Жаннет старалась выглядеть спокойно, но изнутри ее била нервная дрожь, которую она изо всех сил пыталась скрыть. К счастью, рядом с ней на скамье, с правой стороны сидела старая Марион Клеманс. И это придавало девушке каких-то сил и немного спокойствия, она знала, что не одна. А отец… несчастный отец… Жаннет посмотрела на четкий профиль Карвевиля. Его глаза были по-прежнему полуприкрыты, губы поджаты, руки спокойно лежали на коленях. Он имел отстраненный, даже немного презрительный вид. Уже перед самой отправкой из Ла Форс сюда, в Консьержери, считавшейся преддверием гильотины, Жаннет и Карвевилю устроили очное свидание, на котором бывший барон по-прежнему утверждал, что не знает девицу Легуа и видит ее впервые. Жаннет тихо сказала то же самое. Чувствуя себя при этом отчего-то какой-то предательницей. Хотя, как заявил ей с наглой улыбкой гражданин Мерсье, проводивший эту очную ставку – «их показания не имеют совершенно никакого значения» и то, что «они знакомы и связаны между собой – очевидный факт», который и докажет революционный трибунал.
«Зачем же тогда вообще спрашивать нас о чём-то?» - мысленно удивилась на его слова Жаннет. Разумеется, она не стала озвучивать этот вопрос гражданину Мерсье.
Сейчас в ее голове молниеносно пронеслось это воспоминание, и она невольно поежилась. Старая Марион слегка дотронулась до ее руки, и Жаннет благодарно посмотрела на нее, пытаясь выглядеть спокойно. Но девушке было страшно. Очень страшно. Она чувствовала себя каким-то диковинным зверьком, выставленным в клетке на всеобщее обозрение. На них, осужденных, сидящих на грубой деревянной скамье, были устремлены взгляды десятков пар глаз. Некоторые смотрели враждебно, с откровенной злобой, некоторые – с явным неприкрытым любопытством.
«Такая молоденькая, а уже роялистская шпионка», - донеслось до ее ушей отчетливое перешептывание каких-то кумушек в кружевных чепцах, сидящих в первом ряду и бесцеремонно глазеющих на нее, как на куклу, выставленную в витрине лавки.
А в некоторых взглядах девушка, как ни странно, уловила что-то вроде сочувствия и сопереживания. Люди среди публики все же были разные. Какой-то молодой парень в темно-зеленом камзоле и небрежно повязанном нашейном платке, сидевший в том же ряду, что и кумушки, поймав тревожный взгляд Жаннет, сочувственно улыбнулся ей и быстро показал сердечко, сложенное из больших и указательных пальцев рук. Жаннет посмотрела на него с немой благодарностью и отвернулась в сторону, чувствуя, как защипало в глазах. Не хватало еще заплакать…
Всего их, обвиняемых, было пятнадцать человек, разместившихся на двух узких деревянных скамьях. Кроме отца и старой Марион, которых Жаннет знала, остальных двенадцать человек «заговорщиков» она видела впервые в своей жизни. Десять мужчин и две женщины. Одна женщина – худенькая, лет сорока, по виду похожая на обычную бедную торговку, с небольшим заостренным лицом, чем-то напоминающим лисью мордочку, сидела в каком-то тихом оцепенении, словно не могла поверить в происходящее. Жаннет даже не знала, как ее зовут. Вторая же, пожилая, была в монашеском платье, ее тонкие белые пальцы, выглядывающие из широких черных рукавов, равномерно перебирали гладкие бусины четок, бледное лицо выглядело спокойным, а губы что-то шептали, словно она находилась перед распятием в своей келье, а не на заседании революционного трибунала. Жаннет перевела взгляд на мужчин. Из восьми человек она знала фамилии только двоих. И то лишь потому, что случайно услышала их пару минут назад, когда они стояли все вместе в ожидании отправки в зал трибунала. Это были два брата, простые парни лет по тридцать-тридцать пять – Марк и Этьен Сурви. Выглядели они мрачными и подавленными.
- Приступим к допросу первого и главного в этом деле обвиняемого, - проговорил Эрман, выждав перед этим многозначительную паузу и дождавшись, пока публика в зале окончательно стихнет. – Бывший барон Карвевиль, встаньте и отвечайте на вопросы революционного трибунала. – Как ваше имя, род деятельности, место жительства?
Отец Жаннет слегка вздрогнул, словно не ожидал этого обращения. Затем встал и, подняв голову, посмотрел на своих судей.
Жаннет сжала руку старой Марион и почувствовала, что пальцы той слегка дрожат.
