«Дон Гуан.
Я Дон Гуан, и я тебя люблю.
Донна Анна
/падая/
Где я?.. где я? Мне дурно, дурно.»
/ «Каменный гость», А.С.Пушкин/.
«Увидев, что стал зябнуть на солнцепеке, я
смекнул, что коли и дальше на мне будут
скакать все трое - графиня С., купчиха К.
и прелестная Фелиция - то скоро сойду в могилу.»
/ Дж.Казанова, «Моя жизнь»/.
«Таких людей больше нет
и никогда уже не будет.»
/Л.Фейхтвангер, «Хомо Эротикус»/.
Закутавшись в ночь как в плащ, Дон Жуан крался по узким улочкам Севильи.
Конечно, кроме ночи, Дон Жуан был одет и в обычный плащ, украшенный бисером, позументами и вышивками. Дон, как и пристало андалусийскому кабальеро, был большим модником и изысканно одевался. Вообще, модно одеваться было его слабым местом. Он скорее бы не помылся и не сменил истлевшие в ботфортах носки, чем не купил бы наимоднейший камзол с выпушками на буфах, или штаны парижского фасона с преогромнейшим гульфиком, украшенным стеклянными бриллиантами и с пучками жёлтых лент у колен.
Итак, знаменитый Дон Жуан, или, если угодно, Дон Гуан, или даже, как утверждают некоторые историки, Дон Хуан, крался по ночной Севилье, держа шпагу под мышкой и твердил про себя нежную речь, заготовленную для донны Эльвиры.
Донна Эльвира, молодая вдова, признанная чопорным севильским светом мученицей и святой, с некоторых пор была желанной добычей для нашего вертопраха.
Дон Жуан заглянул в церковь Санта Бартоломео, увидел свою пассию, простёртую ниц у подножия деревянной статуи, юркнул в слабо освещённый угол и спрятался за колонной.
Пока наш сеньор стоял в полумраке, со скуки придавая своему лицу самые разнообразные выражение - от нежной грусти до животной радости, в эту минуту на другом конце Европы некий синьор Казанова со стоном отвалился от своей любовницы, смахнул рукою пот со лба и сказал: «Пф-ф-ф!.. Пять!..» Его очередная возлюбленная, юная графиня Висконти, стыдливо куталась в прозрачное покрывало и плакала от любви и счастья:
- Я принесу вина, о, мой повелитель! Оно укрепит тебя, Дож моего сердца! - в упоении вскричала прелестная венецианка, грациозной газелью соскочила с ложа и зашлёпала босыми ножками по мраморным плитам…
Чёрт побери, какая приятная эпоха! Если провансальские рыцари в 12-13 веках изобрели любовь в современном понимании и ввели термин «Дама Сердца», то кавалеры 17-18 столетий, прославили свой галантный век неимоверными любовными похождениями.
Всё же у провансальских рыцарей, трубадуров и мечтателей, любовь была, в основном, высокой и духовной, а не низменной физической и потому не нашла широкого отображения в кинематографе. Так, например, во многих случаях Прекрасная Дама, какая-нибудь Мариэлита или Кунигунда, даже не догадывалась о существовании своего паладина, ломающего за нее копья на турнирах, воюющего Гроб Господень и даже умирающего с ее именем на запекшихся устах. А бывало, что Дама Сердца знала о влюблённом рыцаре, но от этого ему не становилось легче. Стендаль в своей книге «О любви» описывает, как одна провансальская дама, лишь намекнув влюблённому в неё юноше, что сомневается в крепости его чувства, уже буквально через час получила от него залог любви - шкатулку, где на сафьянной подушечке лежал его собственноручно отрезанный член. Причем член не в смысле палец или ступня, а самый что ни на есть. Несомненно, что такой поступок убедил даму в безосновательности её сомнений, но одновременно поставил влюблённого в довольно глупое положение. Мне вы можете не верить, но Стендалю-то обязаны.
Но, слава Богу, это мрачное Средневековье довольно быстро прошло и на смену ему явились эпохи расцвета и подъёма, больше известные как Ренессанс и Просвещение.
Об изменении настроений даёт представление хотя бы «Декамерон» Бокаччо, заменивший собою скучные и оторванные от жизни рыцарские романы. Творение же Бокаччо выдержало испытание временем, оставаясь вполне порнографическим ещё и в веке двадцатом. Вспомним, хотя бы, что «Декамерон» был настольной книгой самого фельдкурата Каца* и даже иногда заменял ему Библию, когда он приводил солдат к присяге.
*Фельдкурат /нем. ,«военный священник»/ Кац - персонаж из романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Швейк служил у фельдкурата в денщиках, и они жили душа в душу, пока Кац не проиграл его в карты поручику Лукашу.
В эти-то времена изящного разврата, закончившиеся в годы Империи, ибо Наполеон, даром что корсиканец, завел у себя при дворе тюремные порядки, и жили прославленные любовники Дон Жуан, Казанова и ряд более мелких, вроде Сен-Жермена и Калиостро.
Но хотя их имена всегда стоят рядом - говорим Казанова, вспоминаем и Дон Жуана и наоборот - они как любовники и как личности были совершенно не одно и то же.
Если спросить лично меня, кто мне больше нравится, в смысле, не как мужчина, а как человек, я бы сказал: Казанова.
