи! — в открытую водительскую дверь Сергей протянул ей хрустящую купюру. Дочь, стоя рядом с машиной, поправляла ранец, который упорно сползал с узкого плеча.
- Спасибо. Уложив деньги в карман куртки и развернувшись в его сторону, показывая, что готова, она улыбнулась и, важно раскрыв ладонь одним броским движением, игриво толкнула в воздухе что-то воображаемое и на миг замерла, зафиксировав жест расставания:
- Пока!
- До встречи, Кареглазик!
Время позволяло, и Сергей, откинувшись в кресле, сквозь лобовое стекло наблюдал, как дочь миновала металлические ворота. Она, в детской задумчивости, блуждающей походкой, словно напевая переливчатую лоскутную мелодию, прошла по асфальтовой дорожке, растянувшейся темной лентой вдоль школьного стадиона, и, подойдя к ступеням центрального входа, обернулась. Лямки рюкзака съехали и, повиснув на локтевых сгибах, сковали движения. Увидев машину отца, она, отклонившись назад, хотела вскинуть руки, но тяжесть ранца одержала верх, и вышло неловко — лепестки ладоней затрепетали в мелких взмахах где-то снизу, параллельно дорожке; затем спина подбросила увесистую ношу, закрепив ее прочно и удобно, и темные ботинки торопливо закружились по лестнице к массивным дверям, скрывающим галдящие недра коллективного просвещения. Четвертый класс — выпускной в начальной школе.
- Здравствуйте, мне назначена процедура, но я не буду ее проходить. Анализы в норме, симптомов нет. Зачем?
- Подождите, вы кто?
- Сергей Белозеров.
- Сейчас я посмотрю, — заведующая, высокая, немолодая и ширококостная женщина в очках, местами некрасиво располневшая, в черных широких брюках и бледно-коричневой кофте, удерживая компьютерную мышь, сидела за столом перед монитором. Выпирающие укладки жировых отложений превращали ее в большую переплетенную черными и коричневыми шарами надувную гирлянду. Когда она прильнула к экрану, поддернув под собой кресло, обвязка шаров сместилась и плюхнулась по инерции в сторону стола, и один черный шар, свесившись за край сиденья, чуть не выпал, но внутренняя пружинистая сила подтянула его обратно, гармонично вернув в состав гирлянды.
«Прямо мультипликационный герой»
- Та-ак. У вас обследование…
- Давайте я напишу отказ от вмешательства.
- Не делайте мне уступок! — она резко, властно и начальственно грубо прервала его и, показалось, что шары гирлянды, суетливо притянувшись друг к другу, сжались в напряжении.
«Герой отрицательный», — Сергей, внутри мгновенно вспыхнув, включил режим «ерша», но, выдохнув, сдержался.
- Я не отступлю в любом случае. Глотать это устройство не буду. Я просто не приду, — он говорил без раздражения, но уверенно. Она, казалось, не обращала внимания, но по неподвижному взгляду, намораживающему на экране монитора глыбы недовольства, Сергей ощутил, что он, в ее глазах, — бунтарь, и ее внутреннее властное эго на дух таких не переносит.
- По приказу у вас должно быть обследование.
Достав смартфон, она набрала номер:
- Светочка, принеси мне, пожалуйста, бланк отказа. У тебя есть? Да, в мой кабинет, — убрав трубку, не глядя на него, произнесла:
- У вас могут быть проблемы с допуском… Подождите в коридоре. Я вас вызову.
Сергей закрыл дверь и, вспомнив, что видел на входе кулер, пошел по коридору. Во рту пересохло — полдня ожидания в очередях поликлиники давали о себе знать.
- Уважаемый! — сзади раздался громкий голос. Подняв высоко, выше головы, вытянутую вперед руку, заведующая, выйдя из кабинета, плотно сжатой плоскостью четверни пальцев, вертикально направленной вперед, указывая на Сергея, два раза сыграла фалангами к основанию ладони, небрежно и фамильярно ими хлопнув, и исчезла за дверью.
«Уважаемый... Эх! Почему у нас всегда так?» Сергей вернулся в кабинет.
- Вот. Здесь еще нужно расписаться, — заведующая глядела поверх головы Сергея.
