« …человек не может увидеть
Меня и остаться в живых.»
Исх. 33, 20.
- Друг, дай-ка спичку!
Рядом с пластиковой коробкой винного магазина сидел на скамейке сивый старик. И хотя физиономия его была испещрена морщинами, губы были толсты, как у увальня-подростка и лишены дряблости:
- Давай, давай огоньку! – подбодрил, елозя своими оладьями окурок сигаретки. – Да садись рядком. До другого винного о-ё-ёй сколько топать… И чего закрыли? Всегда без обеда работали.
И хотя я подзадержался в своём гараже и спешил домой, но присел-таки на скамью.
Старик пыхнул дымком и уперся взглядом в меня:
- С похмелья, поди?
По себе, видать, судит… От старика густо несло вином и даже табачный дым не мог перебить этот запах.
- А с похмелья, так что? – решил завести его на разговор.
А того и заводить не надо было. Будто бы сидел на краешке местной Ойкумены, истосковался по общению с людьми и лишь ждал позыва:
- Эва, друг, какой ты несуразный! – ворохнулся энергически. – Тут ведь нужда, если со вчерашнего! …Нутро, что попало не принимает. Красненького ему давай, наливочку. Она мяконькая. …А водку не бери - жестковата! Она, - хэкнул, пряча окурок за ухо, - для разгону хороша. …Так не с похмелья?
- Нет, не особо пью... Папирос бы купить! Устал сегодня, погребом занимался.
- А-а, - протянул губан, - то-то я гляжу вся башка в тенетах… - И заметил философски: - Пьешь, не пьешь, а маленькую, поди, всё одно протащишь! …Чего «окаешь-то»? Не с Волги ли?! …Я ведь тоже оттуда.
Вот как оно обернулось! Тридцать лет в Тюмени живу, а вспомни, сколько человек с Нижегородчины встретил, так и пальцев одной руки хватит.
– Я с Нижегородчины ещё парнем умчал! – продолжил земляк. – С Красных Баков. Райцентр такой есть. Не оттуда?
- Оттуда! Со станции Ветлужской. – И хотел уже было пояснить, что это рядом: райцентр вот, а станция километрах в семи, да осекся. Нашёл, кому растолковывать…
- Вот же, язви тебя… Я же чую! – земляк в восторге стукнул ладонью по просвету скамьи между нами: - Чую говор-то… Комсомол, поди, турнул сюда? – И бросил, отметая уже наперед понятные объяснения: - Да знаю, знаю! …Я ведь тоже сюда с дружком прикатил. В леспромхоз нацелились! Ладно, мужик на тюменском вокзале отговорил, Топ нога его звали. Колченожил, падла! – пояснил вскользь. – Вот и говорит: «Зачем вам, ребята, лес?! Я вот только что сбежал оттуда! С того и охромел…» И такое нам про те леспромхозы рассказал, про шпану да ухорезов разных, что мы аж сомлели. Мирные ведь ребятишки-то были, деревенские!
Понят-я-ятно… Я хоть и по институтскому распределению приехал в Тюмень, но тоже не в малинник попал. Хлопот да страхов хватило:
- И куда вы со своим дружком подались вместо лесу?
- На автобазу следующим утром пошли! Топ нога там мастерской руководить устроился, с дипломом ведь был, а нас слесарями взяли. …Только выгнали его скоро с базы за пьянку. А у меня, как вприсядочку пошло. В кулак-то не свистел! …Женился, квартиру получил. Но детишек не было… Может, от соляры это? Я ведь дизеля ремонтировал.
- Вдвоем и живете?
- Если бы! - ворохнулся земляк. – Померла баба прошлой весной. Один и кукую… А женится что? Не тот уже стал. …Да вот решил к себе на родину съездить. Тем летом ещё хотел, да прореха вышла: арендовал мою легковушку родственник соседа. Племянник, значит… За две сотни в день. Хорошие деньги! Кончится уговор и вперед. …Может и твоей родне посылочку завезти? – загорелся пришедшей вдруг на ум идеей словоохотливый собеседник. – Мне не в тягость!
А ведь дело говорит старик… Когда ещё подобная оказия случится? Вытащив записную книжку, я вырвал из середины листок и крупно написал на нём номер домашнего телефона.
Земляк же в свою очередь приладил мою книжечку к себе на коленку и, написав дрожащей рукой свой адрес, вернулся к бытию:
- А так что… Идет жизня! На водку хватает...
- Ну, даё-ё-ёшь! И до чертей ведь допиться можно!
Собеседник суетливо сунул руку к уху и щипнул оттуда окурочек:
- Давай-ка еще огоньку! - Прикуривши, недоуменно пожал плечами: – Причем тут выпивка? Пей - не пей, они всё равно есть… Три дня ведь прошло, как видел! Сижу на кухне, а он вот - напротив. В шляпе, падла, в клетчатой!
- Ты кто? – спрашиваю. – Нет же вас, говорят!
