Драконы

Александр Владимирович Быков
рассказ



Чёрные крылья, яркое пламя! —
Так вот рисуют драконов… меж нами:
Сдаётся мне, это побасенки только,
И не похожи драконы нисколько
На птеродактилей, рыщущих в небе,
Образы эти — дикая небыль.
А что до драконов, наоборот,
Они — прогрессивный культурный народ.
Просто плетут вам, словно корзинки,
Злые сказители эти картинки,
Как будто бы их человечьи глаза,
Минутные, что луговая роса,
Увидели где-то и не забыли…
Яркое пламя! Чёрные крылья!



Мьяна костяным ножом нарезала сладкого тростника. Связала верёвочками в большую охапку, взвалила ношу на спину и принесла её к своей хижине. С наслаждением сбросила груз возле давильни с двумя деревянными валиками. Сейчас придёт брат Сумбун, и они вместе надавят сока. Потом вернутся другие братья и сёстры, а за ними мать и отец — Эпэл и Самхай. К тому времени Мьяна приготовит вкусную кашу: она сварит зёрна в соке тростника, а потом смешает их с пряными порошками. Удовлетворённо вздохнув, девочка села на чурбак и положила ладошки на ткань набедренной повязки.
— Мьяна! Лучей рассветного солнца тебе и вечерней прохлады! И воды из лесного родника! 
Это слишком длинное, а потому заискивающее приветствие произнёс Монкут. Он незаметно подошёл к ней по дорожке и тут же сделал вид, что просто проходил мимо. Вздрогнув, Мьяна скривила лицо и бросила, не глядя на Монкута:
— Воды в полдень!
Монкут будто бы не заметил её недовольства и продолжал:
— Мьяна, Мьяна! Я вижу, ты ждёшь брата. Но когда он придёт? Хочешь надавить сока? Я помогу! Давай, я стану крутить ручку! Мне всё равно нечего делать…
Лицо Мьяны потемнело от злости.
— Нет! Я буду ждать брата! Ступай, Монкут! Иди, тебе сказала!
Понурившись, Монкут, пиная невидимые предметы, побрёл по дорожке к лесу. Мьяна знала, зачем. Будет там клянчить, предлагать помощь.
 Удалившись от хижины, Монкут посмотрел на свои крепкие кисти. Ну вот же, он может работать! Ну почему же всё так! Взрослые от него отворачивались, сверстники с ним не играли. Да, кормили его, конечно, сытно. Часто приносили на камень у его хижины фрукты, кашу, мясо, напитки. Но разве это всё, что ему нужно? Монкут хотел быть вместе с ними. Жить так же, как живут они.
Солнце разгоралось, заливало мир тягучим зноем. Наступало время, когда от жары густеет кровь и тело становится ленивое-ленивое. Из леса в разных местах выходили добытчики и добытчицы. Все чего-то несли. Вон и его отец Хаклум, похожий на поделку из тёмного дерева, тащит на плече схваченную за лапы пёструю птицу. Его блестящая кожа плотно обтягивает плотные мускулы, лицо торжествующе улыбается выступающими крупными зубами. Не каждая охота столь удачна! Монкут сделал несколько шагов в сторону отца и застыл на месте. Он знал, что Хаклум закричит на него, а может быть, ещё и ударит тупой стороной дротика. Не сильно, просто чтобы отогнать и показать всем, что он — с ними. Вздохнув, Монкут развернулся и пошёл к себе. Лёг на циновку в хижине, постарался ни о чём не думать. Снаружи раздался топот и отрывистый стук. Монкут поднялся и подошёл по красноватой земле к плоскому квадратному камню. Взял кувшин, выпил свежей воды. Отнёс емкость в хижину. Пусть будет в тени. Есть после обильной утренней трапезы не хотелось. Зачем они столько тащат? Отцепил от грозди млям, откусил немного сладковатой мякоти, остальное бросил в сторону. Сел на отполированное до блеска брёвнышко у хижины, стал рассматривать стопы, растопыривая пальцы. Скучно! Старый Найран вроде бы так не скучал. Хотя, может, и скучал. Но внешне держался весело. Ходил иногда среди хижин, улыбался, бороду поглаживал. Может, потом и Монкут перестанет скучать? Когда состарится…
Через два месяца он прекратил соваться с разговорами к людям. Потянулись дни, наполненные одиночеством. Иногда Монкут надолго уходил в лес — гулял, охотился. В охоте он был удачлив… но зачем одному столько дичи? А подарков от него не принимали. Оставленную им добычу уносили на палочках и сжигали. И палочки тоже.
Через полгода Монкут стал ходить между людьми так же, как ходил Найран, — ненавязчиво наблюдал за ними и ни к кому не обращался. И они его словно не замечали. Некоторые — даже одобрительно не замечали, как бы хвалили за то, что он с ними не заговаривает.
То и дело Монкут навещал Мьяну, ему очень нравилась эта девочка. К тому же он знал, что когда-то Хаклум и Самхай договорились между собой, что Монкут и Мьяна будут жить вместе. Если сами против этого не будут возражать. Монкут и не возражал. А вот Мьяна, конечно, возражала. Да и сами Хаклум и Самхай. Теперь их договор не имел силы. Ведь тогда они разговаривали про другого Монкута.
С Мьяной он тоже не разговаривал… зачем её расстраивать? Лучше так. Постепенно она перестала обращать на него внимание, и, когда он стоял как истукан, совсем забывая о нём, начинала вести себя естественно. Она деловито хозяйничала, смеялась… Но когда вдруг вспоминала, что на неё глядит Монкут, на личико её набегала тень. Однако она ничего не говорила ему, не прогоняла… Может, для того, чтобы он опять с ней не заговорил. Через два года она стала прикрывать куском ткани появившиеся грудки. Ещё год или чуть дольше, и они… в смысле, она и кто-то из племени составят пару. Монкут вздыхал от этой мысли и плёлся в свою нарядную хижину. Да, хижина у него была самая весёлая, яркая. Чего не скажешь о жизни. 
А потом случилось неожиданное.

