Сегодня восьмое марта, праздник, женский день. И утро, словно к празднику, выдалось чудесным! С небольшим морозцем и как только сверкнуло, лучами, ослепительное солнце, тут же от земли поднялось лёгкое дыхание весны. Волшебство тёплого солнышка, в первую неделю марта сразу же покрыло голые ветки деревьев первым потом, а в даль тротуаров, лежал ещё ноздреватый, как из тонкого хрусталя снег, а в воздухе плавали круги испарений. Ещё дней десять такой погоды и снег набухнет из-под себя выворачивая потоки журчащей капели, а следом на прогалинах, вспыхнет зелень сочной травы с дурманящим ароматом весны. Вадим с утра торопился домой, с нетерпением, к своей Тане. Трёх дневная командировка выбила его из колеи. Машину бросил в гараже даже не заправив баки бензином, что отродясь никогда не совершал. Он спешил и душа его трепетала в каком-то не осознанном волнении. С дерева, под ноги упали с шумом драчливые воробьи, заставив Вадима вздрогнуть и на секунду остановиться. Он улыбнулся этой пернатой жизни с её проблемами и за шагал дальше. У киоска, торгующего цветами, Вадим купил огромный букет сирени, лёгкий аромат ударил в нос, поднимая праздничное настроение, по пути прикупил шампанское и теперь не задерживаясь, заспешил к Татьяне. Окружающая весенняя новизна восхищалась восторгом от того, что у него была Татьяна. Он был счастлив и безмерно рад и даже благодарен судьбе за её беременность шестым месяцем. Восторг трепетал и сердце стучало в такт шагу с именем, Таня. Он любил свою Таню и лишь где-то глубоко под сердцем, билось досадное огорчение о не согласии Татьяны расписаться с ним. По началу поводом был её срок, который уже за кончился и она имела свой паспорт. За тем стала говорить, что нужно родить ребёнка и только тогда регистрировать отношения. Эти её доводы вроде бы и правильные, но они тревожно беспокоили Вадима.
О беременности Татьяны Вадим узнал на второй день, после подарка ей парика и он по-своему выплёскивал Татьяне свои эмоции, в наступившую ночь, от восторженного возбуждения, выстраивал планы на будущее, а в перерывах нежно брал её и, отдыхая, опять были разговоры. Она утомлённая его лаской, думала о своём: «Двадцать семь лет, не девица, какие свадьбы? – И вместе с этим сожалела, что они встретились слишком поздно, она уже была женщиной в силе востребованности, а он мужчина-мальчик, с бледненьким опытом интимной любви, - глупенький, я старше тебя на целых пять лет, это перебор для женщины. Он молод, через десять лет я старуха, а он будет в силе своих лет и возможностей. А вокруг повзрослевшие девчонки, которым сейчас по десять лет, ещё школьницы. Зачем я ему? Что бы потом сожалеть…» - Вадим говорил, а она продолжала мыслить о своём из редко кивая ему в согласии: «Глупенький, какая семья?.. Спасибо тебе за твой кусочек, что ношу под сердцем, а больше ничего не надо. - Она знала, что любовь бесценный подарок, но и жестокое наказание, которая не раз и не два может развернуть всё на изнанку, она испытала уже всё это, пережила и не хотела по новой натянутых нервов, надломленных рук. Лучше одной с ребёнком, она сильная, она сможет…»
…Вадим торопливо шёл к любимой женщине Татьяне и не важно, что она была старше и не -важно как у неё жизнь складывалась до него и через какие тернии прошла она, а важно то, что она была беременной и беременной от него и эта беременность обновила её, приукрасила, в силу мужского желания. Вадим спешил, шлёпая сапогами по подтаявшему снегу и брызги кашицей разлетались в стороны. Он шёл к своей Татьяне, не переставая с восторгом думать о ней, о своём Лёшке, которого она носит, прикладываясь ухом к её животу, поглаживал его и поднимаясь с колен грозил сыну пальцем: «Живёт стервец!»
А Таня уже давно решила для себя, что никогда не останется с Вадимом и виной всему считала свой возраст. Хоть и горько сознавать, что рушит своё счастье сама, а другого выхода не видела и по ночам горько плакала. Страшно ей смотреть ему в глаза – как объяснить ему о своём решении? Ослеп от любви к ней, не поймёт, да и любой другой мужик не понял бы, а тут мальчишка. Да и она не бревно, любит его без памяти! А продолжать затягивать отношения, навредить обоим.
Но она протянула ещё два месяца, казнясь и мучаясь…
За неделю до восьмого марта Таня взяла расчёт, собрала чемодан, купила билет до Москвы и забрала у Вадима запасной ключ от комнаты, объяснив тем, что свой потеряла и собралась сделать новый, по образцу. Постельное бельё и кое какие вещи оставила хозяйке.
- Оно новое, - говорила она, - вам в подарок.
- Зачем ты дочка уезжаешь? Да ещё тяжёлая… Парень у тебя больно хорош, не пожалела бы…
- Так надо. А вы молчите тётка Мария, сама объясню.