А он шасть мне за спину, да из моих же пальцев фигу и скроил:
- Это что?
- Знамо что, - отвечаю, а сам уже и боюсь: ловко получилась фига-то! Из чужих припасов.
- Ну, тогда, - говорит, - и я есть!
- А почему он в шляпе-то был? – подначил я земляка.
- Вот я его пытаю, - спохватился тот. Знать, и ему чертова шляпа не нравилась. – Да он как будто меня и не слышит… Стакан схватил со стола: «Лей и мне водки!» С чего это, отвечаю, лить-то буду? И выскочил из квартиры! В церковь, думаю, поеду. Он – за мной!
До церкви добрались, суюсь туда, а он - нет, дальше двери не идет! …Отбил я сколько-то поклонов и вышел на волю. Нету, гляжу, подлеца!
Сел в троллейбус – и там его нет. …Только пересел на автобус - здесь, сучонок! На другом сиденье сидит, самого не видать, а шляпа - торчит.
Приехали домой. Вот столько ему налил, - земляк оттопырил указательный палец. – Выпил! И я выпил. «Ешь, - говорю, - а то опьянеешь!» Потом спрашиваю:
- Нешто из-за выпивки за мной гонялся? Сейчас водки везде валом. Не старое время...
А черт посмотрел, посмотрел, да и говорит:
- Нет, по твою душу пришёл!
И так глянул на меня, что плохо стало… И такая скорбь началась - не выскажешь.
И пить, главное, не хочу, – земляк выразительно посмотрел на меня: – Но выпил-таки маленько! Чтобы успокоиться.
- Почему, - спрашиваю, - сразу в ад-то забрать хочешь? Предупредить, поди, сначала надо!
А того, видать, тоже заело!
- Стоп! – говорит. - Сколько тебя предупреждать можно? …Ангела с иглой помнишь?
- Не помню, - отвечаю.
Даже подскочил, сволочь:
- Как не помнишь?
А весной, - земляк доверительно ерзнул ладошкой по моему плечу, - когда жена-то умерла, и вправду ко мне ночью баба приходила. В халате, но не врач, что ты! Чувствую это... И стоит у дивана:
- Не пей, Геныч, эту водку!
- А какую пить? – спрашиваю. – Другой-то нету…
- А никакой не пей! Возьми себя в руки.
- Не могу, - отвечаю, - горе придавило. Вот разгуляю его…
Тогда она достает шприц, а там игла с полметра. И в руку мне её. …Целый месяц не пил.
- Вспомнил? – спрашивает черт. - И в другом обличье к тебе ангел приходил.
- И верно! - Геныч сунул ладошку вперед, растопырил её в воздухе и как бы черпанул напитанный осенью воздух. Видать, пришельца рисовал тем пассом. – С меня мужичок-то был! …Но посерьезней, что ты! И стоит у дивана.
- Ну, - говорит, - ты и пить… Как насос!
Я пошутить хотел, вот и спрашиваю:
- Как тогда пить-то надо? Научи… Сам, поди, тоже не ангел?
Мужик крякнул от обиды, да и сунулся в стену. И будто бы два крыла мелькнули! Вот, милый мой, как дело было…
И земляк вдруг спохватился:
- Как хоть зовут-то тебя? Говорим, говорим, а не познакомились! …Борис, говоришь? Хорошее имя! Борись, значит… Было бы с кем! - хохотнул.
- А черт-то потом куда делся? – напомнил я.
- Как куда? – удивился земляк. – Никуда! Так и сидел напротив. Только я уж не смотрел ему в глаза-то.
И спрашивает у меня:
- Вспомнил, сколько к тебе ангелов приходило? …Ну тогда вспоминай, а я потом опять приду!
И пропал! Стакан стоит, а самого – нету…
- Так я, милый друг, - Геныч хрустко поскреб затылок, - полночи не спал. Думал о той бабенке с мужиком… Нет, никто ко мне больше не приходил, ни с крыльями, ни без них.
- А чёрт-то заходил?
- А как?! Вчера был. …Я его с самого утра ждал – ан, нет! Ладно, думаю: после обеда, значит, явится. И побежал в винный: черт не черт, а всё-таки гость! Как без бутылки? Хотел наливочки взять, с похмелья ведь оба, да передумал: жадноват, скажет. Водки и взял. …Жду-пожду: нету его! Всю бутылку от жданок и выпил. Покурю да попью…
- Понятно, - согласился с земляком. - Черта ожидаючи и больше выпьешь! Думаешь ведь о нём…
- Во-во, - схватился за те слова Геныч, - дай-ка еще огоньку! …А вторую бутылку распечатал – гость и сидит напротив! И шляпа на столе валяется.
- Давай, - говорю ему, - за встречу!
И выпил. А он водку и не тронул: сидит, как свеча нагорелая.
- Вспомнил, - говорит, - сколько к тебе ангелов приходило?
А чего их вспоминать? Все перед глазами стоят…
- Только ведь баба, - говорю, - в первый раз ко мне приходила! Какой это ангел?