- Мой бедный Жером, — беззвучно прошептала пожилая женщина.
Голос Карвевиля, отвечавшего на вопросы, звучал громко и несколько отчужденно, словно он смотрел на все происходящее не со скамьи подсудимых, а откуда-то со стороны.
- Так, хорошо, - проговорил Эрман, когда Карвевиль представился, - передаю слово общественному обвинителю.
Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль встал из-за стола и подошел вплотную к скамье с обвиняемыми, остановившись напротив бывшего барона. Плюмаж на его черной шляпе из сине-бело-красных перьев слегка покачивался, а темные немигающие глаза уставились на Карвевиля.
- Итак, Карвевиль… - начал он, - вы обвиняетесь в организации крупного заговора, угрожающего республике, а также счастью и свободе французского народа с целью восстановить в стране монархию. Вы получали деньги от Англии, нашего злейшего врага, на которые путем подкупа определенных лиц организовали широкую агентурную сеть, снабжающую вас необходимой информацией, - небрежным жестом Фукье указал на сидящих на скамье обвиняемых.
Карвевиль слушал его спокойно, лишь на последних словах обвинения его губы тронула едва заметная усмешка.
- Что вы можете ответить на это? – Фукье закончил и посмотрел на Карвевиля, слегка наклонив голову.
Жаннет он напоминал огромного ворона, застывшего в ожидании, когда ему наконец-то удастся вонзить клюв в свою добычу.
Карвевиль кашлянул и слегка оттянул шейный платок, словно ему не хватало воздуха.
- Что бы я не ответил, и как бы не отрицал вышесказанное, ибо всё это – ложь и бездоказательная клевета… - начал он, - вы не станете принимать во внимание ни одно мое слово, поскольку всё здесь… - он сделал краткую паузу и обвел глазами зал трибунала, - всё здесь решено уже заранее. Весь этот суд – всего лишь подлый фарс, призванный убедить публику, что во Франции якобы все еще соблюдется некое подобие законности и правосудия… перед тем, как отправить людей на гильотину.
В зале стал постепенно подниматься гул.
- Тишина, граждане! – Эрман прозвонил в колокольчик. - Карвевиль, перестаньте оскорблять революционный трибунал! Отвечайте по существу! Вас спросили про источники финансирования вашего заговора и про ваших сообщников.
- Источники финансирования… - губы Карвевиля вновь тронула легкая улыбка, - увы, если бы меня действительно финансировали, наверное, я бы мог за полтора года наконец-то сменить этот изношенный камзол, как вы полагаете?
Он поднял вверх обе руки, показывая заплаты на локтях.
- Что же насчет сообщников, - продолжил он, - то всех этих несчастных людей, за исключением моей доброй служанки Марион Клеманс, я вижу здесь впервые и не знаю их.
- Ничего удивительного, - резко бросил Коффиналь, судья, постучав пальцами по зеленому сукну стола, - вполне логично, что вы, Карвевиль, отрицаете все эти обвинения также и с целью обелить ваших сообщников. Но исход дела это не изменит. От справедливого наказания никто из них не уйдет.
- Об этом я и сказал вначале, исход этого фарса… или, как вы его называете - суда, заранее предрешен, - устало отозвался Карвевиль.
- Садитесь! – махнул ему Фукье рукой.
Трибунал продолжился. Вслед за Карвевилем допросили и пожилую Марион, которая держалась с не меньшим достоинством и, конечно же, полностью отрицала свою вину. После нее допросили и братьев Сурви, вся вина которых, как оказалось, состояла в том, что старший из них продал полгода назад гражданке Клеманс старенький комод. Как поняла Жаннет, уже одного этого было достаточно, чтобы связать всех этих малознакомых людей в «единую агентурную сеть». Глядя на все это, Жаннет ощущала, будто находится внутри какого-то страшного абсурдного сна. Только проснуться у нее никак не получалось…, и она так и сидела, отрешенно глядя перед собой и уже почти совсем смирившись со своей участью.
Из состояния прострации девушку вывели громкие слова председателя революционного трибунала, обращенные на этот раз к ней. Она встала и сказала, как он того требовал, свое имя, фамилию, возраст, род занятий и семейное положение.
- Хорошо, Жаннет Легуа, - проговорил Эрман, - теперь я передаю слово общественному обвинителю.
Фукье-Тенвиль, похожий в представлении Жаннет на нетерпеливого ворона, приблизился к ней.
- Какие отношения связывают тебя, Легуа, с этим человеком? – прозвучал его вопрос, длинный палец указал на Карвевиля.
