Переговоры с немцами о мире, начавшиеся в Бресте в ноябре 1917 года, завершились подписанием Брест-Литовского соглашения весной 1918 года. Это соглашение вскоре продолжило дополняться новыми и новыми пунктами, содержащими всё больше и больше требований со стороны немцев. Так была подведена окончательная черта трёхлетним событиям Первой мировой войны на Восточном фронте.
Стремительными темпами разрывались все связи и обязательства перед союзниками по Антанте. Передовые позиции были хаотично брошены командованием русскими войсками, и оставшиеся солдаты разошлись по домам, кто куда, предоставив немцам хозяйничать на оставленных без присмотра военных складах.
Обеспечение продовольствием и медицинской помощью солдат, находящихся на лечении в лазаретах, также само по себе прекратилось, в том числе по причине отсутствия финансирования со стороны новой власти.
Поскольку русская армия в течение предыдущего, 1916 года готовилась к весеннему наступлению 1917 года, на передовой были накоплены огромные запасы вооружения, боеприпасов стоимостью на миллионы рублей, которые все оказались брошенными на линии фронта и автоматически перешли во владение немецкой армии вместе с территориями, где ещё недавно на боевых позициях стояли наши войска.
3 марта 1918 года в Брест-Литовске был подписан новый мирный договор с Германией, сделавший Россию по сути германским протекторатом. В народе ходили разговоры, что это «немецкая цена» за билет В. И. Ленина за проезд в опломбированном вагоне из Швейцарии в Россию, свободно пропущенном пунктуальными и бдительными немцами через свою территорию в разгар военных действий.
Специально был собран чрезвычайный Всероссийский IV съезд Советов для ратификации мирного договора с немцами. Левые эсеры, выступившие против ратификации такого варианта мирного договора, вынуждены были в знак протеста покинуть помещение.
По этому договору были отторгнуты Польша, Прибалтика, Украина, часть Белоруссии и Закавказья – территория в 800 тысяч квадратных километров. Потери составляли ; населения, ; обрабатываемых земель, около ; угольной и металлургической промышленности. Россия обязалась также выплатить Германии контрибуцию размером в шесть миллиардов золотых немецких марок.
Для наблюдения за выполнением договора и секретных протоколов к этому договору во многих городах России были образованы немецкие комендатуры. 17 марта 1918 года немцы вошли в Николаев, 29 апреля – в Таганрог, 9 мая – в Ростов, а в конце мая – в Крым. Патриарх Тихон в своём Послании осудил Брест-Литовский мирный договор.
Поэт Максимилиан Волошин (1), современник событий, с болью откликнулся на подписание этого документа строками стихотворения «Брестский мир»:
С Россией кончено…
Её мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях.
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
Совет Народных Комиссаров (СНК) освободил Н. В. Крыленко от должности Верховного главнокомандующего и народного комиссара по военным делам и подписал Декрет о создании на базе Красной гвардии РККА – Рабоче-Крестьянской Красной армии.
17 марта 1918 года Высший Военный совет возглавил Л. Д. Троцкий. Однако Лев Давидович не был профессиональным военным. Как свидетельствуют опубликованные им статьи, он был скорее философом-мистиком, кому были даны большие властные полномочия в России для реализации своих фантастических идей.
В 1923 году газета «Правда» напечатала незаурядные рассуждения этого мыслителя. Л. Д. Троцкий писал в главном «рупоре» страны, спустя всего 6 лет после смены постоянного места жительства, переезда в Россию из США:
«Нынешнее расположение гор и рек, полей и лугов, степей, лесов и морских берегов никак нельзя назвать окончательным. Кое-какие изменения, и немалые, в картину природы человек уже внёс; но это лишь ученические опыты в сравнении с тем, что будет. Если вера только обещала двигать горами, то техника, которая ничего не берёт «на веру», действительно способна срывать и перемещать горы.
До сих пор это делалось и в целях промышленных (шахты) или транспортных (туннели), в будущем это будет делаться в несравненно более широком масштабе по соображениям общего производственно-художественного плана. Человек займётся перерегистрацией гор и рек и вообще будет серьёзно, и не раз, исправлять природу…
Социалистический человек хочет и будет командовать природой во всём её объёме, с тетеревами и осётрами, через машину изменит направление рек и создаст правила для океанов. Жизнь, даже чисто физиологическая, станет коллективно-экспериментальной.
Человеческий род, застывший хомо сапиенс, снова поступит в радикальную переработку и станет под собственными пальцами объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической тренировки» (2).
Современники считали Троцкого главным идеологом создания лагерной системы подневольного труда и идеологии тоталитаризма.
Последствия веяний и дальнейшего развития этой серьёзной идеологии просматриваются и сегодня в возникшем тотальном атеизме, в массовой античеловеческой разрушительной культуре, которая приобрела свой размах путём подмены у людей, уже с малых лет, понятия веры в Бога на веру человека в самого себя. И в наши дни некоторые «биологи-профессионалы» заявляют, что человеческое существо – всего лишь набор «белков, жиров и углеводов», и какие широкие возможности и перспективы открываются у генной инженерии по работе с этим материалом при создании «новых сущностей»! (3)
Интересен своими частными деталями и важными подробностями рассказ участника Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. генерала А. А. Самойло, непосредственного участника первого этапа переговоров в Бресте, которые возглавил Л. Д. Троцкий.