- Не тебе судить, - отвечает, - в чем Укрепитель ходит, в каком обличье!
- Так оно… - говорю. – Только я в Бога не верю! Выдумка всё…
- Сам ты выдумка! – говорит черт. – Верить, что Бога нет - труднее, чем не верить. Кто его сделал? – показал на стакан.
- Человек…
- Из чего?
- Из песку…
- А песок? Сам получился? …Слепой ты! Вот и не может слепой вечность ухватить…
- Какой я слепой, - говорю, - тебя вот вижу! …А Бог где? Увижу, так поверю и в него.
- Ну, - усмехнулся чёрт, - на него ведь даже ангелы не глядят… Умрёшь от свету, понял?
- Понял, - отвечаю, - только раньше смерти всё одно не умрёшь!
…Вот земляк, так земляк мне попался! И в Бога не верит, и черта не боится.
- Заканчивал бы с этим, Геныч! – щелкнул я себя по кадыку. – Ладно, умный черт-то попался, а если дурной будет? Покажет на окно, да и скажет: «Прыгай!» …И расшибешься!
- Ну тебя, - осадил Геныч, - не пацан ведь! Чего дурное слушать буду? И не запойный. …А сейчас вот как не купить? Возьму парочку: хоть черт, а гость! Вдруг придёт Бога показывать? …Ты куда, Борис? Посиди ещё маленько!
- Пойду потихоньку, работы много. Позвонишь, когда на родину соберёшься!
Но Геныч позвонил мне сегодня же. Где-то часа через три после разговора. И так как мужик он был простой, то так же просто и изъяснялся:
- Привет, Борис! Геныч я, с автомата вот звоню! Иду рядом, как не брякнуть? Чай, не сто земляков у меня!
А так как язык земляка заплетался, то и разговор у нас чинился пустяковый. И я подстегнул его:
- Как друг-то твой?
В трубке послышалась шебуршанье, потом раздался недовольный говор Геныча кому-то:
- Отстань, видишь, с человеком говорю! – Затем более явственно уже мне: - Тут он, на руке висит! …Повел Бога показывать, лазейку, мол, знаю в раю, а свою шляпу у меня на столе оставил. Хоть возвращайся! – Голос Геныча ушел куда-то в сторону: - Стой, говорю, бес лохматый! Куда она денется, твоя шляпёнка? …Бога выдумал.
* * *
Теперь я уже буквально ждал Генычева звонка. Уж больно натурален был его спутник в ходе телефонного разговора. Но земляк не позвонил мне ни утром следующего дня, ни через неделю. …Оставалось одно: найти по нацарапанному Генычевой рукой адресу его жильё и разрешить возникшие вопросы.
Вот и его дом. За полотном входной двери его квартиры тихо. Или звонок не работает? Пристукнул по дерматиновой обшивке.
Опять тишина. Хотя нет: за дверью, что напротив Генычевой, слабо вякнула собачонка, потом лай раздался позычнее. И вот на площадке возник сосед Геныча. Седые патлы волос топорщились на башке, торчали из глубокого выреза голубой майки. Бодрый дядька.
- Геныча, что ли? – спросил у меня. И почесал лохматый затылок: – Поди, издалека приехал?
- Да нет… Причем здесь это?
- Так умер Геныч-то… - мужик опять поскрёб голову. – Три дня как похоронили. Зойка, - гаркнул в глубь квартиры, - когда сосед-то умер?!
- Кто его знает? – полотно двери отпахнулось пошире и из-за него сунулась бабенка в байковом халате. - Ты когда стучался к Генке? …Вот и считай! – И язвительно осклабилась, показывая редкие зубы: - Проворонил инструмент! …Оська ты, Оська!
- Кто проворонил?! – огрызнулся Оська. – Уполовнику указывай!
И уж ко мне:
- Дрель я ему давал посверлить… Потом стучу: не открывает. Позже стучу – опять молчит! Не парализовало ли, думаю? Всегда на голову жаловался!
- Пей вполовину, - встряла в разговор супруга, - так и ты проживешь дольше!
И потому, как дернулась Оськина голова, стало ясно, что помянула она тему вечную и сто раз мусоленную.
- А кто потом его дверь открыл? – вернул я разговор в нужное русло.
- Свояченица! Рядом ведь живёт… А он как положил голову вот так вот, - Оська сунул скрещенные кисти рук к своему лбу, - так и сидит за столом. Будто бы дремлет. Стаканы тут же стоят. Не один ведь вроде пил-то, с кем-то! …Да разве по шляпе узнаешь?
- По шляпе? – Вон оно как… - И какая она?!
- Да в клетку, вроде… - поежился Оська от поспешности моего вопроса. – Выбросила её свояченица на мусорку подальше от греха. – И насторожился: - Ты кем Генычу-то будешь? Всё про дрель хотел спросить…
Я повернулся и ступил на лестницу. «А Бога увидишь, так и умрешь! - стучало в голове. - От свету…»