НЕИСТОВЫЙ ЗВЕРЬ, МОЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ, МОЯ КОЛЫБЕЛЬ - ТВОЯ ОБИТЕЛЬ
Резко выпрямившись, я, ощутив внезапный прилив бодрости и неимоверную легкость бытия, выразить которую не в состоянии ни устно, ни письменно по причине отсутствия подходящих эпитетов в до предела эргономичном и потому крайне скудном гомериканском языке. Состояние, овладевшее мной столь внезапно, можно попробовать сопоставить с полетом дрейфующего в открытом космосе астероида, оторвавшегося от материнского светила и обретший полную свободу передвижений, а траектория движения, не зависящая от гравитации более массивного тела, приобрела хаотичность (кружись вокруг своей оси, замедляйся и ускоряйся, делай все, что заблагорассудится, отныне you are free), но самым мощным впечатлением, превалирующим над ничем не обоснованным ликованием, я бы назвал чувство неуязвимости, точно я - закованный в железные доспехи призрак на поле брани, готовый сражаться вечность, поскольку ни пронзающие все на своем пути копья, ни стреляющие ядами пушки ему не страшны. Буквально неделю назад, обратив внимание на сонливость и повышенную утомляемость, немедленно прибегнув к помощи экспертов из медицинского учреждения и, само собой, сдав все необходимые анализы, я выяснил, что являюсь обладателем пренеприятнейшего недуга, носящего аутоиммунный характер, и выписанные мне врачом препараты способны лишь облегчить симптомы, а годика через три-четыре я мирно скончаюсь в реанимационном отделении, подключенный к аппарату искусственной вентиляции легких из-за того, что в моем организме произошел дурацкий сбой, и он атакует сам себя, принимая нормально функционирующие клетки за болезнетворные бактерии, то бишь при самом благоприятном раскладе я умру на пике своей популярности, прекратив сниматься, вызвав у фанатов негодование и легкую грусть после того, как СМИ громогласно объявят об уходе из жизни тридцатидвухлетнего Амбиорикса Калленберга, завоевавшего сердца миллионов благодаря трудолюбию, харизме и непрошибаемому упрямству. Мне пришлось распрощаться с гордостью, в прямом смысле истязать себя духовно и физически, принять как данность кошмарную явь несправедливости, смириться с тем, что, управ в зловонную лужу с фекалиями и вымазавшись в этом дерьме по самое «не балуй», я не верну себя прежнего - простоватого, наивного, открытого парня, потому что перенесенные травмы и опыт общения с отбросами обязывает обрасти панцирем любого мягкотельца, погрязшего в ошибочном суждении, что несмотря на обилие мошенников, нечестивцев и безумцев по Эмбле шастают достойные представители рода человеческого, несущие в массы правду, kindness и справедливость. Но истина, к нашему общему сожалению, не на стороне борцов за все хорошее, - балом правят открывающие любые двери деньги, и как бы сильно ни верили в себя воспевающие добро people, победу в схватке одержит тот, кто собрал многочисленную армию, и творящийся на севере Эвропы беспредел, грозящий перерасти в апокалипсис, лишенные логики конфликты, раздутые на пустом месте, лишь подтверждают мою теорию о том, что мы находимся на грани вымирания, и мне очень жаль, что я с вероятностью в девяносто процентов не застану наступления конца света, дабы, как циничный герой из популярного ныне мема разжиться чипсами и присесть на софу, наблюдая за происходящей вакханалией с покерфейсом на лощеной физиономии. Теперь же, обретя второе дыхание, я, вынырнув из ocean of melancholy, что периодически обуревает меня с тех пор, как был вынесен приговор, перечеркнувший все стремления и цели, покатившиеся в тартарары, весьма бойко для мающегося от похмелья мужчины пересек комнату и очутился в прихожей, чтобы, миновав тускло вспыхивающее в полумраке зеркало, скрыться в санузле и, поставив согнутую в колене ногу на бортик ванной, озабоченно осмотреть leg и констатировать, что перемудрившего с мартини Амбио