Глава 14

Валерий Скотников
               
Целинное гостеприимство и застольё, кто седал за ним тот помнит обилие всевозможных яств, дарованное природой и трудом. На целине, как и по всему Казахстану, основным продуктом питания было мясо и многонациональный народ, вместе с аборигенами с удовольствием употребляли его. Целинники умели по работать и поесть и во славу, попить. Играли ли свадьбы, справляли ли именины с днями рождения или просто пировали по праздникам, то ели до отвала, пили со вкусом, пели и плясали до седьмого пота. Как правило веселье длилось далеко за полночь и эхо весёлого торжества, далеко стелилось по степи.
Отец Ирины и Нины, совхозный механизатор, ждал у гостиницы приезда с поля Вадима и его шефа. Караулил видать не один час, потому как место ожидания было усеяно не одним окурком. И как только машина, проплыв от околицы, подошла к гостинице, он тут же подошёл к прибывшим здороваясь за руку с Анатолием Николаевичем и с Вадимом, произнёс:
-  Ох и народ эти бабы! Ошалели от радости, что девка не утопла, а пригласить хороших людей, отблагодарить по-людски, забыли. Язви их в душу! – Он представился Юрием и добавил, - можно Георгием, так многие меня здесь кличут.
Анатолий Николаевич не согласился:
-  Ошибочка вышла, не людей, а хорошего человека. И потом вы кажется из штанишек Юрия выросли, отца то вашего как звали?
-  Да не принято у нас это! – Отмахнулся рукой и щурясь от лучей закатного солнца, отозвался мужчина.
Был он не высок, широк в плечах и крепок. Стоял будто корнями врос в землю, не сдвинешь.
-  И всё же… - Возразил Анатолий Николаевич.
-  Алексеем батьку кликали.
-  Вот это другое дело Юрий Алексеевич, - довольно согласился Анатолий Николаевич, - а то Юрий, даже не удобно как-то.
-  Можно и Лексеечем, - не стал возражать он и пригласил к себе в дом.
И вот оно застолье, ни стол, а скатерть самобранка, светло-кофейного цвета, с орнаментом и бахромой по краям периметра, а на ней… Гора тёплого домашнего хлеба, большими кусками нарезан, это не тот городской, что в пластилин сворачивается, а воздушный и мягкий словно перина; сало в прослойках, что тебе пирожное;  холодец янтарный; мясо горками в огромных чашах, парит ещё, присыпанное свежим луком; колбаса домашняя, покоится на зелёном салате; солёные грибочки так и просятся с хрустом в рот; огурцы бородавчатые; помидоры свежие, слюнки капают! Салаты разные; от капусты свежей с луком, до тёртого хрена, до горчицы; мясная подлива с перцем; толчёная картошка в шкварках; рыба жаренная; зелень в вазочках – укроп, зелёный лук, чеснок, петрушка с сельдереем переливаются сочной зеленью, а в центре… Ух ты! Графинчик потный с первачком так и пыжится! Вино домашнее-ягодное, пиво-бражное – пей, ешь душа, только радуйся!
-  Вот это да! – Восхитился Анатолий Николаевич, глядя на обильный стол, - словно свадьба у вас собирается!
-  Можно и свадьбу. – Согласился Юрий Алексеевич, - невеста есть. – И он посмотрел на Вадима, добавил:
-  За такого зятя и двух отдам! У нас в Казахстане можно, бейбеще будет (старшая жена) и токал (младшая жена). – Оба рассмеялись.
Хозяйка суетилась – расторопная, счастливая. Вадима в красный угол усадила, под образа с лампадою.
-  А, кого же рядом? – Улыбался Юрий Алексеевич, - не тебя ли старая?..
-  Я дочурок усажу, любоваться буду – и она пустила счастливую слезу, утираясь передником и позвала, в открытую дверь смежной комнаты:
-  Ира! Нина! Идите к столу!
Девочки вышли, младшенькая по правую руку, старшенькая по левую, сели с двух сторон от Вадима. Юрий Алексеевич разливал по гранённым стаканчикам самопальную, нахваливал:
-  Страсть люблю душевные компании, под первачок. Как размечтаюсь душой, от восторга млею. Девок замуж выдам и все со мной, единым колхозом – одна семья, внуки, пацаны и девки, и все за столом вместе, хорошо! Как смотришь на это, Анатолий Николаевич?
-  Я за. В колхозах, совхозах сейчас сила!
