I WANNA KNOW WHAT I DID WRONG, I REALLY WAITED FOR SO LONG
Скачанные и сохраненные в отдельную папку материалы дела вместе со снимком одиннадцатилетнего Криоса, которому, по самым скромным подсчетам, минуло восемьдесят, я попытался найти объяснение бешено колотящемуся сердцу всякий раз, когда смотрел на его фотографию. Бесспорно, этот мальчишка весьма и весьма привлекателен, однако слишком бурно реагировало мое тело на любую мысль о нем, and every part of my body словно охватывал пожар. Стараясь рассуждать логически, я, каждые двадцать минут прерываясь на созерцание picture of fellow, прикинул, есть ли у косметологов в арсенале супермощные средства, способные продлить молодость и позволить родившемуся в сорок девятом году мужчине выглядеть как едва переступивший порог совершеннолетия молодец? There was a possibility, что среди знакомых мистера Сноудена есть гений, открывший формулу, останавливающего или замедляющего теломераз снадобья, потому что если бы подобный прорыв действительно произошел в медицине, селебрити, цепляющиеся за молодость - источник своего дохода - ринулись бы за чудодейственной сывороткой и перестали злоупотреблять круговой подтяжкой, ботоксом и филлерами, убирающими морщины на раздувшейся аки подушка безопасности физиомордии, более напоминающей рыло алкоголика, беспробудно пьянствовавшего несколько суток кряду, следовательно, напрашивается вывод: юность моего подозрительного знакомца либо достигнута экспериментальным путем, либо он человеком не является. Допустить, что Криос - внук или сын якобы кокнувшего his own father man я не мог: да, теория, что в мире много похожих людей не совсем абсурдна, однако речь идет именно о некотором сходстве, в нашем же конкретно случае таинственный молодой человек - точная копия сына Гарольда и Колетт, а я пока что не сошел с ума и не собираюсь поддаваться на унылые провокации мозга найти всему более-менее удобоваримое толкование, потому что, невзирая на здоровый скептицизм, не отрицаю существование вещей запредельных, сокрытых от большинства, ибо, если углубиться в квантовую механику, то придешь к выводу, что некоторые законы физики трещать по швам, because имеет место быть микромир, живущий по своим, недоступным нашему восприятию правилам, и то, что мы интерпретируем как хаос, для них, скорее всего, одна из высших степеней порядка.
Поглощенный гипотезами, вскружившими my head похлеще ликера, я сконцентрировался на тщательном изучении всех сведений, касающихся Сноудена, которые сохранились на задворках Интернета, потесненные статейками с гороскопическими совместимостями, однообразными блогами о том, как кому-то удалось побороть анорексию, булимию, переедание, начинающиеся неизменно-слезовижимательным «all this time я скрывала от вас правду, дорогие мои, потому что стыдилась…», и от обилия советов по принятию your own body в любом виде, от бахвальства считающих себя особенными барышень, выпячивающих свои недостатки с целью хапнуть основанных на злорадном сочувствии лайков и комментариев, попадавшихся мне лишь потому, что их фамилия содержала распространенный в в Гомерике слог «snow», у меня зарябило в глазах, но я не сдавался и под конец дня составил приблизительную картину прошлого моего ночного посетителя, небезразличие к которому успешно пробивало броню окутавшего меня calmness и толкало на поступки, доказывающие, что покоривший мрачностью Криос, покинув my flat, всколыхнул во мне что-то упоенно-тоскливое, щемящее невысказанностью и сопоставимое с отвратительным в своей пошлости определением «sweet pain», употребляющимся в эротических романах преимущественно в сценах с дефлорацией, когда героинюшка, хранившая - естественно! - невинность для своего единственного, мечется, сминая простыни, ибо у ее ненаглядного, without doubts, «хозяйство» настолько внушительных размеров, что «она скулила от боли, смешанной с наслаждением, а он, навалившись, рычал «you are mine и по-хозяйски принуждал ее кончать долго и упоительно», и я, как обладатель не вызывающих бешеный восторг у любительниц сверхмясистых «жезлов» пениса, выглядящего совсем скромно на фоне мускулистого торса, почерпнувший из откровенных бесед с подругами, что вообще-то size doesn’t matter и надеющегося сойтись с парнем, способным пользоваться своим инструментом вне зависимости от его длины, толщины и прочих параметров, поражался тому, как дотошно