одолела игра воображения и никто меня не кусал, однако вопреки широко распространенному убеждению, что после пьянки memories покрываются дымкой, искажая общую картину, я помнил все так четко, словно по щелчку пальцев перед мысленным взором загорелся экран, транслирующий все, что случилось вчера. So, проснувшись в шесть утра и сорок минут побоксировав с грушей, я, не зная как оповестить Лиситею Кармайкл о завершении своей карьеры, отправился на съемки в павильон и часов пять провел некоем подобии транса, терпеливо ожидая, когда наши талантливые гримеры превратят меня в Клейтона, главного героя ставшего бестселлером романа «Find me in your broken heart», написанного Ливиллой Полинг, не скрывавшей того, что центрального персонажа задумала задумала отважным, правильным и честным, вдохновившись моим высказыванием на каком-то мероприятии и составившей портрет знаменитого актера, опираясь на залитые в MyTube кусочки видеоинтервью и нарезки из фильмов, в создании которых я принимал участие, пробивая себе путь на вершину горы и соглашаясь на любые предложения, лишь бы засветиться в массовке у режиссеров, к чьему мнению в Нью-Моргксе прислушивались. Ливилла не скрывала своей симпатии к моей персоне и настояла на том, чтобы меня взяли без прослушивания, и я, благодарный добившейся успехов поклоннице, согласился пообщаться с ней за обедом в ресторане и, без преувеличения обалдел оттого, как сильно меня идеализировала сия дама предпенсионного возраста, однако вместо того, чтобы переубеждать ее, нацепил маску учтивого джентельмена, предупредительно распахивал перед ней door, если мы сталкивались в коридорах и не считал себя лицемером, поскольку соответствовать ожиданиям people, от мнения которых зависят гонорары - моя прямая обязанность, а пластичность - качество, необходимое тем, чье творчество нуждается в протекции. Миссис Полинг, мать двоих детей и домохозяйка, рассказала мне, что идея сочинить роман настигла ее в машине, когда она отвезла детей в школу и, ожидая конца учебного дня, решила не возвращаться в пригород, потратив около двух часов на дорогу, а сесть в кафе, где относительно мало посетителей и набросать на салфетке пару фраз, впоследствии ставших началом первой главы фэнтези о приключениях Клейтона, взбунтовавшегося против системы. Роман о планете-сироте, выброшенной взрывной волной за пределы родной системы, населенной рептилоидами, разошелся многомиллионным тиражом, был переведен на восемь языков, и как только встал вопрос об экранизации, писательница поставила ультиматум, и хотя я немного перерос своего героя по меньшей мере на одно десятилетие, из-за того, что жители DIM-546 выглядели как прямоходящие ящерицы, мне, как и всем актерам, задействованным в данном проекте, приходилось проходить через ад лазерной эпиляции, чтобы специально нанятые художники, вооружившись баллончиками и кистями, разукрасили our bodies, придав им приблизительное сходство с чешуей, и уже затем, когда весь материал отснимут, команда графических дизайнеров, наложив кучу дорогостоящих спецэффектов, нарисует шикарные виды инопланетной цивилизации, умеющей перерабатывать энергию из ядра, и поскольку пронизывающая open space радиация им не страшна, рептилоиды бороздят просторы вселенной, кочуя из одной галактики в другую, заряжая свое высокотехнологичное оборудование благодаря пронизывающим космос нейтрино. Признаться, я, также как и любой гомериканец, подверженный влиянию гребаных стереотипов даже в нашу эпоху активного преодолевания гендерного неравенства, сомневался в том, что женщина в состоянии сочинить что-то помимо слащавого идиотизма с донельзя суровым альфачом и изменившей его мировоззрение силой любви прелестницей, - сия незатейливая формула, устаревшая и набившая оскомину, тем не менее бордо эксплуатировалась сценаристами сериалов, не желающих пораскинуть мозгами хоть немного и выйти за рамки