Неторопливо и тщательно выводя подпись, а затем ее расшифровку, Сергей, в отместку не смотря в ее сторону, твердо заявил:
- Можно вас попросить не обращаться ко мне «уважаемый». Это завуалированное хамское обращение на «ты».
- Уважаемый — вы. Я это имела в виду.
- Вот. Поэтому и прошу. Можно трактовать, как угодно.
Неслышно перебирая языком по гладким плиткам зубов, заведующая вызывающе молчала. Сергей, закончив с подписью, бросил не глядя:
- До свидания.
Выйдя из кабинета, он силой воли пресек рост колебаний бьющейся колючим ершом негодующей мысли: «Без спасибо. Это за «уважаемого». Дело-то плевое, но обязательно нужно покочевряжиться».
- Даша, я подъехал. Выходи.
Сергей припарковался рядом с калиткой, заглушил мотор и вышел из автомобиля. Наполняя легкие свежим воздухом, он, медленно прогуливаясь, направился к центральному входу. Терпкая ваниль молодой зелени, нежно пульсируя, разливалась в пространстве; небо от края до края держалось свободно, только в стороне шебутной ветер бесцеремонно толкал в бок одинокое, прикорнувшее в томном самозабвении, прозрачное облако, раздергивая его розовую вуаль. Урок закончился. Дети привычно, в сложившемся беспорядке, выходили из школы. Два мальчугана, закладывая виражи на футбольном поле, неслись, высвобождая накопившуюся энергию. Мальчишка в сером джемпере догнал товарища и начал борьбу за превосходство — пытаясь ухватить друга за шею, он занес над мальчуганом в жилете руку; соперник, среагировав, поднырнул под нее и, ловко ускользнув, уцепился пальцами за кофту со спины, но тот ушел от захвата и, ускоряясь, отскочил в сторону. Край голубой рубахи вырвался из-под темных брюк, волосы взъерошились, рот скривился в азартной улыбке. Лицо второго пылало, бежевое ухо воротника рубахи собачилось торчком, брюки, провернувшись вдоль тела, потеряли ориентацию и натянулись, комкая движение. Он, ухватившись руками за пояс, поддернул штаны, вернув их на место; тыльной стороной ладони вытер выскочившую слюну и, выставив вперед руку, с разбойничьим выкриком кинулся к сопернику. Сергей перевел взгляд в сторону выхода, отыскивая в толпе фигуру дочери. Там, в гурьбе детей, озоровал светлый пес. Рядом зазвенело:
- Беляш, Беляш!
Пес, откликнувшись, рванул было на детский голос, но, заметив веселую битву мальчуганов, в желании присоединиться, сбился с курса и повернул к ним, тем самым остановив схватку. Разбойник в жилетке стал гладить пса, а его соперник припустил со всех ног на край поля. Подняв куртку, он, проверяя карман за карманом, начал в ней сосредоточенно и энергично что-то искать; затем взял рюкзак и увлеченно погрузился в него. Его товарищ, с любопытством наблюдая за поиском, устремился в его сторону. Пес, неистовой юлой, нетерпеливо и неугомонно шлепая хвостом, сновал рядом. Наконец, лицо мальчишки озарилось: в руке сияли два королевских Чупа-чупса. Пес, радостно повизгивая, заискивающе приседал. Мальчуган, переводя взгляд с собаки на сладости, смотрел с замешательством: удовольствия было два, а претендентов — три. Но… Миг растерянности — мгновенное решение. Один Чупа-чупс, освобождённый от обертки, он сунул собаке в пасть, второй — себе в рот. Пес, разгрызая конфету, вывернул голову набок. Прильнув к земле и с треском щёлкнув, он с удовольствием зачавкал в благодарном маслиновом прищуре. Мальчуган, наблюдая за собакой, чуть насладившись, передал конфету товарищу. Тот, удовлетворенный ситуацией, взял и, растекаясь в улыбке, зацепил ее малиновым крючком вертлявого языка. Дети стали собирать вещи. Проглотив конфету, пес крутанулся еще раз, выясняя, можно ли чем-то еще поживиться, и, убедившись, что припасы исчерпаны, помчал по стадиону к центральному входу. Мальчуганы, неуверенно, в усталости, будто сорвав крайние нити резьбы в плечевых суставах, так и прошли мимо Сергея в суперпозиции: один большой Чупа-чупс на два маленьких счастливых разбойничьих рта.