описывают члены своих персонажей авторессы, буквально пять страниц назад уверявшие, что условные Пенелопа / Изольда / Венера любят своих Одиссея / Тристана / Вулкана за веселый нрав, большое сердце, и тэ дэ, и тэ пэ. В такие моменты я был чертовски рад, что родился геем, потому что не представлял себя пресмыкающимся перед капризулей, подверженной перепадам настроения и опирающейся не на логику, на на интуицию. Наверное, подобное мироощущение возникает не у каждого представителя секс-меньшинств, однако при не ведающем границ уважении к women видеть в них объект вожделения я не мог, хотя изначально считал себя бисексуалом и в шестнадцать предпринял не увенчавшуюся успехом попытку переспать с женщиной, дабы изучить предел своих возможностей. Хлоя Уэкслер, высокая, эффектная блондинка с потрясной фигурой и ногами от ушей славилась своей безотказностью и служила своеобразным тренажером для девственников, желавших потренироваться на доступной стриптизерше и не ударить в грязь лицом перед будущей girlfriend. Мой друг и одноклассник Киран Манхейм, так и не сумевший забыть ее после бурной ночи в заброшенном трейлере, по достижении восемнадцатилетия сделал ей предложение, оплатил любимой экспресс-курсы по маникюру, и они вот уже восьмой год счастливы в браке, обитают в пригороде Нью-Моргкса, воспитывая сына Тобиаса, большого поклонника лицедея Калленберга, пообещавшего жениться на мне и увезти в Иудалию. Я посчитал нецелесообразным лишать мальчонку иллюзий, позволял запрыгивать на себя и целовать в подбородок, расписался на плакате, где фотограф запечатлел меня позирующим с блестящей от масла грудью, прислонившись к дереву и чувствовал себя растлителем малолетних всякий раз, когда второклассник бросал на меня полные обожания взгляды. Первым разочарованием при более тесном контакте с Хлоей в ее гримерке стало открытие, что ее локоны, жесткие как солома, кололи пальцы, а липкие от блеска губы, оставляя следы, пахнущие гнилой вишней, способствовали возникновению дичайшего желания забраться под душ и остервенело тереть себя жесткой мочалкой. Осознав, что у нас ничего не получится, я аккуратно отодвинулся от мисс Уэкслер и, пробормотав извинения, ринулся к двери, but she, схватив мою кисть, попросила остаться и подождать, пока она не доведет себя до оргазма самостоятельно, любуясь моими мускулами. Раздевшись и велев мне последовать ее примеру, женщина, развалившись на кушетке, принялась мастурбировать, а я, смотря куда-то поверх ее макушки, прижимался лопатками и ягодицами к шершавой стене, и лишь благодаря расфокусировке зрения сумел подавить гримасу отвращения и не демонстрировать тяготящих меня неловкости, гадливости и repulsion. Все то, что вызвало бы мгновенную эрекцию у гетеросексуала - округлые плечи, желеобразная грудь, трясущаяся в такт любым движениям, влажное хлюпанье выделяющих смазку половых губ лично меня вводило в состояние полнейшего паралича, и дело заключалось не в Хлое, - объективно она была великолепна, и мне следовало пройти через это, чтобы достичь understanding, that I am gay, возбуждающийся от упругости подкачанных men’s bodies, горячих - в прямом и переносном смысле, и предшествующие поллюциям сны, в которых я трусь кончиком носа о скулу красавчика, чье лицо частично скрывает тень, во сто крат милее, чем находящаяся в двух метрах Уэкслер, поклявшаяся сохранить в секрете тот факт, что мы уединялись в тесной, душной клетушке, где она готовилась к срывающим аплодисменты выступлениям у шеста, гибкая как змея и доступная like yellow candies, завернутые в конвертики из рекламного буклета, раздаваемые детишкам в парке аттракционов краснощеким клоуном в кудрявом парике. To say the truth, с Хлоей и Кираном я сохранил приятельские отношения и дважды в год наведывался к ним на праздничные обеды не потому, что их общество доставляло мне pleasure, просто они оказались единственными, кого не смутила моя популярность, - редко включающие телевизор, почти не пользующиеся Интернетом, миссис Уэкслер и мистер Манхейм изо дня в день занимались разгребанием кучи мелких бытовых проблем, воспитывали Тоби и, навещая их, я будто окунался в world, отличный от того, в котором варился сам, и их шутливые перепалки и споры, кто моет посуду, а кто гладит занавески, спускали меня с небес, и я уходил от них, освежая напоминание о том, что помимо лицемеров, тусовщиков и жаждущих извлечь