Послание моей бывшей однокурсницы журфака МГУ Марины Сенченковой о ташкентских школьниках, отдыхавших после пережитого ими апрельского землетрясения 1966 года в Брянской области по приглашению руководства тогда братской республики - Украины , вызвало в моей душе рой воспоминаний об этой знаменательной поре в судьбах людей. Тогда советский народ сообща не только смог пережить общую беду, но и познал в разной мере истинное родство людей одной большой советской страны - СССР.
Это проявилось не только во всесоюзной стройке - восстановлении Ташкента гражданами всех советских республик, но ещё и в новых отношениях, возникших дружеских и восстановленных родственных связях. К нам тогда приехали родственники из Баку: моя двоюродная сестра Римма с мужем Аршамом - они тоже участвовали в строительстве нового Ташкента и первое время жили у нас на Чиланзаре. Здесь в Ташкенте родился их первенец. Потом они уехали в Пятигорск, и мы, к сожалению, потеряли их из виду.
Мне, пятнадцатилетней школьнице, предоставили бесплатный отдых в спортивно-оздоровительном лагере в горах под Ангреном. Я не сразу поняла, что контингент отдыхающих был особенный – это были воспитанники Ангренского детского дома (Школы-интерната № 34, для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей), и они мне за летние каникулы преподнесли урок сплочённой семьи, где «один за всех и все за одного». Со многими воспитанниками я подружилась и потом ездила к ним в детский дом с гостинцами и подарками: нам было что вспомнить и о чём поговорить… Но удивительно ещё и другое.
По дороге в Ангрен на маршрутном автобусе моя мама, страдающая гипертоническим кризом и больными ногами, почувствовала себя плохо. По совету одного из пассажиров, она вынуждена была оставить меня на попечение, по сути, чужого человека, а сама вернулась домой. Это был шахтёр дядя Вася, белокурый голубоглазый мужчина средних лет, белорус по национальности, с открытой улыбкой, простой в обращении, отец двоих дочурок. Старшая худощавая сдержанная бледнолицая Вера была моей ровесницей, а младшая шустрая, загорелая, задорная девчушка была лет шести-семи, значительно моложе нас. С девочками и с их матерью- красавицей, чернобровой, рослой, полной в теле, говорящей с особым нездешним казачьим акцентом, я быстро нашла общий язык.
С порога, прежде всего, сёстры повели меня в приусадебный вишнёвый сад, где я объелась спелой сочной ягодой. Только потом за обеденным столом хозяева гостеприимного дома подробно расспросили меня о моей семье, в которой мои родители, ветераны войны, помимо меня, строго воспитывали старшего брата Арсена и младшую сестрёнку Сирун с разницей в два года со мной. В гостях у шахтёрской семьи я пробыла с неделю, но потом мы с Верой часто встречались в Ташкенте, где она впоследствии осваивала будущую профессию в медицинском колледже и часто приезжала к нам в гости. Мне даже пришлось погулять на её свадьбе в их родовом гнезде в Ангрене.
В те летние дни 1966 г. после побывки в белорусской семье я вскоре оказалась в руках миловидной женщины-бухгалтера из Ангренского гороно в ожидании каких-то необходимых документов для выезда в лагерь. Гостеприимная хозяйка старалась во всём мне угодить и всячески удерживала меня в своей пустой квартире. Бездетная дама солидного возраста одевалась по старинке – она аккуратно носила длинную чёрную юбку, скрывавшую её протезы после пережитого ДТП; строгую закрытую тёмную кофту с длинными рукавами. Её украшали гладкая причёска из тёмных волос с лёгкой проседью; большие добрые глаза с затаённой грустинкой в них и тихий доверительный голос. Женщина была замужем за сухопарого солдафона, младшего офицера запаса, который часто ездил в дальние командировки и когда возвращался домой, то своеобразно расслаблялся от военной службы безмерным употреблением алкоголя. Он напивался до потери сознания и ни за что жестоко колотил свою благоверную. Женщина покорно молча терпела пьяные выходки мужа, пока тот, выдохшись, ни погружался с похмелья в глубокий сон, так и не раскаявшись в своём безобразном поведении. Мне пришлось однажды невольно наблюдать эту гнусную семейную сцену, после которой захотелось скорее покинуть этот дом с её кроткой бесправной
хозяйкой .
Наконец приехал мой старший брат, не сразу нашедший меня в чужом городе. Он поблагодарил людей, приютивших меня, попрощался со всеми и потом довёз меня до детского лагеря, в котором я пробыла целую летнюю смену. В конце концов, соскучившись по родному дому, я договорилась с шофёром, привозившим свежие продукты в столовую из узбекской столицы, что он на обратном пути заберёт меня с собой. Шофёр-дальнобойщик, благо, жил на Чиланзаре возле Торгового центра, откуда я хорошо знала дорогу домой. Так я самостоятельно досрочно вернулась из Ангрена в Родные Пенаты, чем очень обрадовала всех домочадцев.
Вспоминая эту непритязательную историю сегодня, я прихожу к выводу, что в то советское время между людьми было всё-таки больше доверия и взаимопонимания. Даже этот деспот в военной офицерской форме, истязавший по пьянке свою преданную безропотную жену, не высказывал никакого неудовольствия моим внезапным вторжением в их семейный уклад и достаточно долгим пребыванием в их стандартной тесной квартире в спальном районе провинциального шахтёрского городка и даже очень тепло встретил моего брата в их доме. Нас всех, таких разных, объединяла любимая родина, общая неизгладимая история, русский язык межнационального общения и неистребимое чувство побратимства советского народа, жившего под мирным небом и с энтузиазмом строившего несокрушимый социализм, так ярко проявивший себя в многонациональном Ташкенте, поднимавшемся на глазах у всех из руин после небывалого землетрясения в эпоху незабываемой оттепели.
Апрель, 2024
Гуарик Багдасарова