привычных стандартов, but novel by Liville Pauling поражала глубиной и детальной проработкой мира и, проглотив довольно увесистый (четырехсотстраничный) талмуд за три дня, я отправил своей агентше, госпоже Кармайкл сообщение с просьбой прислать мне на почту сценарий и, пробежав его глазами, подписал контракт на сумму с таким количеством нулей, что становилось жутко оттого, что я, поначалу считавший каждую копейку, мог позволить себе при желании яхту, личный самолет, особняк с прислугой или, скажем, один из островков в Пангейском океане, однако желание кичиться своим богатством, хвала безупречному воспитанию, не посетили Амбиорикса ни после первого миллиарда на счету в банке «Мидас», ни после получения статуэтки «Glass Triangle», вручаемой как признание заслуг деятеля искусства большинством. Ограничившись покупкой двухуровневых апартаментов в фешенебельном Нанхэттоне и приобретением внедорожника с тонированными стеклами, я вел не шибко примечательную жизнь, все свободное время посвящая либо занятиям спортом, либо чтению книг, либо прогулкам по набережной с надвинутым на глаза капюшоном, наслаждаясь одиночеством и звучащим в наушниках балладам в исполнении гениальной Лизетты Фаллокс, нежно любимой моей матушкой, не так давно вышедшей на пенсию и обосновавшейся в Сфенции со своим second husband, интеллигентным профессором математики, в отличие от мистера Пеллегрино присылавшего мне букеты цветов на праздники и клятвенно заверявшего, что отрубит себе пальцы, если расстроит миссис Калленберг. Господин Андеруотер полностью оплатил мой перелет в Гоккстольм, настаивал на том, чтобы я поселился с ними в одном доме и не заморачивался думами о насущном хлебе, но иррациональная цель, основанная на желании делиться бурлящим inside огнем, лучами-ниточками связывающими меня с аудиторией, не позволило сдаться на полпути, и я, веря, что выпавшие на мою долю испытания стоят торжествующей улыбки победителя, недолго наслаждался привилегиями инфлюенсера, за внимание которого состязаются рекламодатели, режиссеры и ведущие ток-шоу, поскольку по окончании «Отыщи меня в разбитом сердце» мне придется объявить о перерыве, because при всей моей одержимости любимой профессией я, во-первых, хотел уйти красиво, а во-вторых, рассчитывал перед смертью встретить достойного человека, испытать сладостные муки of true love и нырнуть в вечность без сожалений, к тому же доктора предупредили, что мое состояние начнет ухудшаться, и не за горами тот день, когда я не сумею встать без помощи трости и буду ковылять, опираясь на ходунки или костыль. Перспектива разъезжать в инвалидном кресле, эволюционировав из пышущего здоровьем красавчика в немощного старика хорошего настроения мне не прибавляла, и я неоднократно ловил себя на том, что застываю в напряженном ожидании подвоха от собственного тела, гадая, что посыпется в первую очередь: нервная система, мышечный каркас или, может быть, резко упадет зрение, а следом обоняние, осязание и слух? Опасаясь выдать себя жестом или дрожью в голосе, учитывая неимоверное количество окружающих меня людей с хорошей интуицией, моментально считывающих перемены в коллегах, я заявился к психиатру и, задействовав красноречие, уломал сеньору Руффало, чей сын-трансгендер обклеил стены своей спальни плакатами с моим изображением и сошедший с ума от счастья, когда я передал ему свой автограф и записал короткий ролик на айфон его матери, снабдить меня рецептом на антидепрессанты нового поколения, повышающие уровень серотонина, отчего ошалевший от ударной дозы проникающих извне гормонов мозг генерировал порядка трехсот мыслей в секунду и, заслышав назойливый писк будильника и еще не открыв глаза я, едва покинув царство грез, попадал в машину времени, и прошлое, над которым ни у кого нет власти, высвечивалось буквально на обороте век, и с упорством мазохиста я в тысячный раз созерцал в личном кинотеатре