выгоду из всего инфлюенсеров, борющихся за внимание парфюмеров и дизайнеров артистов есть люди, одевающиеся в секонд-хэндах, откладывающие часть зарплаты на пятидневную поездку к океану и улыбающиеся тебе не потому, что ты миллионер и звезда экранов, а потому, что реально рады поболтать о политике, войне, развязанной тупорылым элозийским диктатором, росте цен на коммунальные услуги и сумасбродной выходке создателя «Хейсбука», опозорившего себя недальновидным высказыванием, вызвавшим волну негодования и поспособствовавшим падению акций компании из-за общественного резонанса. Окружение, обожала повторять следящая за всеми тенденциями Лиситея, играет очень важную роль в построении мотивации, и не согласиться с ней я не смел, поскольку сам проштудировал туеву хучу материалов о том, что ребенок, выросший в семье любителей фастфуда, склонен к ожирению, и с вероятностью в девяносто процентов вырастет таким же, как его упитанные parents, ведущие малоподвижный lifestyle и объедающихся на ужин пиццей, чипсиками и булочками с заварным кремом, а девушки, резко сменившие круг интересов и закорешившиеся с фитоняшками, пропагандирующими правильное питание, сбрасывали лишний вес интенсивнее тех, кто продолжал контактировать с ленивыми увальнями, и все-таки несмотря на призыв моей агентши поискать friends среди people с похожей точкой зрения, я цеплялся за Хлою и Кирана как за островок здравомыслия in this crazy big world, терпел беспардонные приставания Тобиаса, норовящего залезть мне на колени, потрогать мочку уха, ткнуть пальцем в веко, размазав тушь и завалить дурацкими вопросами, с присущей восьмилетке прямолинейностью интересуясь, почему мы не можем, блин, полежать in his bedroom как его мать с отцом, ведь мы все равно почти что помолвлены, но о чем я точно не жалел, так это о том, что прекратил всяческие взаимодействия с Тиффани Акен, трансгендерной женщиной, совершившей переход за год до нашего знакомства и в детстве звавшейся Огастусом. Она была просто одержима бодимодификациями, полагая, что черты ее личика чрезмерно грубы и выдают в ней мужчину. Каждые полтора года неугомонная особа стачивала свою челюсть, раскручивая на дорогостоящие операции своих «папиков», и в конечном итоге стала напоминать восковую фигуру из музея мадам Киссо. Her face became ugly: неестественно тонкий нос лишь подчеркивал гротескность едва не лопающихся от обилия филлеров lips, порядочные парни стали избегать ее, и Тиффани винила во всем свою трансгендерность, продолжая воевать с Огастусом и не понимая, что отпугивает похожестью на инопланетянина. Разговоры с госпожой Акен сводились к полнейшему штилю в ее личной жизни и невозможности оплатить очередной поход к пластическому хирургу, а поелику слушать ее нытье мне наскучило очень быстро, я принял решение выдавить транс-персону за пределы of my social circle, наплевав на вероятность того, что она непременно ломанется на шоу Тары Джонс плакаться о зазвездившейся твари Амбио Калленберге, прекратившим отвечать на звонки и сообщения после принесшего уйму привилегий контракта со студией «Black Jay», выпустившей коммерчески успешную трилогию о потомке шумерского полубога Гильгамеша, чьи способности к телекинезу внезапно пробудились из-за поработивших Эмблу пришельцев. В отместку за распространяемые Тиффи слухи о моем высокомерии, я, соответствуя амплуа негодяя, коим сделался in her eyes, отвечая на вопрос блогеров, рассекретил ее имя и пол, и, похрюкивая от смеха, рассказал, как она за бешеные деньги приобрела ридикюль со стразами, которые вечно отваливались, и она каждую неделю восстанавливала принт цветка, пришпандоривая на место отпавших стекляшек другие, пока ее сумка не утратила товарный вид, превратившись в кусок искусственной кожи, заляпанный клеем и разномастными блестками, и с моей подачи бывшая приятельница, получившая кличку «идиотка Огасси» обрела популярность фрика, заработала несколько сотен, посещая реалити-шоу и скандаля со всеми и, если слухи не врут, недавно сошлась с ценителем экзотики, эмигрировала на Барридские острова с целью распугать вкрай охреневших наркодиллеров, шастающих по увеселительным заведениям и насильно впрыскивающим в вены зазевавшимся балагурам раствор, вызывающий привыкание с первой дозы и обеспечивая столь подлым способом нового клиента, готового вынести из дома всю мебель, лишь бы унять ломку хотя бы на час.