Его сверстники метали в бревно дротики, и среди них — его бывший лучший друг Тамак. Монкуту стало интересно понаблюдать за соревнованием, вот он и подошёл. Тамак же и сам не понял, как с ним произошла перемена. Увидев Монкута, он изобразил, что бросает в него дротик… но тот ни зёрнышка не испугался. Тогда Тамак снова изобразил, что кинул дротик. Но и тут Монкут не обратил на это внимания. Тогда Тамак подбежал к нему и закричал:
— Монкут, разве ты не видишь, что я — опасный человек? И совсем тебе не друг!
Монкут так изумился, что с ним заговорили, что не сразу ответил.
— Густой кроны, Тамак! Я просто гулял тут…
— Мы — тут играем! Здесь — наше место!
— Да, но я ведь только…
Неожиданно Тамак сошёл с ума и воткнул дротик в глаз Монкуту. Раздался крик боли, а потом Монкут упал, колотя по земле чешуйчатым хвостом. Почти сразу молодой дракон умер. Вскоре у его тела собралось и застыло в молчании всё племя. Вечером раздался звук прибывающего небесного камня. Взметнулась пыль, содрогнулась земля. Из серого предмета, размером с много-много хижин, появилась лестница. В открывшемся тёмном проёме возникли три дракона.  Спустившись, они забрали труп Манкута, а с ним — трясущегося Тамака. Подросток с диким изумлением вращал тёмными глазами. Он шёл за огромными драконами по извилистому туманному коридору, чьи стены постепенно закруглялись вверху, сливаясь в свод. Дракон, нёсший труп Монкута, вошёл в появившуюся перед ним овальную дверь. Два дракона привели Тамака в большое помещение, наполненное непонятными предметами. Драконы негромко рычали, переговариваясь между собой, потом один из них мысленно обратился в Тамаку:
— Отважный Тамак, зачем ты убил тотем?
Тамак не услышал во внутреннем голосе злости, но ощутил в себе вину.
— Небесный дракон… мы играли… а потом я воткнул ему в голову дротик.
— Зачем ты это сделал, умный Тамак?
— Я… я не знаю, небесный дракон! Я разозлился на Монкута…
— За что, добрый Тамак?
— За то, что он мне больше не друг!.. За то, что он… дракон!
— Я понял. Хорошо, что ты хотя бы не врёшь. Но слушай: за то, что ты убил наш знак, теперь ты будешь выполнять его роль. 
Тамак похолодел.
— Небесный дракон, я не хочу!
— Монкут тоже не хотел, чтобы ты его убивал. Ложись в эту вещь. — Дракон указал длинным пальцем на продолговатый предмет, верхняя часть которого сама собой отошла в сторону. Дрожа, Тамак заполз внутрь предмета и лёг на спину. Стало темно.
На рассвете из небесного камня вышел молодой дракон.
Тамак понимал, что теперь он  — чужак, поэтому был готов к плохой встрече. Однако, люди, обрадовавшись, что драконы не покарали их всех, относились к нему иначе, чем к прежним драконам. Друзья охотно разговаривали с ним и приглашали играть. Правда, второе — недолго. Ведь Тамак неизменно выигрывал, да к тому же, сам того не замечая, больно царапался. Дротики он тоже теперь метал лучше других. И бегал быстрее всех, и прыгал выше и дальше. Так что, когда настал день совершеннолетия, лучше воина, чем Тамак, в их довольно большом поселении, не было. Да и вообще, как считали, во всех поселениях лесных долин.
А потом случилось невиданное.
Девушку из людей выдали замуж за дракона. И девушкой этой оказалась красавица Мьяна. Довольно много дней до этого Тамак приносил ей фрукты и дичь, дарил сделанные им украшения и катал на спине. Праздник, посвящённый их соединению, был особенно пышным и шумным. Вечером, когда веселье продолжалось, Тамак и Мьяна ушли в их новую хижину. 
Утром скорбный Тамак вынес истерзанное тело своей женщины. Увы, его физиология оказалась смертельной для Мьяны. К тому же в порыве страсти он покусал её. Эпэл и Самхай, увидев искалеченную мёртвую дочь, разразились горестными воплями, которые разноголосым эхом прокатились по селению. Некоторое время люди рыдали над Мьяной. По-своему рыдал и Тамак. На его лице с длинными рядами зубов изображалось отчаяние. Самхай то и дело порывался убить его, размахивая дротиком, и Тамак с готовностью подставлял острию чешуйчатую грудь. Однако Самхай всякий раз передумывал. Ведь он понимал, что с ним будет дальше.
Так и этот дракон стал изгоем.