Девушка ощутила, как сильно заколотилось сердце. Она посмотрела на отца. Тот посмотрел на нее и… ее сердце внезапно сжалось от сострадания, она ощутила это почти физически.
- Этот человек… - Жаннет сделала небольшую паузу, собираясь с силами, - он мой отец.
В зале раздались оживленные возгласы. Большинство людей приходили посмотреть на судебные процессы ради развлечения. И такой поворот событий конечно же вызвал всеобщий интерес.
- О… какой неожиданный поворот, - с ехидной усмешкой произнес Фукье-Тенвиль. Председатель Эрман кивнул ему и сделал пометку на каком-то листке бумаги.
- Продолжай, Легуа, - Фукье заметно оживился, - с какой целью ты приходила к своему… так называемому отцу?
- Я… я приходила просто навестить его. В тот день, когда меня арестовали, я принесла вино и рыбу, потому что у отца был день рождения.
- Какая добрая девочка! – выкрикнул кто-то из зала. Несколько человек вокруг рассмеялись, затем раздался громкий свист.
- Тишина, граждане! – председатель Эрман вновь взялся за колокольчик.
- Однако, это новые обстоятельства, которые ты почему-то скрывала от правосудия раньше, Легуа, - Фукье склонил голову и в упор смотрел на нее.
«Огромный черный ворон» - пронеслось в голове у Жаннет, и она сцепила пальцы, старясь выровнять сбивающееся от волнения дыхание.
- Граждане, девочка напугана, и сама не понимает, что говорит, - Карвевиль поднялся с места, - прошу вас, не принимайте ее признание всерьез.
- Карвевиль, слова вам никто не давал! - резко оборвал его Эрман.
Он кивнул Фукье, давая понять, чтобы тот продолжал.
- Даже если ты его дочь, - вкрадчивым голосом произнес Фукье, — это не отменяет тот факт, что ты участвовала вместе с ним в антиреспубликанском заговоре. Напротив… - он сделал выразительную паузу, - если это правда, то это обстоятельство как раз подтверждает твое соучастие, поскольку вина Карвевиля полностью доказана.
- У вас нет никаких доказательств моей вины! – бросил ему Карвевиль, снова поднимаясь с места, - вы все это придумали. А эта девушка ни в чем не замешана, прошу вас оставить ее в покое.
- О… - Фукье вновь ехидно улыбнулся, - то, что вы, Карвевиль, столь настойчиво защищаете именно ее, как раз и убеждает правосудие в том, что Легуа не солгала. В противном случае вам была бы просто безразлична ее судьба.
- Что ж, хорошо… - продолжил далее Фукье, соединив свои длинные ладони, как перед молитвой, - картина становится ясной и вполне логичной. Нет ничего удивительного, что дочь помогала отцу в его роялистской деятельности. Более того, делать это она могла и без какой-либо оплаты, а просто из родственных чувств.
Заседание революционного трибунала продолжалось еще часа полтора, пока по порядку не были опрошены все обвиняемые. Выступили и несколько странных непонятных свидетелей, которые в один голос рассказывали совсем уж фантастические обстоятельства виновности Карвевиля, из чего Жаннет сделала вывод, что они были явно подкуплены судьей или тем же общественным обвинителем.
- Обстоятельства дела выяснены, присяжные удаляются для совещания! - торжественно объявил председатель трибунала Эрман.
По истечении десяти минут, присяжные вернулись в зал и заняли свои прежние места. Публика притихла, в зале повисла тревожная тишина. Жаннет сцепила пальцы в замок и слегка наклонилась вперед, в висках пульсировала кровь, в горле пересохло.
- Прошу присяжных объявить о своем решении! – произнес Эрман.
- Признаю обвиняемых виновными, приговор - смертная казнь, - бодро произнес первый из них, вставая.
А далее, второй, третий, четвертый… двенадцатый повторили эти слова.
- Единогласным решением присяжных обвиняемые признаны виновными и приговариваются к смертной казни, которая состоится сегодня же, в два часа дня на площади Революции! – торжественно объявил Эрман. – Объявляю заседание революционного трибунала закрытым.
Публика в большинстве своем одобрительно загудела.
- Ироды! – вырвалось у Карвевиля.
- Ироды…– глухим голосом повторил он. – Девочке всего семнадцать лет.
К обвиняемым подошли национальные гвардейцы и стали быстро выводить их из зала.
Тьерсен почувствовал, как в висках зашумела кровь, в глазах потемнело, и уже мало соображая, что делает, он бросился вперед.
- Жаннет! – громко крикнул он.