«Через несколько дней после 7 ноября (н. ст.) 1917 года я получил распоряжение образованного революцией Советского правительства отправиться в Брест в качестве председателя военной комиссии по перемирию с немцами», – записал в своих воспоминаниях генерал.
«В конце ноября новый главнокомандующий Крыленко (4) запросил по радио верховное командование Германии, согласно ли оно на заключение мира. После утвердительного ответа наша делегация из Двинска поехала для переговоров в Брест-Литовск. Командующий Восточным фронтом Германии принц Леопольд Баварский приказал заключить перемирие и начать мирные переговоры об условиях этого мира, на что уполномочил Гофмана – начальника гарнизона Бреста. (5)
Как юнкер-пруссак, Гофман был надменен, свысока относился к российской делегации в целом. По внешнему виду это был типичный немец – высокий, плотный, слегка рыжеватый, с гордым, злым лицом, высокомерно державшийся со всеми. Помнится, я читал в каком-то немецком сочинении уже после Великой Отечественной войны, что Гитлер усвоил полностью систему взглядов, идей и понятий, высказывавшихся Гофманом по военным и политическим вопросам.
Состоя лидером военной партии, Гофман был идейным выразителем и взглядов императора Вильгельма на славянство, как на навоз для удобрения германской культуры. Позднее Гофман выступил в 1923 году с книгой Der Krieg der versaumten Gelegenheiten – "Война упущенных возможностей". Он сожалел в ней, что главный удар в начале войны был направлен не на Россию с целью полного её разгрома». (6)
Для участия в переговорах о мирном выходе из войны России, "без аннексий и контрибуций с её стороны", приехали представители Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. "Аннексии территорий и денежных контрибуций" на этих переговорах потребовала Германия от России.
В состав нашей делегации, помимо военного представителя генерала Самойло, – представители нового государства – Иоффе, Каменев, Биценко, Покровский и Троцкий. Во главе российской делегации в первую половину переговоров стоял Иоффе, во вторую – Троцкий. (7)
Генерал Самойло, кадровый офицер Генерального штаба, прослуживший до этих переговоров четверть века в рядах армии Российской империи, вспоминал уже после окончания Второй мировой войны о нескольких днях Брестских переговоров:
"Отдавая себе отчёт о степени разложения русской армии и невозможности с её стороны какого-либо отпора в случае наступления немцев, я ясно осознавал опасность потерять колоссальное военное имущество на огромнейшем русском фронте, не говоря уже о потере громадных территорий. Несколько раз я говорил об этом на наших домашних совещаниях членов делегации, но каждый раз выслушивался Троцким с явной снисходительностью к моим непрошенным опасениям. При этом для меня было непонятно какое-то пассивное отношение к позиции Троцкого остальных полномочных членов делегации, не исключая и Покровского.
Я не имел совещательного голоса. Не ясна была мне и роль ряда товарищей, появляющихся в Бресте, а затем бесследно исчезающих (самого Иоффе, Красина, Биценко и др.). Меня не раз поражала глубокая осведомлённость некоторых членов нашей делегации в германских и особенно австрийских делах, преимущественно экономического характера.
Все участники совещаний обедали в общем зале и даже поддерживали между собой внешне приятельские отношения. Некоторым забавным диссонансом было поведение эсерки Биценко, впоследствии члена компартии. В ней Гофман видел даму, за которой ему за столом надлежало ухаживать, как хозяину и кавалеру. Она же далеко не по-дамски отвечала на все его любезности, что, впрочем, не обескураживало Гофмана, обращавшего выходки Биценко в шутку и продолжавшего с ней свой подчёркнуто галантный тон.
Меня удивило резкое обращение Троцкого с одним из членов нашей делегации лишь за то, что последний сделал выговор в начальственных тонах немецкому шофёру, опоздавшему подать нам автомобиль для обычной прогулки. Шофёр пожаловался Гофману, а тот выразил неудовольствие Троцкому. Инцидент был неприятен и для нас, так как Троцкий отменил наши прогулки на автомобиле.
Предпочтительным вниманием Гофмана пользовался историк Михаил Николаевич Покровский (8), внушавший ему своей учёностью большое уважение, несмотря на партийность (9).
Как представители российской делегации, по приглашению Гофмана, мы с Покровским в шикарной придворной карете с гербами поехали с официальным визитом в резиденцию его высочества принца Леопольда. Ввиду столь официального визита я нашёл для себя неудобным ехать, не сняв с себя уничтоженные Советской властью внешние отличия своего генеральского звания – погоны, лампасы, ордена и пр.
Напрасно Гофман, усматривая в моём намерении недостаток почтительности к его высочеству, уговаривал меня отложить эту операцию до возвращения с визита. В этом поддерживал Гофмана, к удивлению, даже Иоффе. Ссылаясь на свою четверть вековую привычку к точному исполнению приказов, я настоял на своём: снял погоны, не надел свои 22 ордена – российские и иностранные, спорол генеральские лампасы. Сознавая свой скверный характер, я рад был сделать это назло Гофману и тем показать, что я не такая уж безвольная жертва в руках большевиков!
