Наш костер в тумане светит...
Люди всегда ждут прихода весны, мальчишки-подростки ждут еще нетерпеливее.
Весной, в них просыпается какой- то дух бродяжничества. Мы ходили по всему селу и отыскивали приметы весны.
Главной приметой становилась оттаявшая на солнечной стороне завалинка с жухлой осенней травой.
В морозные дни начала марта, солнце съедало снег в ложбинках, и на этом месте появлялась хрупкая ажурная паутинка, состоявшая из тончайших снеговых нитей.
На дорогах натаивали небольшие лужицы. Когда во всю мощь ударяло солнце, с Горы «приходила» вода, она была снеговой, прозрачной,- бабы полоскали в ней белье.
Ручей и овраги в Озерках превращались в бурлящие потоки. Потом разливалась Сура, вода доходила до крайних улиц. Наступало благодатное время для нас – весенние школьные каникулы. Можно было целыми днями бродить по берегу оврага, ходить «смотреть» Ручей и бескрайний простор половодья.
Военные зимние игры заканчивались, так как нельзя было носиться по усадам и огородам. В лапту и футбол играть было рано,- взгорки и улицы не просохли, только по солнечной стороне улиц намечались упругие тропинки.
Весенний ветер и солнце кружили голову. Жажда приключений становилась невыносимой...
В один из таких дней, моему другу, Кольке Федотову, пришла в голову идея – смастерить лодку – плоскодонку и поплавать по оврагу, и по полой воде.
Длинные, узкие листы фанеры лежали у нас под крыльцом. Нашлись две доски. Из этих досок сколотили дно лодки. К днищу мелкими гвоздями пришили листы.
Лодка получилась как настоящая, только маленькая. Ватой из старой телогрейки протыкали щели. Даже залили их смолой. Колька тайком принес из дома настоящее дубовое весло.
Принесли к оврагу нашу лодку. Сели в нее вдвоем,- оказалось, что вода почти вровень с бортами. Плыть вместе можно, но только по тихой воде.
Проплыли метров пятьдесят, дальше вода в овраге бурлила, образуя воронки. Я вылез из лодки, а Колька продолжал путешествие.
Доплыв до бурунов,- лодка перевернулась, мой друг оказался в бурлящем, ледяном потоке.
Я подал ему длинную палку, с которой шел по берегу оврага и помог выбраться. Потом поймал уплывающую вверх дном лодку.
Колька тем временем разделся, и мы принялись выкручивать мокрую одежду. Светило солнце, но ветерок был холодненький. Он стоял босиком на не оттаявшей земле. Я спросил его:
- Ну что, домой пойдешь? – Колька отрицательно покачал головой.
Домой идти ему не хотелось по двум важным причинам,- отец задаст трепку,- чего впрочем, он не особо боялся.
Главное – лодка, - его страсть к приключениям не знала границ. Он натянул мокрую одежду на себя и вновь уселся в лодку. На сей раз все пошло как по маслу. Колька благополучно доплыл оврагом до полой воды и продолжил плаванье по необозримому половодью.
Я стоял у кромки воды и как зачарованный смотрел на уплывающего друга. Даже не заметил, как подошла его мать,- Анна Степановна.
Колькина мама была «тонкий» человек, психологически подготовленный, так как работала учительницей. Она не стала, подобно простой деревенской бабе, кричать на сына, угрожая всевозможными карами. Тихим, спокойным голоском она стала звать сына:
- Коля, сынок,- плыви назад, к берегу, - и так осторожно подманивала его рукой.
Колька внял голосу своей матери, развернул лодку и поплыл назад.
Казалось,- ничто не предвещало потрясений. Колька солидно подплыл, деловито вылез из лодки... И тут неожиданно появился его отец,- Иван Петрович.
Отец моего друга не обладал той степенью психологической тонкости, как Анна Степановна.