А как объясниться, сама не ведала. Но сложилось так, что за три дня до её отъезда, Вадим уезжал в командировку, Таня обрадовалась и испугалась…
Перед поездкой он ночевал у неё, Таня накормила его, разделась и позвала к себе… И её женственное таинство с нежной жадностью вырвалось наружу. Она простонала и закрыла глаза, на лице была сладкая мука… Она прощалась, понимая, что это блаженное состояние, последнее в её жизни…
Вадим, ушёл утром и она вышла его провожать на улицу, и долго смотрела ему вслед. Она знала, что никогда его больше не увидит и крупные слёзы текли по её щекам.
***
А Вадим уже входил в свой дом и с порога крикнул:
- Моя! Здравствуй! И с праздником тебя! Разделяя букет сирени и одну половину вручая бабушке, сказал:
- Я сейчас схожу к Тане, а ты приготовь что ни будь, на скорую руку, мы не долго, мы придём!
- Ладно-ладно! – Улыбалась бабушка, - только ты гляди она при хворала, да и не мудрено, тяжёлая, вчера весь вечер была как малахольная. То чашку уронит, то вилку, а под конец кипятком малость обожглась, - бабушка вздохнула, - я предлагала ей остаться, она не захотела.
Вадим кивнул и выскочил на улицу, с букетом сирени и с бутылкой шампанского. Быстро вошёл в соседский полутёмный сарай и тут только вспомнил, что у него нет ключа, глядя на висячий замок Таниной двери. Из дальнего тёмного угла вышла тётка Мария.
- Вадим что ли?.. – Спросила, она, глядя из полумрака.
- Я тётка Мария. А ключ у вас есть?
- Есть, как же, Таня оставила. – Она вытащила откуда-то из-под подола ключ и передала Вадиму, с горьким сожалением взглянула в его светлое от радости лицо.
- Спасибо! – Поблагодарил Вадим и торопливо открыл висячий замок.
Войдя, мысль мельком отхватила какое-то изменение, но он не придал этому значения всё цело поглощённый предстоящей встречи и принялся за оформление стола букетом, с полки достал видавший виды кувшин, с ведра в него налил воды, посадил туда сирень и водрузил, по центру, на стол. Отошёл любуясь букетом сирени и только тут заметил, что нет на столе скатерти, что на окне нет радужной занавески, что пустая кровать накрыта каким-то старым одеялом и вместо больших подушек, лежит куцый плюшевый медвежонок. С краю стола увидел белый лист и огрызок карандаша. Сердце тревожно ворохнулось и гулко упало куда-то в низ… Он медленно подошёл к столу, медленно поставил бутылку шампанского и медленно взял со стола записку и прочёл разбегающиеся строки: «Милый Вадим, радость моя и моё коротенькое счастье, да-да счастье! Прости меня и не казнись, только вдумайся в мои слова. Нас разделяет возраст и время, для меня оно в прошлом, для тебя в будущем. Я благодарна тебе за нашу любовь; за нашего будущего сына и ещё за то, что ты дал мне шанс найти в себе силы, что я человек не пропащий. Милый, родной мой я старая, для тебя, а ты молод и красив! Будь мужественным не озлобляйся и ты будешь ещё счастлив. Не ищи меня, меня здесь нет. Прощай! Люблю-люблю-люблю. Вечно твоя Таня.»
ВАДИМ ОПУСТИЛСЯ НА КРОВАТЬ, голая она ржаво-скрипнула и он невольно вздрогнул, лист выпал из рук, пол медленно раскачивался, уходил из-под ног и с нарастающей быстротой на сердце ложился омерзительный груз, тошнотворной обиды. Он медленно повёл взглядом по опустевшей, без хозяйки, комнате примечая, что была пустая вешалка, что не лежал коврик у двери, не висел рукомойник, исчезла лавка и не уютный холод стыло поселился по углам. Стало сразу как-то тоскливо и не уютно в этой чужой уже комнате и только букет сирени благоухал ароматом весны…
«Зачем ты так, Таня. – Вадим резко встал. – За что?» Было такое состояние, словно его окунули в дерьмо. Сердце опять тяжело ворохнулось в груди и к горлу подступил удушливый комок не простительной горечи. Он с судорожным всхлипом разжал стиснутые зубы и увидел на столе бутылку шампанского, Вадим взял эту бутылку, разглядывая её, горько усмехнулся… Зло, ударом ребра ладони, отшиб горлышко, вино пенистой струёй, с шипением брызнуло ему на куртку, начищенные сапоги, прозрачной, искрящейся лужей растекалась по полу. Вадим огляделся, увидел на печи облупленную кружку, взял наполняя её до краёв, подо-ждал когда осядет пена, долил. Расколотую бутылку, по горлышко, вернул на место. Глядя в кружку на игру пузырьков, с холодным спокойствием, произнёс:
- С праздником Вадим Васильевич. Всё! Я вас теперь всех, головками в низ и через подвесной!.. Стервы!
Медленно не спеша выпил и со свирепым бешенством саданул кружкой об пол.