-  Ну и добро! Значит я не одинок в своих мыслях. Семья в кулаке должна быть, а не горстью разбросанная. Давайте выпьем за мою младшенькую, за Вадима, что подарил ей вторую жизнь. – Он посмотрел на Вадима и заключил:
-  Глубокий до земли поклон тебе, от меня с матерью. Если холост – хорошей невесты! Если женат – доброй жены! Будь здрав Вадим, свет Васильевич!
Вадим улыбнулся, ответил:
-  Вы как прямо в былинах здравицу произнесли! Откуда отчество узнали?
-  А, я и не узнавал, так просто с языка слетело, а поди ж ты, в точку попал?!
Все засмеялись, дружно выпили. Вадим нажимал на закуски, работа в степи требовала сил, да и проголодался за день, а здесь такое обилие – глаза разбегаются, чего отведать в первую очередь? И насыщался всем подряд.
-  Парня по еде видно, какой работник будет. – Доброжелательно произнёс Юрий Алексеевич и спросил у Вадима:
-  Тебе сколько лет будет, сынок?
-  Двадцать три.
-  Во! Как раз в пору для Ирины будет.
-  Бестолковый! Чего говоришь при барышне? – Возмутилась жена.
-  А, вы Валентина, э-э…
-  Семёновна.
-  А, вы Валентина Семёновна, разве против такого зятя? Он у нас холостяк. – Подал голос Анатолий Николаевич.
-  Кто же против? Только любовь должна быть, а не пьяные разговоры…
-  Так мы и не пили ещё! – Возразил Юрий Алексеевич.
-  Кто может и не пил, а ты уже с обеда приложился.
-  Вот! – Шутливо воскликнул Юрий Алексеевич, - женись на такой, всю плешь проест!
-  А, тебя арканом не тянули, сам хвостом увивался. – Парировала Валентина Семёновна.
-  Айда по второй. – Отмахнулся Юрий Алексеевич и наполнил стаканчики.
Вадим ел из-редко поглядывал на Ирину, а та, в свою очередь, нет-нет, да и стрельнёт раскосым взглядом в его сторону. Оба чувствовали острую необходимость уединиться, поговорить, но эта Нинка, ревниво поглядывала на обоих с разу, сжав не довольно губы и, если замечала уж слишком откровенное внимание старшей сестры к Вадиму, громко и недовольно, стучала вилкой о чашку. Мать останавливала её:
-  Не стучи! Ешь тише.
Нина успокаивалась, но настороженно следила  взглядом,  за предметом общего внимания и, как только замечала молчаливый разговор сестры с Вадимом, раздражённо начинала стучать столовым прибором. Ирина старалась не привлекать внимание окружающих и сестры, но Нина всё больше и больше раздражалась, как ей казалось, слишком откровенным вниманием Ирины к Вадиму. А Ирина в это время.  находилась в своих думах, отвлекшись от общего разговора, она не пила, а чуточку пригубляя спиртное, думая о человеке сидящего рядом: «Как на свадьбе, только-что не кричат горько! А мне и без этого горько. Ведь никогда не заполучить такого как он, лишь только раз, ну может два и, то-только тайно от глаз, в пастель… На таких как я не женятся, с такими только спят где угодно и как угодно… Мне бы его хоть раз принять, чтоб задохнулся от яркого бесстыдства, может быть тогда смотрел бы иначе, а то ведь смотрит как будто раздевает, бессовестный! Ещё Нинка, зараза…» Её отвлёк от дум взорвавшийся хохот. Она вздрогнула испугавшись, будто подслушали её мысли, окинув взглядом застолье – всё было мирно, взрослые вели беседу о колхозах. Она успокоившись взглянула на Вадима, слегка улыбнулась ему. Он наклонился к ней, быстро шепнул:
-  Может уйдём? Если скучно…
Ира отрицательно качнула головой, так же тихо ответила:
-  Если выпил лишку, сиди скромно.
В это время Нина потянулась к розетки с вареньем и специально, Ира это видела, опрокинула ей на платье.
-  Нина! Какая ты сегодня неуклюжая. – С досадой воскликнула мать.
-  Я нечаянно. – Отозвалась Нина и с победным взором, возрилась на старшую сестру.
Ира поднялась и вышла из-за стола. Валентина Семёновна заспешила следом, а Нина довольная отсутствием сестры, счастливым взглядом невероятных глаз, смотрела на Вадима – дескать, ты на меня смотреть должен! Это мы виновники сегодняшнего торжества.
Вадим улыбнулся ей, спросил:
-  Ты это специально?..
-  Нет, правда нечаянно! – Она это так произнесла, прижимая кулачки к сердцу, что Вадим рассмеялся.
