Повешенный. Часть 5

Александр Позгорев
Повешенный. Часть 5

   Если бы, не обещание, данное им сослуживцу, уж он бы точно поехал теперь в тюрьму. Но хотелось ему, пусть и для очистки совести, увидеть горбатый мост и красную, с черной каёмочкой шаль на девушке.
   Они ехали меж ставших сейчас тесно улицам пустого города. Дома поворачивались, спинами и животами, крашеными облупившейся краской, точно были  пергаментными. 
   Окна в домах, были буквами, похожие и всякий раз чуть иными. Каждая из них говорила  о своем, не случшая других. Тревога покидаемого города понемногу передалась им. Волнение удовольствий уже улеглось, встречный поток воздуха, остывшего к вечеру, возвращал к действительности. Солнце понемногу цепляло край за ряд облаков, висело далеко западе.
    Солдаты лежали в кузове, болтаясь в нем по сторонам и старались прижаться плотнее к бортам. Они смотрели вверх, в пустое небо. Иногда крыши домов, под которыми проезжала машина, свисали над ними, заслоняя небо. Мотор урчал довольно уверенно, казалось, он не подведёт, не замрёт на полпути.
     Шофер свернул ещё раз. Дорогу он знал, взгляд отталкивался от знакомых мелочей, углов зданий, колодца, кривого дерева. Все это оживало вдруг, с удовольствием находило  себе подтверждение, уплывало потом во мрак прошедшего.
      Вот и мост с горбом, его спина по кошачьи  выгнута над мутной рекой. Река
застыла, схваченная темной прохладой. Девушки нигде нет, мост в сумерках оказался пуст. Красной шали не видно.
   "Не дождалась, ушла..."- подумал Мио, осматривая изгибы моста.
    - Не поехать ли нам теперь в тюрьму, -спросил шофер и смотрел выжидающе на лейтенанта.
     -Проскочим, - говорит тот и холодок тотчас поднимается снизу, к сердцу, как в детстве, чувствовал он холодок, поднимавшийся в душе,  скатываясь с высокой горки вниз, но будучи уверен в благополучном исходе. И все же,
лейтенант подумал,  правильно было бы отправится им в тюрьму.
   Переехали мост, грузовик подпрыгнул съезжая с моста на дорогу, пройдя колесом по высохшй луже, набрав скорость  помчался среди рощиц и полей. Иной раз малый пруд сверкал им уныло в угасающем свете.  Вот разрушенный мост, где были утром. Теперь здесь пусто, лишь колеи от стоявших машин остались в сером песке. Ещё поворот и быть бы им через час в части, но тут пуля, прочертив вечерний воздух, рассыпала мелкими осколками часть лобовоно стекла. Получилось в стекле круглая дырочка, а вечерний воздух охотно тут же наполнил кабину. Лейтенант достал платок, смохнуть с лица налетевшии осколки, при этом  он пригнул голову вниз, а шофер лишь осел грузно, подогнув ноги и добавил скорости, отчего в кабину застучали из кузова:
     -Как там у вас? Живы?
     -Не поднимайте головы, мы сейчас...
    Ещё один выстрел, сухо и звонко щёлкнул он над сонной долиной.
    Древесина борта, ращепилась занозами, взвизгнула неожиданно. Ещё выстрел и ещё! Правое колесо спустило собранный им воздух, машина охромев вдруг, повернула в сторону, развернулась полукругом и остановилась. Все замолчало, мотор стих, струйка крови побежала по шее замолчавшего шофера, тот был мертв. Несколько человек, низких ростом, все в серых курточках, подошли ближе и целясь из винтовок, выволокли лейтенанта из кабины. Дверь кабины, заданная несколько вверх, хлопнув, прощально проскрипела ему. Опустили левый борт кузова, косающийся почти обочины и солдаты, оба вывалились, точно два кулька с мукой. Их отвели прочь с дороги и чтобы не тратить пули, зарезали большим ножом. Младший солдатик только всхлипнул, когда перерезали ему горло. Старший бормотал бессвязное, повиснув у них в руках. Когда тащили его с дороги, видно было, что повредил он ногу.
      Лейтенанта повели в лес, частью тащили, частью он сам шел. Ноги не слушались его, холод, шедший к сердцу снизу, заполнил грудь и он задыхался. В чаше, где уж было вовсе темно, ждал напавших весь отряд. Сколько их, лейтенант затруднялся понять. Планшетку, висевшую у Мио сбоку, сняли с него и развернув уже смотрели бумаги.
     Лейтенант ждал вопросов переводчика, но переводчика не было. Он хотел бы сказать, что его выкупят, что мать на далёкой родине, соберёт, что сможет. Он даже готов был торговаться с захватившими его, чтобы сбить немного цену и облегчить задачу матери.
    Ночь он провел связанный, вымочив брюки в невыносимой нужде и двигая слабо связанными в запястьях руками.Утром, лишь свет стал проникать между лапами елей, старший в отряде, бородатый и с красными лычками, зло осмотрев лейтенанта карими глазами, не глядя прямо в глаза, приказал что -то коротко на непонятном языке.
    Через полминуты Мио был  повешен, перед смертью он успел  вспомнить мать.