- Привет! — дочь возникла из ниоткуда. Воздушные гребешки волос, выскользнувшие из-под власти резиночки, собирающей хвост, рядились на голове, нежно опушая макушку.
- Давай рюкзак. Как все прошло?
- Хорошо прошло.
Пока они, не спеша, ладонь в ладонь, шли к машине она рассказывала:
- На уроке русского было смешно. Проверяли, какая буква стоит в конце слова. Ирина Андреевна говорит: «Никита, есть шкаф — нет шкафов. Есть штраф — нет… чего?», а он: «Есть штраф — нет денег», а нужно: «нет штрафов». Там, на конце, — буква «ф», а не «в». Правильно?
- Умница!
Тявкнула сигнализация. Открыв дверь, Сергей поставил рюкзак на заднее сиденье. Дочь забралась в машину с другой стороны.
Дорога домой. Перекрестки. Пешеходы. Светофоры. Камеры. Штрафов нет.
Дочь, перекладывая монеты, усердно вела счет:
- Папа, давай мороженое купим.
- Давай. В нашем магазинчике.
- У меня немного не хватает. Добавишь?
- Я же тебе давал сегодня. Уже закончились?
- Я пирожок купила Беляшу.
Если вы не работали в силовых структурах, и не знаете, как там трудятся, — не беда: там не работают — там живут.
- Ты закончил с тем, о чем мы вчера говорили? — в кабинет, вращая головой, свисающей с сутулых плеч и существующей будто автономно, влетел непосредственный начальник Сергея, и, не здороваясь ни с кем, сразу направился к окну. Человек высокий, энергичный, словно самозарядный повербанк, он, в отличие от рыхлого, габаритного Сергея, был перетянут мускулами — даже на лице, под тонкой кожей, теснились тугие желваки мышц — признак спортивного обмена веществ. Перекатываясь в суставах, словно они не были прикручены, Роман Владимирович с показным интересом стал разглядывать утреннее действо за окном в одной стороне, затем, чуть сместившись и заглянув за наружный край стены, увлекся пейзажем в противоположной, одновременно управляя диалогом:
- Сегодня нужно закончить.
- Я делаю. Но вторая задача всегда была за начальником отдела. Предыдущий работал с ней самостоятельно.
- Забудь. То было у предыдущего. Теперь будет так.
- Хм…
Резко развернувшись в его сторону, он, ухмыльнувшись, вальяжно подкинул подбородком:
- Тебя это задевает?
- Как бы… — Сергей чуть помедлил, — это не справедливо.
- Справедливость — это условие, а условия меняются по приказу. Стань начальником, и будешь менять условия.
Сергей, поддев щеку изогнутым ртом, молчал. Внутри клокотало, но без перекруток.
- Что ты напыжился? — начальник продолжил, не давая ответить, и, видимо, вспомнив что-то важное и поймав от этого заряд наслаждения, пробасил, — мы сюда не любиться ходим, как говорит Наш, так что это… приказ! Не философствуй.
Опустив голову набок и смотря исподлобья, как бы наседая на Сергея лихим тяжелым взглядом, он подошел к столу и, увидев лист, исписанный ручкой, с интересом подцепил его рукой:
- О-о-о! Это что? Твой рапорт на отпуск? Так это же прекрасно. Давай сделаем так. Пришпилим его сюда, — он приложил лист к стене, — и будет тебе мотивация. Будешь смотреть и работать с воодушевлением!
- Я что, школьник? Хы… шутка.
- Да брось, нормальная шутка! Жизненная…
- Правильно, Владислав? — развернувшись, он обратился к Владу — белокурому и коротко стриженому сотруднику, который, скрываясь за монитором, в уголках хитрого взгляда, усиленно создавал отсутствующий образ.
- Как у тебя дела?
- Работаю, — он не успел прокашляться, и выскочило «вработаю».
- Знаю я, как ты «вработаешь»! Даже не анализируешь, что делаешь. Потом за это меня, — он ткнул длинным указательным пальцем себя в грудь, — «враспесочивают». Зайди ко мне через полчаса. Удерживая рапорт Сергея в спайке большого и указательного пальцев, он вразвалочку двинулся к двери.