Уже потом Ирина сидела за столом на против, сменив платье, а Нина, восхищённая победой, всё делала так, чтобы Вадим постоянно общался с ней. Сидели долго и распрощались в полночь, а ночь, белой шайбой луны, освещала покой уснувшего села, тихую реку и кромку задремавшего леса.
                ***
Вадима не интересовала жизнь Ирины, до его знакомства с ней, он просто жаждал обладать её телом и когда такие дни наставали, в назначенный час с Ирой, то тут же появлялась Нина. Ох уж эта Нина! Она молча усаживалась в кабину и выкурить её было уже невозможно. Ирина всячески пыталась от неё избавиться.
-  Вот банный лист! – Злилась она. – Ну чего ты прилипла?! Иди корову подои!
-  Сама иди мамка тебе наказывала!
-  Тьфу ты! Ну мы прокатимся и приедем, потом Вадим тебя покатает. Правда Вадим?
Вадим молча кивал, а Нина отвечала:
-  А, зачем десять раз туда-сюда? Вот сразу двоих и прокатит.
-  Ох и зараза ты Нинка! – Шипела на неё Ира.
-  На себя посмотри, сама такая! – Огрызалась Нина.
От этой безрезультатной перепалки Вадим уставал и ему ничего не оставалось делать как ехать вместе с сёстрами. Гуляя по лесу Вадим тихо смеялся:
-  Ну и контроль у тебя, железный!
-  Чокнутая! – Смущённо отзывалась Ира, - раньше за ней такого не водилось…
-  Ревнует тебя, боится уведу.
-  Глупости. Здесь что-то другое…
Однажды Нина зазевалась, по отстав от сестры с Вадимом и Вадим не мешкая стиснул Ирину. Охнув она прошептала:
-  Не надо, увидит…
-  Я наблюдаю за ней. – Ответил Вадим, тяжело и быстро дыша, глубоко запустив руку под юбку…
-  Не дразни… - Как могла упиралась Ира, - я не хочу так…
-  Давай убежим!
-  Куда?
-  Да хоть куда! С глаз долой.
-  Нет. – Ирина увернулась и отдёрнула юбку, отошла от Вадима в сторону, отвечая, - придумай, что по лучше…
-  Что я придумаю?
Ира тихо засмеялась:
-  Не знаю, ты мужчина.
Вадим хотел что-то ответить, но увидел быстро приближавшуюся Нину.
-  Вон. – Сказал он не громко, - спешит твоя скорая помощь.
Нина подошла и чувствуя подозрительное в не ловком поведении сестры и Вадима, недовольно произнесла:
-  Хватит вам любезничать. Домой пора, скотина не кормленная!
 -  Домой так домой! – Согласился Вадим, ему самому надоели такие безрезультатные игры. И Нина первой побежала к машине, а Вадим сказал, обращаясь к Ирине:
-  Вы меня обе достали! Придёт час ушатаю тебя!
-  А, шаталка не отвалится? Гигант!
                ***
Прошло уже не мало времени от последней поездки в лес, без контроля Нины и вот сегодня Ирина проснулась от острого ощущения не ясной тревоги. Она уже не раз возвращалась к мысли о Вадиме и каждый раз терзала себя, повторяя в душе, что хватит испытывать судьбу, надо прекращать эти ничего не обещающие встречи. Она быстро поднялась, не спеша привела себя в порядок, выпив кружку чая и ушла на работу. А вечером того же дня, придя с работы и наломавшись по хозяйству, помогая матери, быстро разделась и легла спать. Она лежала в тёмной комнате тупо уставившись в пустой потолок и мысли болезненно сверлили мозг о Вадиме – она знала и понимала, что нужна ему пока он здесь и не более того. Даже он как-то сказал, что несчастье мужчин заключается в том, что они не могут обходиться без женщин, равно как и жить с ними. И засмеявшись добавил, что это слова Байрона. Ира, лёжа, тяжело вздохнула – вот так и этим всё сказано, уйми надежду он не для меня, я не для него. А рядом у другой стены, в своей постели, долго ворочалась Нина. Мысли Ирины разорвал громкий шёпот сестры. Ирина даже не сразу поняла, что Нина обращается к ней и выдержав паузу, спросила:
-  Ты, что-то сказала?
-  Да!
-  Повтори, я не расслышала…
-  Не придуряйся Ирка, ты всё слышала! – Отозвалась из темноты Нина.