*

— Зу-урран… как тебе это? Они поженили наш знак.
— Эрругг, ты меня спрашиваешь? Лишь бы снова не убили. Однажды мы можем не успеть, и тогда…
— Тогда это место займут вуррги, Зу-урран. 
— На следующий день, Эрругг! Их знак понравится аборигенам ещё меньше!
— Скорей бы уже они там, в Великом Яйце, обратили внимание на этот ресурс… давно пора взять из этой планеты, что нам нужно.
— Скорей бы. Но сам знаешь — обширна Эйлахая-Зарг!..

*

Через год Тамак сидел у своей нарядной хижины и смотрел в усыпанную огоньками темноту. С такого расстояния не было видно, что эти огоньки — квадратные, как и его светящийся по ночам камень. Но он догадался, что они — такие же светящиеся драконьи камни. И там, в лесных посёлках, которые отсюда не увидать ни за небом дня, ни через небо ночи, живут его родичи. Вот! некоторые камни мерцают… Ему подают сигнал! Снова, как и в прошлую ночь, Тамак сбегал в хижину за циновкой. Нетерпеливо смахнув с яркого камня остатки еды, он сел подле, и тоже стал мерцать, то набрасывая на камень циновку, то сдёргивая её. Пусть видят, что он, Тамак, тоже не спит! Пусть знают, что и он пронзает мыслью темноту! 


*

— Что решили, Эрруг? Третий параграф?
— Да. Они разворачивают технику, Зу-урран.
— Это абсурд!
— Нет. Мы два раза проверили его мысли. Он сигнализирует разумным существам, считая их равными. Что является заявлением о суверенитете. Теперь это их планета.
— А если…
— Раса Вуррг!
— Да… Раса Вуррг. Ну, что же… обширна Эйлахая-Зарг!
— Обширна Эйлахая-Зарг!


*

— Тамак! Ну расскажи нам опять, как ты был маленьким!
— Да, расскажи, как ты ходил в небесную хижину!
— Расскажи, расскажи!
Дети резвились вокруг старого Тамака. Сидя на помосте, он редкозубо улыбался и поглаживал когтистыми пальцами грубую редковолосую бороду.
— Да… и я был таким, как вы… давным-давно! Знаете, сколько лет прошло?
— Сколько, Тамак, сколько?
— Вот… сколько листьев на моём дереве! — старик жестом указал на растущее неподалёку деревце.
— А они быстро летали, Тамак, те небесные драконы?
— Очень быстро!
— Быстрей, чем мы бегаем?
— Быстрей!
— Быстрей, чем та птица?
— Быстрей той птицы… 
— А мы их увидим, Тамак?
— Увидите, скоро увидите, — сказал Тамак и вздохнул. — Ладно, угощение-то ешьте!
— А ты?
— А я уже поел…
Вскоре, когда старый Тамак умер, племя погрузилось в ожидание драконов. Несколько дней длинное тело старика лежало на циновках, но вместо драконов к нему прилетели мухи. Подождав ещё немного, люди сожгли труп. Но драконов ждать не перестали. А когда из поселения исчез плоский, светящийся в ночи камень, стали в них верить. Они нашли похожий камень, положили его на место прежнего и нарядили в дракона знахаря. Теперь у них в посёлке снова был свой дракон. К нему приходили за советом, лечением и, конечно — за историями. И он давал советы, и лечил. И рассказывал: «Там, высоко, в летающем камне, живут небесные покровители. Они всё видят и однажды вернутся…»

Мьяна воткнула в почву костяной нож, связала охапку тростника верёвочками…
Мир накрыла беззвёздная ночь. В воздухе раскатились гулкие содрогания. Полыхнуло яркое пламя.
Обширна Эйлахая-Зарг.