- Владимирыч, есть просьба, — Сергей, приподнявшись, оперся рукой о плоскость стола, — у дочери завтра «Последний звонок», я задержусь утром?
Тот притормозил, но не оглянулся:
- Ладно. Задержись. Но сделай, как я сказал. Разрешаю работать ночью.
Влад, выглядывая из-за монитора, выждав паузу и убедившись, что дверь закрылась, вслух возмутился:
- Вот хамство…
Перещелкивая мышью, с философским спокойствием Сергей удовлетворенно кивнул:
- Тут, видишь как. Не столько хамство, сколько гордыня. Далеко пойти хочет, если повезет. Но иногда случаются события, не зависящие от человека.
Осознавая, что беседа с начальником не сулит никаких благ, Влад, беспокойно потирая плоский валик широкого веснушчатого носа, рассуждал, успокаивая себя:
- Если бы не отец, вряд ли он себе позволил бы такое.
Задача — время. Ускоряет.
Яростно отнимая у воздуха частицы кислорода и сжигая их пламенем возмущения, вернувшийся из кабинета начальника Влад бушевал, выбрасывая жар негодования:
- Он мне предложил перевод в другой отдел. Я, дескать, тяну вниз, и для его подразделения это неприемлемо. Его! Ты слышал? Я тут не первый год, он только назначен, и уже «его»!
- Что? Почему? Он хоть что-то пояснил? — Сергей бил бровями сверху вниз, собирая в ломкую вязку мышцу гордецов.
- Вы ничего не делаете, даже думать не хотите! — возбужденный Влад колесил по периметру помещения. Затем, остановившись возле своего стола, шлепнул ладонью по крышке принтера так, что она подпрыгнула:
- Откуда он всплыл? Нет. Его всплыли… достали из глубины, помогли, — он, судорожно подыскивая слова, снова заехал по принтеру, — и сразу — кессонная болезнь. Вскипел студень в голове, — раскачиваясь всем телом, словно показывая процесс кипения, он не отставал от принтера, — и градус самооценки — в космос! Тут же. Я — самый-самый, от рождения… Класс!
- Подыскивает удобных людей.
Растопыренной пятерней Владислав нервно зачесал щетку влажных волос на голове, проведя со лба к макушке:
- Свою команду начал создавать! Ха!
- Не думаю. Я таких насквозь вижу. Им собственное эго мешает. Он, как царь горы, должен быть на вершине один. Кому такое понравится?
- Значит, такая команда и подберется. Ничего, мы еще посмотрим! — последнюю фразу Владислав больше произнес для себя и, звучно двинув стулом, занял свое место за монитором.
«День обещает быть насыщенным», — мелькнуло в голове Сергея, но он и представить себе не мог, какими густыми красками пропитается его финальный отрезок.
Рабочее время закончилось. Влад уехал домой. Сергей решил остаться. Весенний вечер глазел в окно городской твердью ясного синего неба, наплывшего на бетон многоэтажных коробок, гладко желтел огнями в хрусталиках оконной сетчатки близлежащих домов; рябил, переливаясь, яркими накрапами фонарей автомобильной пробки, облепившей проезжую часть.
Зашел начальник в новых домашних кожаных тапках, скалясь странно, по-звериному:
- Как успехи?
- Норм. «Выпил что ли?».
Тот замер. Сложив губы трубочкой и вытянув лицо собольком, медленно выдыхая, насытил воздух сладостью электронной сигареты и, крутанув белками глаз, бесшумно исчез.
Сергей вышел в туалет. В коридоре тишина.
- Я никого никогда не прикрываю… — донеслось из-за закрытых дверей кабинета. Судя по голосам, двое. Точно отдыхают.
Сергей, вернувшись, занял свое место. Приоткрытое окно отрывисто выдыхало внутрь помещения колкие запахи выхлопной гари, дорожной пыли, зеленой влаги деревьев и цветущих растений. Майская ночь, собирая редкие силы темноты на востоке, долго не решалась подступиться.