Ордена эти после такого пренебрежения к ним с моей стороны постигла печальная судьба. В Москве в голодное время 1919 года моя жена Анна Сергеевна обменяла эти ордена на пуд белой муки. А среди них ведь были и золотые!
Германия навязала Советской республике тяжелейшие условия мира, хотя изначально германское правительство соглашалось на мир за уступку ему 150 тысяч квадратных километров территории, оккупированной немцами на Украине, в Польше и в Прибалтике. Троцкий, сорвав переговоры о мире, назначил отъезд нашей делегации из Бреста на 10 февраля. Уже 18 февраля 30 немецких дивизий, развернувшихся на протяжении от Балтики до Чёрного моря, заняли Лифляндию и Курляндию и, захватывая на своём пути огромные материальные ценности, оставленные русской армией на фронтовых позициях, начали наступление против Советской республики». (10)
Половина этих дивизий двинулась через Нарву и Псков на Петроград. 22 февраля немцы выдвинули новые, гораздо более тяжёлые условия о мире. Когда Красная Армия нанесла немцам поражение под Псковом и Нарвой, они 3 марта подписали мир, который ратифицировал германский рейхстаг.
Однако дальнейшие захваты и притязания только начинались: было предложено демобилизовать и разоружить нашу армию, уничтожить флот, признать договор с Украинской радой. В конце апреля 1918 года германские войска были в Таганроге, в мае – в Ростове-на-Дону, захватили Дон и Крым.
13 августа Германия потребовала заключить с ней добавочный договор о выплате ей полутора миллиардов рублей золотом, что и было выполнено, а также заключить договоры с Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией. Болгария ещё на переговорах в Бресте указывала, что ей за союз с Германией обещана часть сербских областей и Добруджа.
Опасное положение сложилось для бывших союзников на Западном фронте во Франции, куда стягивались лучшие боевые части немецких дивизий, которые усилились с получением громадного количества снарядов и вооружений, доставшихся им даром на брошенных позициях русской армии, а самое главное – хорошим продовольственным обеспечением, благодаря захвату плодородных юго-восточных губерний бывшей Российской империи.
Источник.
1 - М. А. Волошин (1877 г., Киев – 1932 г. Крымская АССР, Коктебель) – поэт-символист, переводчик, художник-пейзажист. В 1924 году с одобрения Наркомпроса Волошин превратил свой дом в Коктебеле, построенный его матерью в 1903–1913 гг., в бесплатный Дом творчества.
2 - Троцкий-Бронштейн Л. Д. Искусство революции и социалистическое искусство // «Правда». – 29 сентября. – М., 1923; Молодая гвардия // Ежемесячный и литературно-художественный журнал. – № 10. – М., 1989. – С. 263.
3 - Сегодня, спустя ровно столетие, почти юбилей, как становится очевидным, что изложенные «прогрессивные» идеи, даже в наши дни, продолжают иметь своих активных последователей, располагающих средствами и жаждущими только власти, чтобы эти идеи беспрепятственно осуществлять.
4 - Н. В. Крыленко был назначен Советским правительством на пост Верховного главнокомандующего вместо Н. Н. Духонина.
5 - «Из-за непризнания Версальского мира Гофман ушёл в отставку в 1918 году. Не оставляя попыток организовать интернациональный поход на Россию, он служил живой связью антисоветской политики германских и английских правящих кругов». (Самойло А. А. Две жизни. – М.: Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. 1-я типография имени С. К. Тимошенко, 1958. – С. 187. – 275 с.
6 - Самойло А. А. Две жизни. – С. 183–193.
7 - Генерал Самойло вспоминал, что первоначально военным представителем от России был генерал Скалон, но после первого же заседания Брестских переговоров, во время перерыва, он поднялся к себе в гостиничный номер и застрелился.
8 - Михаил Николаевич Покровский (1868–1932 гг.) – во время Первой мировой войны выступал за «превращение войны между народами в войну против буржуазии», лидер советских историков в 1920-х, реформатор государственной Архивной системы, глава «марксистской школы», академик АН СССР. «Большое место в творческой деятельности Покровского-историка в послеоктябрьские годы заняла активная, наступательная борьба против буржуазной и мелкобуржуазной историографии, её философских и методологических основ, против её концепций русского исторического процесса. Эта была генеральная задача историков-марксистов и необходимое условие становления советской исторической науки», – из воспоминаний коллег. Краеведческие исследования, по его инициативе, были свёрнуты к началу 1930-х гг. Захоронен в Кремлёвской стене.
9 - «Покровский, вернувшийся перед Октябрём в Россию из-за границы, где несколько лет читал свои лекции по истории, был уже крупным учёным историком-марксистом, автором многотомной «Русской истории с древнейших времён»: Самойло А. А. Две жизни. – С. 189–190.
10 - Самойло А. А. Две жизни. – С. 183–193.