В оцепенении посидев в гостиной до наступления лиловых сумерек, я, представляя, как развернулись бы события прошлой ночи, будь Криос обычным юношей, очнулся и, костеря себя за пропущенную тренировку, понаблюдал за тем, как за окном то голубеет, то зеленеет, то розовеет небосвод, отражая мигающий свет небоскребов, построенных исключительно для того, чтобы обрядить их в неоновые огни и выпендриваться перед остальными столицами снимками делового центра, сияющего в темное время суток и вызывающего зависть у жителей провинциальных городков, идеализирующих Нью-Моргкс, Лос-Демоньос, Скай-Фло, Рио-де-Феврейро и полагающих, что уж там, среди этого сносящего крышу великолепия живут не неудачники, а успешные бизнесвуменши, заскакивающие перед работой в ресторанчик за кофейком в картонном стаканчике, а боссы крупных корпораций устраивают грандиозные совещания за стеклянными столами, заставленными ноутбуками, планшетами на подставках и кипой распечатанных документов в руках присмиревшей секретарши, ожидающей приказ начальника вырубить свет для дальнейшего показа слайд-шоу, склепанного техническим дизайнером на скорую руку. Как человек, родившийся и выросший здесь, я мог бы поспорить с навязанными синематографом стереотипами и возразить, что main city of USH имеет и другую, менее привлекательную сторону, что в метро по рельсам разгуливают омерзительные пасюки, в подворотнях даунтауна загибаются от морозов под лавочками нищие, а в толпах перед музеями орудуют карманники, однако вовремя вспомнив о том, как огорчился несоответствию картинок из путеводителя с real life, впервые посетив Сибанию, смирился с тем, что столица Северной Гомерики всегда будет манить к себе амбициозных, энергичных, меркантильных, и не мне переживать о том, что творится в чужих головах. Отстраненный, постоянно возвращающийся мысленно к Сноудену, я, совершенно не обратив внимания на проявившуюся способность ориентироваться во мраке, различая in the darkness даже сливающийся с поверхностью тумбочки цилиндр фломастера, доплелся до спальни, сбросил на пол халат, нырнул под одеяло и, зарывшись щекой в подушку, охлаждающую висок и успокаивающую пульсирующую на нем венку, я впервые за долгое время разрешил себе рассказать короткую и нереалистичную историю, в которой Криос повел себя предсказуемо, и вместо того, чтобы вонзиться зубами в бедро, приблизился почти вплотную, провел пятерней по моему затылку, примерился и, склонив голову, чтобы мы не стукались носами, подарил мне нежный, но настойчивый поцелуй, никуда не спеша, смакуя каждую секунду, оттягивая момент слияния, утоляя жажду мелкими, неспешными глотками, и его гладкие, струящиеся, невыразимо прекрасные волосы щекочут мои ключицы, и я, приподнявшись на локтях, покрываю little chains of kisses его мерно вздымающиеся ребра, щекочу кончиком языка пупок, умирая от наслаждения every time, когда он судорожно выдыхает.