Дверь медленно открылась. Никого. В коридоре слышался разговор. Затем так же медленно, вошел Роман Владимирович, следом за ним начальник другого отдела. Оба подшофе. Сергей, съехав вниз на стуле и вытянув ноги, отдыхал. Одна нога под столом, вторая снаружи, в проходе.
Начальник вразвалочку подошёл к Сергею, пьяно цыкнул сквозь зубы и, глупо улыбнувшись, пнул концом ладного кожаного тапка выставленную ногу Сергея:
- Работаешь, философ?
Схватка!
Драка!
Бугай на бугая!
Ничья.
- Тебе конец, и не думай, что выскочишь! — зажав пальцами разбитый нос, уходя, просипел начальник. Сергей осмотрелся. В помещении хаос: поваленные стулья, монитор — плашмя на столе, с подоконника свалился цветок и, сыпанув землей на пол, неумело выпрямился, пытаясь тонкими коверкающимися жилами корней дотянуться до отлетевшего горшка.
«Рубаха разорвана. Что с лицом?» Он, подняв монитор, глянул в тёмное отражение: «Да. Синяк все-таки будет». От пропущенного удара горела левая скула. «Вот угораздило же! Ладно. Все уже случилось. Что теперь?»
Если конкурс «Учитель года» оживлённо гудит под насыщенные нотки корвалола, то аромат последнего звонка на Северах — крепленая душистость черемухового цветения.
Параллель четвертых классов выстроилась на стадионе, напротив центрального входа в школу, где с широкого крыльца гремела музыка. Было солнечно, холпил теплый ветерок, лениво поглаживая увядшие полотнища флагов. Родители, находясь позади нарядных учеников, группами и поодиночке, мелькали подарочными пакетами и букетами цветов. Спрятав руки в карманы куртки, Сергей стоял в стороне. Тревожные мысли, одна за другой, одолевали его, ввинчиваясь под кожу стальными комариными типсами и заставляя время от времени судорожно перебирать плечами: «Может, правильней было поехать в отдел? Но была же договорённость? Была». Наблюдая за детьми, он пытался сфокусироваться на белых бантах дочери. «Была, черт возьми».
Мысленно отстранившись, Сергей видел и не видел, как откуда-то сбоку подбежал пес. Стоящие в последних рядах дети оживились. За множеством переплетенных ног маячила синяя кофта мальчика, присевшего на корточки и трепавшего собаку за ухом. Рядом стоящая девочка, в очках, с петляющими в обвивках волос белыми ленточками, тенью проскользнув между умственных рассуждений Сергея, убежала к маме и, вернувшись, угостила пса печеньем; затем, склонившись, обняла его за шею.
- Это на-аш пес! — в растяжку раздался деловой мальчишеский голос.
- Это Беляш!
- Да, это Беляш, — с уверенностью повторил девичий голос, — он — добрый.
Собака, отдав дань приветствия, подпрыгивая, рванула к другому краю.
- Беляш! Беляш! — пролетело вслед.
Сергей, почувствовав в кармане вибрацию, достал телефон. Входящий вызов. Владислав.
- Алло, Влад, я сейчас занят, что-то срочное? — он, чтобы не мешать, развернулся и медленно направился вглубь стадиона. Удаляясь от детей, он не мог видеть, как из-за здания школы появились двое, в форменных синих брюках и куртках. В руках одного мужчины блестел цветастый пакет с собачьим кормом, второй нес верёвку.
- Слушай, тут такое дело… — звучал в трубке голос Владислава.
Мужчины в форме вышли на футбольное поле.
- Все уже знают. Так? — Сергей продолжал идти вперед.
Мужчина присел и, высыпав из пакета корм, стал свистом подзывать собаку.
- В целом, да… — нехотя вибрируя гласными, ответил Влад.
Пес, услышав свист, помчал к мужчине.
- Я так и думал, — Сергей, забирая в сторону, взял курс на разворот.
Пес захрустел сухим кормом. Мужчина с веревкой, ласково поглаживая собаку, ловко накинул петлю на шею. Продолжая уплетать корм, пес не заметил ничего необычного.
- В общем, смотри. Тут человек приходил из другого отдела. Тебя искал. Я ему сказал, так, мол, и так, но твой номер давать не стал. Он свой оставил, сказал, чтобы ты позвонил. Сегодня. Как думаешь, к чему?