Да к тому же был зол,- его оторвали от важного дела. В этот день в селе нанимали пастухов. В принципе процесс уже завершился, началось самое приятное,- «обмыть» это дело, то есть выпить «магарыч».
Анна Степановна поймала сразу двух зайцев: оторвала Ивана Петровича от компании мужиков, распивавших магарыч, и предоставила мужу возможность заняться воспитанием сына.
Он выхватил у Кольки весло и, действуя им как топором, стал рубить нашу лодку. Удары весла рассекали тонкую фанеру до самого днища.
Колька оторопело смотрел на гибель корабля. Расправившись с плавсредством, разъяренный Иван Петрович, поднял тонкий и гибкий прут, который он принес с собой и вытянул этим прутом Кольку по спине. Колька рванулся, но прут успел несколько раз оставить полосы на мокрой фуфайке.
Друга спасло то, что отец поскользнулся на мокрой, жухлой траве и грохнулся на землю. Когда он поднялся, Колька был на недосягаемом расстоянии. Но я предчувствовал, что для Николая этим дело не закончиться... Оставив разбитую посудину, я побрел домой. Мне было жалко лодку.
Часа через два мой друг сидел у меня, и мы обсуждали новые наши планы. Никаких последствий это событие не имело, кроме одного,- Кольку стали звать Мазаем...
...Мы стояли внутри громадной ветлы, у которой середина ствола выгорела. Но дерево пышно зеленело, так как ветле достаточно иметь кору, что бы спокойно расти.
Туман сгущался, мельчайший дождь совершенно не создавал звука, а наоборот, - гасил. Капли воды срывались с листьев, а шума не было. Возникала совершенно фантастическая картина. Казалось, что мы попали в другое измерение: стоим совершенно одни на берегу пустынного озера, по которому причудливыми клочьями плывет туман, среди необозримого и незнакомого леса...
Да, с Колькой не соскучишься. Это он пришел ко мне накануне вечером и таинственно сообщил, что на Старосурском озере с тремя удочками делать нечего,- одной не успеваешь карасей выдергивать. На этом озере мы ни разу не были, очень далеко,- километров восемь. Колька убеждал:
- Главное,- пораньше встать, на велосипедах доедем до Усинского дола минут за сорок, а там дальше одна дорога,- упремся в озеро.
В озеро мы действительно,- уперлись. Быстро размотали удочки, стало клевать. Через полчаса поплавки замерли. Только сейчас заметили фантастичность картины.
Солнца не было видно, а туман сгущался. Ни одного рыбака на заросших берегах, ни одной лодки на озере, молчаливый лес со всех сторон. Когда подъезжали к озеру, увидели одинокую избушку на поляне. Колька пояснил, что в ней когда-то жил медянский мужик – отшельник. Откуда он это знал? Одежда стала медленно пропитываться сыростью, вот тут друзья нашли эту ветлу.
Выгоревший ветляной ствол был черным и пористым. Становилось прохладно. Я достал спички и стал поджигать выступающий кусочек обгоревшего дерева,- из этого ничего не получилось. Мы угнетенно и молча стояли внутри ствола,- ни что–то делать, ни говорить не хотелось. Было ясно – этот противный, сеногнойный дождь не прекратиться...
Потом, что – то переменилось. Стало тепло, сверху падали какие –то мягкие, серые хлопья,- друзья ничего не замечали. Воодушевившись, стали орать песню:
- Наш костер в ту – ма – не све – тит,
- Искры гаснут на –а вет – ру ...
Сверху падали уже не только хлопья, а продолговатые кусочки веток. Наконец, я поднял голову – ветла над нами пылала огненным кустом.
Мы кинулись к озеру, набрали в брезентовые сумки воды,- подбрасывая их вверх,- пытались тушить. Сумки обрушивались и заливали водой не горящее дерево, а наши бесшабашные головы.
Испугавшись, что за это нам не поздоровиться, быстро смотали удочки и вихляя велосипедами на скользкой лесной тропинке убрались восвояси...