Девушка вздрогнула и обернулась. Они встретились глазами, Жаннет узнала его и… ее лицо отразило какой-то панический страх. Тьерсен совершенно не ожидал этого. Жаннет быстро прижала палец к губам и сделала резкий отстраняющий жест ладонью другой руки. И он понял, что это был страх за него. Она просила его молчать. Умоляла его молчать и просто тихо уйти. Она не хотела, чтобы погиб и он.
***
- Куда мы идем? – тихо спросила Жаннет у шедшего позади нее национального гвардейца. Она замыкала это шествие несчастных, которых вели сейчас по длинному полутемному коридору со сводчатым потолком.
- В комнату для приготовления к смерти, - буркнул ей парень, - вам обрежут волосы, воротники платья и свяжут руки.
- Простите… - подала голос монашка, которая все также, на ходу перебирала пальцами четки, - там будет священник? Я не могу умереть без исповеди.
- Священник будет, - отозвался второй гвардеец, - но на каждого – всего минута, исповедуетесь, пока вам волосы будут стричь, иначе ко времени мы не управимся.
Жаннет слушала эти страшные слова словно со стороны и вспоминала лицо Тьерсена, которое видела только, что.
- Господи… - тихо простонала она, - Жан-Анри… я видела тебя в последний раз.
Она до крови закусила губы.
Тем временем двенадцать обреченных уже подошли к страшной «комнате приготовления к смерти», а шедший впереди гвардеец открыл дверь. Но ему пришлось буквально запихивать туда людей. Страх парализовал несчастных. Жаннет, шедшая последней, заглянула в это длинное мрачное помещение. Она успела заметить, что у стены стоит длинная деревянная скамья, посередине – стул, около которого их ожидают двое человек, один из них держит в руке ножницы, другой – моток веревки. В углу, у маленького зарешеченного оконца сидел священник, державший в руке какую-то книжечку, вероятно, Святое Писание.
От всей этой картины Жаннет почувствовала, как к горлу подкатила липкая тошнота. Она сама не ожидала от себя, но когда все из осужденных уже зашли, и гвардеец толкнул ее, шедшую последней, в спину, направляя в страшную комнату, она изо всех вцепилась в ручку двери и повернула к нему искаженное лицо, по которому текли слезы:
- Нет! – закричала Жаннет, - я беременна! Нет! Не убивайте моего ребенка! Я не пойду туда!
Гвардеец на мгновение замер, затем больно схватил ее за плечо и основательно тряхнул:
- Зачем ты врешь, гражданка? Иди и не задерживай остальных!
- Нет! Нет! – продолжала кричать Жаннет, сопротивляясь изо всех сил, - умоляю, пощадите моего ребенка! Я не вру! Я действительно беременна! Просто раньше я скрывала это!
Гвардейцы остановились, недоуменно переглядываясь.
- Что там такое? – к ним подошел один из тех, кто занимался приготовлением осужденных к казни.
- Да вот, орет, что беременна! – кивнул один из парней на Жаннет, вцепившуюся в дверь и смотрящую на них совершенно обезумевшими глазами.
Человек, державший моток веревки, вздохнул.
- Многие из них кричат так в свои последние часы… никто не хочет умирать.
- Гражданка, - мягко обратился он к Жаннет, - вы задерживаете нашу работу и сопротивлением лишь усиливаете свои страдания. Не лгите и смиритесь с неизбежным. Только так вы сами можете помочь себе в то недолгое время, что вам осталось.
- Но я не лгу! – выкрикнула Жаннет в самое его лицо. – Я не лгу!
Она провела ладонью по животу.
- Я действительно беременна. Господи… умоляю… поверьте же мне.
- Почему же вы до последнего скрывали это? – спросил ее этот человек.
- Я… я не замужем, но встречалась недолго с женатым мужчиной, - всхлипнула Жаннет, опустив голову, - я не хотела навлекать и на него позор.
- О… какое благородство, - с усмешкой ответил ей приготовитель к казни.
Он бросил быстрый взгляд на висевший над дверью белый циферблат часов.
- Времени у нас в обрез. Ладно… - продолжил он после краткой паузы и повернулся к одному из конвоиров Жаннет, - Поль, отведи-ка ее быстро к тюремному врачу. Надеюсь, он окажется на месте. Пусть проверит, лжет она или нет. Только живо. А нам всем придется пока подождать.
- Я сам уже подумывал сделать это, - ухмыльнулся Поль, беря Жаннет за локоть и отрывая ее от двери, - ладно, пойдем к врачу, гражданка. И скажи спасибо, что попала на нашу смену. Другие конвоиры так с тобой бы не церемонились.