Поднявшись на задние лапы и не обращая внимания на петлю, пес в благодарности прильнул к мужчине с веревкой. Тот, поддев его под грудки, взял на руки.
- Пока не знаю, но, скорее всего, у кого-то есть интерес. Будут мне что-то предлагать, — Сергей медленно описывал кривую в развороте.
Беляш, на руках мужчины, видимо, думая, что за ним, наконец, вернулись его друзья, повиливал хвостом, смирно поглядывая по сторонам.
- Ясно. А взамен… Хотя ты сам понимаешь, что взамен.
Мужчина с веревкой, обняв собаку, шествовал осторожно и нес ее так нежно, как носят грудничков молодые неопытные отцы.
- Конечно. Топить моими руками… Ладно, я все понял. Не по телефону… — отрешенным, невидящим взглядом Сергей смотрел на идущего с собакой мужчину.
В сторону мужчин, спотыкаясь, на каблуках, бежала родительница. Ветер разносил ее голос:
- Вы что не люди? Вы можете это делать в другое время? Не сейчас!
- Телефон запишешь? — на заднем плане у Влада свистел принтер.
Головы детей, над которыми, придавленной волной резонировало угрюмое «ш-ш-ш!», настолько часто разворачивались назад, что казалось, они находятся в неестественном положении — затылками вперед.
Мужчины с собакой удалялись. Выбежавшая женщина после короткого разговора с ними, компенсируя досадное возмущение быстрой ходьбой, возвращалась к своему месту, высоко подняв подбородок.
- Не надо. Мне неудобно сейчас. Я скоро буду. А вообще-е… — Сергей встал, как вкопанный, и, словно включившись, неожиданно громко воскликнул, — что здесь происходит?! Он, на ходу набирая скорость, одним движением закинул телефон в карман куртки, откуда слышалось «алло, алло» Владислава, и выкрикнул:
- Уважаемый!
Но мужчины уже скрылись за углом здания.
Шагая невероятно широко, Сергей бросился за ними.
Дети, стоящие с краю, то и дело, украдкой, поглядывали на угол. Угол пустовал.
Последний звонок продолжал свое действо. Выступил ведущий, началась школьная песня, и в конце припева, когда голос солиста на мгновение смолк, мелодию разорвал мальчишеский, с хулиганской хрипотцой, голос:
- Бел-я-я-я-ш!
От скачущих ушей до неутомимого, в рыжих опалинах, хвоста. По беговой дорожке, по футбольному полю… Летел Беляш!
Ночь прошла в полузабытьи. Перед важным разговором, перед судьбоносной развилкой было не до спокойного сна. Утром, за рулем автомобиля, Сергей извлекал из глубины сознания заблюренные обрывки сновидений. «Новостройка. Рядом с ней пыхтит кран-воровайка, в его кузове — собачья будка. Дверь старенькой белой «Нивы» открыта настежь; чёрствые, как рубила, пальцы треплют собачью шерсть:
- Беляш! Беляшка, родной, а я чуть не помер. Болезнь страшная, легкие слиплись. А они… Эх! Молодежь. Хотели бросить тебя. Давай, залезай. И грубые, широкие ладони подбросили пса на заднее сиденье машины. Затем седой дед, устроившись за рулем, крикнул в окно молодому крановщику, дымящему сигаретой:
– Чего пялишься, цинковая душа? Поехали!»
Но… может, это был не сон.
Дочь сдавала учебники, были еще какие-то организационные дела в школе. Она, сидя на заднем сиденье, пела песню, звучащую по радио. Тот же маршрут. «Какие у меня варианты? Принять условия, стать зависимым и продолжить заниматься делом. Либо уволиться. Что лучше? Кто знает!» Размышления по кругу. Нескончаемую мысленную жвачку прервал голос дочери:
- Папа, смотри! Будки нет! Значит, рабочие ее забрали. И Беляша тоже. Не забыли! — она помолчала немного, а затем добавила, — рабочие, они — хорошие.
В зеркале заднего вида Сергей увидел на детских щеках светлые озорные скобки, развернутые улыбкой. Двинув телом в сторону, он поймал в отражении ее взгляд:
- Конечно, хорошие. У нас все хорошие.