Ира, в темноте, пожала плечами, ответила:
-  Не хочешь, не говори. – Она уже хотела вернуться к прерванным мыслям, как опять услышала громкий шёпот Нины:
-  Нет скажу! – Под Ниной скрипнула кровать, вероятно она приподнялась от подушки и, возвращаясь к прерванным мыслям Ира услышала её раздражённый, громкий шёпот, - если ты посмеешь сподличать мне с Вадимом, так и знай, ты мне не сестра!
Ира на мгновение оторопела, приподнялась на локте и недоумённо уставилась в темноту, пытаясь разглядеть Нину, но комната была плотно завешена одеялом тьмы и, она с удивлением переспросила:
-  Ты о чём это? Глупенькая!
-  Сама знаешь р чём… - Шёпот Нины дрожал и, Ирина почувствовала, что Нина в глубоком волнении.
Она пыталась осмыслить, переварить услышанное и ждала от Нины, дополнительных разъяснений, но та молчала и тогда Ира подумала: «Видела нас где-то… А, какое,  собственно, её дело? Мала ещё лезть во взрослые сани!» - Ира откинулась на подушку возвращаясь к прерванным мыслям, оставляя Нину без ответа. Но сестрёнка опять подала громкий шёпот:
-  Чего молчишь?
-  А, что я должна говорить? – Раздражённо отозвалась Ира и, вдруг её осенила невероятная мысль: «Она, что влюбилась?! Да-ну!» - От этой мысли она даже откинула одеяло, приподнимаясь с пастели и опустила ноги на пол. Ещё не веря, полностью своей догадки, осторожно восклицая, спросила:
-  Ты, что влюбилась!
-  Не твоё дело!
Ира так и замерла, - вот значит почему, она всегда преследовала нас, глаз не спускала, а я-то думала – капризничает, меня ревнует, а она его ревнует, кошмар! Нинка! Девчонка! Ещё дитя, влюбилась! Скажи кому, не поверят. Фантазёрка! Начиталась взрослых романов, создала себе образ романтичного героя и вот он явился, не запылился, - Ужас! – Она с усилием потёрла виски, успокаивая бешено колотившееся сердце и еле слышно произнесла не нужную фразу:
-  Да ты совсем ещё девчонка…
-  Не ори! – Хотя Ира произнесла это тихим шёпотом, а Нина в голос, - тебе, что других парней мало? Уже всех перебрала, паскудница! А, Вадима брось! Поссоримся.
Голос не громкий, но нервно-раздражённый стелясь из темноты был не девчоночий, а как взрослой соперницы, жёсткий в правоте своей и Ирине казалось, что слова Нины, как на отмаш, секут её по лицу. Она прижала ладони к горящим щекам и лихорадочно, мысленно повторяла: «Глупая-глупая! Как ей обьяснить, что жизнь гораздо сложней её грёз и Вадим не только её фантазия о вере в доброе, вечное, эталон мужества, но он ещё и мужчина! Дядька для неё, а она ещё за пределами женской сущности – ребёнок! А, Нина молчала, отвернувшись к стене, ей сейчас было обидно и стыдно, что с обидой на сестру, непроизвольно выдала ей свою тайну. Ей действительно нравился Вадим – крепкий, с приятной наружностью, красивой улыбкой, а главное - смелый. Он нравился ей не из-за того, что спас, выуживая из воды, хотя и это тоже вписывалось в его добродетель, а просто, гораздо раньше сестры заприметила его и он ей показался таким молоденьким, что она, не отдавая себе отчёта, грёзила им, его обликом. А, Ирка, зараза и здесь влезла своими грязными сапогами – ненавижу!  Так думала она, когда, в полной тишине раздался приглушённый голос Ирины:
-  Ну хорошо-хорошо. Предположим, что это любовь у тебя, а у него? И вообще, как это ты себе представляешь?.. Да пока ты вырастишь у него дети будут такие как ты сейчас, если уже где-то не имеются, ты же не знаешь. Хорошо, предположим, что каким-то образом он дождётся тебя, твоей зрелости, что мало вероятно и что тогда? – Ты молодая, красивая, а он старый дядька…
Нина приподнялась и с ненавистью, перебивая сестру, сказала:
-  Ну какое твоё дело как там будет! Узнала, молчи, что ты лезешь? Оставь Вадима и всё!
-  Нинка, ты сошла с ума! Ты дурочка! Ну какая ты невеста? Если я расскажу папке, он тебя выпорет!
-  Пусть выпорет, но и ты слезами умоешься! – И Нина с нова легла, накрывшись с головой одеялом.
А Ира долго не могла уснуть; она думала о Вадиме, о себе, о том, что уже давно покрывается им, а Нинка не знает. И думала о том, что Вадим не её мужчина, а он лишь небольшая искорка не разгоревшегося костра…