Начать с того, что Казанова, когда состарился и вышел в тираж, или, как говорил наш известный сатирик, ушёл из большого секса, то оказался очень недурным писателем, что уже говорит о нём как о приличном человеке. Если кто-то не читал его мемуаров, то пусть почитает.Это несколько отвлечёт его от сегодняшних времён, овеянных дыханьем Апокалипсиса, или проще говоря, отдающих концом. «Моя жизнь» Казановы послужат для него отдохновением от украинских новостей и станут глотком чистого, доиндустриального, воздуха.
Ясное дело, что Джакомо кое-где прибрехивает, как это и свойственно писателю, а тем более итальянцу. Например, когда русская девица двенадцати лет от роду, которую он купил за пять дукатов у ее бородатого отца, совращённая и развращённая им, так в него влюбилась, что не отпускала в Италию, устраивала скандалы и грозилась убить и себя и его, пока Казанова не сбежал зимней ночью, бросив багаж и уплатив бородачу десять золотых дукатов, чтобы тот придержал дочурку - это явная брехня. И даже не потому, что русскую крестьянку звали Заирой.
Но в общем и целом, Джакомо писал "по чесноку".
Дон Жуан же никаких мемуаров не писал, всецело занятый холодным кобеляжем, что уже создает о нем более худшее впечатление чем от Казановы.
Но хотя жили Казанова с Дон Жуаном в одну и ту же историческую эпоху*, и оба были специалистами по бабам, но на этом сходство кончается.
Дело в том, что Казанова любил "это дело" от чистого сердца, без всякого кукиша в заднем кармане. Он не морочил дамские головки неземными чувствами, а честно предлагал всем женщинам и девушкам, включая девочек и старух, счастье «жемчужного»*оргазма, гарантированного специалистом. Казанова легко сходился с женщинами, была ли это служанка в сельском трактире или графиня чистых кровей, щедро дарил их наслаждением и так же быстро испарялся. Женщины не обижались на него, но вспоминали с тёплым чувством, особенно если муж их в постели не был буйным жеребцом.
Не таким был Дон Жуан. Если с Казановой работы психиатру почти не было, а диагноз напрашивается сам собою: «промискуитет»*, то с этим бешеным идальго разобрался бы разве что Фрейд*, да и то вместе с Юнгом*.
*Вообще-то, Дон Жуанов было много. Первый из них жил ещё в середине тысяча трехсотых во времена короля Педро Первого Жестокого, у которого был миньоном*.
Но поскольку Дон Жуан Моцарта жил в восемнадцатом веке, мы будем иметь в виду именно его.
* «Жемчужный» оргазм - многократный.
*Промискуитет - непреодолимое влечение к частой смене половых партнеров.
*Фрейд, Юнг- выдающиеся психиатры своего времени, теории которых, замешанные на сексе, работают до сих пор.
*Миньон - средневековый бисексуал.
Дон Жуана интересовал не так секс, как момент совращения, осквернения, ввержения в смертный грех и как результат, горение партнерши в аду.
Поэтому своих будущих жертв Дон Жуан выбирал из числа самых известных святош и недотрог, от которых отступились все другие соблазнители и особенно вдов, прославленных суровой жизнью.
Метод его был прост, но эффективен, ибо бабы, как ни крути, дуры. Или, если говорить политкорректно: не всегда до конца умны. Что очень хорошо показано в фильме «Маленькие трагедии», в котором Дон Жуана играет Владимир Высоцкий.
Метод Дон Жуана был таков. Для начала, запугав бедную вдовицу своей репутацией, которая шла впереди него, Дон Жуан втирал жертве, что, мол, вот, он-де, такой-разэдакий, развратник и исчадие ада, совративший и погубивший множество честных женщин, и хотевший соблазнить и её, маркизу ди Кавальканти-и-Граупера, но, поражённый в самое сердце её набожностью, ангельскою чистотой и тому подобным, с раскаянием отступился от грязного плана, посыпает себя пеплом и умоляет прекрасную святую только об одном - позволить грешнику удалиться в пустынную каменистую местность и там повеситься.
Тогда вдова, вместо того, чтобы вполне логично сказать:
- Интересно будет посмотреть! Ну-ка, ну-ка! - начинала себя чувствовать Мадонной, Мамой Римской, отпускающей грехи и, расслабившись, давала. В смысле, уступала домоганиям Дон Жуана.
Дон же Жуан, сорвав очередной плод страсти, не молчал об этом, как полагалось бы джентльмену, но тонко намекал всем знакомым о грехопадении глупой вдовы, приводя такие детали и подробности, что околпаченной святой оставался небогатый выбор - либо навеки похоронить себя в монастыре, либо самой повеситься. Просто счастьем было для бедняжек, что в те времена ещё не существовало скрытой видеосъёмки.
Теперь вы сами видите, какие разные люди были прославленные любовники древности Казанова и Дон Жуан и какой гнидой был последний.
В заключение осталось сказать, что Казанова всегда изображается в кино каким-то тонконогим стрикулистом, похожим на снедаемую кокаином рок-звезду, в то время как это был гренадёрского роста, атлетически сложённый, мордатый и носатый молодец и вообще кровь с молоком. А вот Дон Жуан наверняка был вылитый Джек Воробей, подкрашенный и жеманный.