movie, снятое по импонирующей мне схеме, where I с достоинством парирую выпады оппонента или вовсе избегаю нелепых situations, выбирая иной, менее очевидный, но не столь травматичный way. Не позволяя унынию уничтожить себя задолго до вступления болезни в агрессивную фазу, взнуздываясь и хорохорясь, я врывался ураганом на съемочную площадку, веселил во время обеденных перерывов группу, безропотно болтался на тросах перед неоново-зеленым хромакеем, изображая полного решимости сокрушить могущественного неприятеля Клейтона. В пять тридцать все запланированные эпизоды мы отсняли и, кое-как смыв с себя грим немереным количеством гидрофильного масла, закупавшегося канистрами, я отпустил своего телохранителя Тони, довезшего меня до небоскреба с потрясающим видом на Статую Демократии, маячащую с выпростанными из-под накидки конечностями and decided не откладывать промелькнувшую молнией идею посетить night club, снять партнера хотя бы на одну ночь и убедиться, что физическая близость более не сопровождается тошнотой и отвращением к самому себе. и я готов вступить, пусть в краткосрочные, но добровольные отношения, не преследуя корыстных целей и получить от коитуса удовольствие. Слегка обозначив брови и ресницы ч помощью водостойкой туши и сбрызнув запястья хвойным одеколоном, я, сев за руль, битый час кружил по дорогам близ сороковой авеню, выискивая место для парковки и, закутавшись в шарф так, чтобы узнать меня было проблематично даже самым одержимым фанатам, изучившим каждую родинку, шрам, каждое пигментное пятно on my face, я, перепрыгивая через серо-бурую кашу позавчерашнего снега, портящего внешний вид главного города нашей державы и сводящего на нет усилия мэра придать лоск центральным улицам иллюминацией и обвешанными гирляндами чахлые вечнозеленые кустики, призванными обеспечить горожанам праздничное настроение, миновал отстраненного охранника, окоченевшего от холода и, повесив пальто на свободный крючок, вошел в пропахшее сигаретным дымом помещение, оснащенное, como siempre, расстреливающим танцующих лазерными всполохами диско-шара, протиснулся к стойке бара, расплатился смятой купюрой за стакан хренового пойла, по недоразумению зовущегося вермутом, осушил его в четыре глотка и, отрицательно дернув головой, когда кто-то, коснувшись моего предплечья, поинтересовался, не являюсь ли я тем самым Амбиориксом Калленбергом, по которому сохнет чуть ли не вся Гомерика, прокричал, что просто сделал пластику, дабы превратиться в любимого актера и, усиленно притворяясь беспечным парнишей, высматривал кого-либо, хотя бы приблизительно походящего на мужчину моей мечты, образ которого крутился in my head с юности, когда вслед за первыми поллюциями пришло смутное ввиду отсутствия опыта осознание своей ориентации и успел померкнуть за срок, что я, пренебрегая личной жизнью, карабкался по карьерной лестнице. Юноша лет двадцати, с распущенными длинными волосами цвета воронова крыла, облаченный в черную водолазку, бежевые брюки, сжимающий в зубах тлеющий окурок, не замечая, что сигарета догорела практически до фильтра, привлек меня не столько необычной внешностью, сколько совершенно незаинтересованным выражением лица и отсутствующим взглядом, будто ему не было никакого дела до веселящейся молодежи, и забрел он сюда по чистой случайности, спутав гей-клуб с книжным магазином. This fellow абсолютно точно не станет донимать меня расспросами, отчего я так похож на мелькающего на билбордах актера класса «А», протиснулся сквозь толпу разгоряченных качков, собравшихся, видимо, устроить групповуху прямо здесь и, аккуратно вытащив изо рта задумчивого незнакомца тлеющую папиросу, затушил в урне и, любуясь отражающими блики очами вчерашнего школьника, наклонился к его уху и, растягивая гласные, томно прошептал:
- Привет, малыш. Тебе уже есть восемнадцать, или мне как порядочному гомериканцу стоит вызвать копов?