Эх, жизня...

Александр Грунский
Гусь был не очень большим, но достаточно упитанным. Он с заметным беспокойством оглядывал окружающих своими глазами-бусинами, балансируя при этом гибкой шеей, норовил встать. Его окружали дети: белокурая девочка лет шести и смугленький мальчик тремя годами старше.
Взрослые стояли рядом: еще молодая, беспокойная женщина с румянцем на щеках и какими-то особенно сметливыми глазами. Хозяин, мужчина лет тридцати пяти, несколько виновато глядел на происходящее. Потоптавшись неуверенно на месте, хмыкнув в кулак, направился в избу.

Вечерели вместе, всей семьей, девчушка заняла место поближе к отцу, ее братишка, надув губы (опять опередила), примостился рядом. Мать хлопотала у плиты.
    - Папа, папа, папочка! А правда, что Гуська будет жить с нами? А мы его не будем обижать, папочка? Пусть его зовут "Гуська", - щебетала девчушка.
    - Ну, придумала. Тоже мне - Гуська. Это что, поросенок какой-нибудь? Таких имен не бывает, - возражал братишка.
    - Бывает, бывает. Правда, папочка?
Отец погладил дочку своей большой шершавой ладонью:
    - Правда, дочка. Бывает.
    - Папа, ну вы его все равно зарежите. Зачем ему имя? - вопрошал  сын.
Отец с укоризной посмотрел на сына, но ничего не ответил.
    - Папочка, дорогой! Не надо убивать Гуську! Он хороший! Не на-до Гу-гу-ську... - начала всхлипывать дочка.
    - Успокойся, никто его не убьет, - вмешалась мать. - Сейчас я вам оладьев с молочком. Кушайте, детки.
Девчушка кулачком вытерла слезы:
    - Папка, ты не будешь убивать Гуську?
 Отец ласково посмотрел на дочь, не спеша с ответом:
    - Не буду. Пусть поживет пока.
    - Ура-а! - дочь. обнимая отца, засияла от счастья. На е епухлых щечках уже подсыхали слезы, личико прояснилось.

Ужин прошел без происшествий.
Дети поспешили в сенцы, чтобы вдоволь налюбоваться на живого гуся. Хозяева не держали никакой живности дома. "Уж очень хлопотное дело, да и с кормами не легко", - всякий раз оправдывался федор.
Молодость его прошла в городе. А потом была война. Федору так и не пришлось как следует повоевать. В первом же бою, под Гомелем, он получил сильную контузию от которой долго страдал. Месяца три находился в госпитале, а затем в виду своей непригодности к военной службе был направлен на Урал. Работая на заводе вместе с женищинами и несовершеннолетними детьми, Федор пытался вязаться с родными, которые жили в Липецке, но было уже поздно: там хозяйничали немцы...  Победу Федор в стречал в городе Энгельсе. В это время он плотничал, выполняя заказ в одной из артелей. Работы было непочатый край, страна жила в ожидании последних фронтовых новостей. И в это трудное время Федор начинал новую свою жизнь.

На одной из вечеринок, куда потянули его друзья-приятели, познакомился с Анастасией. Она сразу приглянулась многим: бойкая, остроглазая, Тася легко отшивала прилипчивых ухожеров. Но с Федором получилось иначе. Тасе нравилось, что Федор ненавязчив и доброжелателен. В первый же вечер он проводил девушку в общежитие...  А через несколько месяцев Федор попросил ее руки.
...Анастасия, прибирая со стола остатки ужина, незлобно пилила мужа:
    - Опять балуешь девчонку. Зачем ты гуся принес в дом? Чтобы игры играть?
    - Малая она еще. Жалко.
    - Жалко. А мне думаешь не жалко? Но ведь в доме-то кроме картошки нет ничего. Ну что ты за мужик? - не унималась Анастасия.
    - Погоди, успеется, - уклончиво отбивался Федор.
    Анастасия только махнула рукой. Выбежали дети, тараторя без умолку.
    - Папа, мама! Он такой большой, красивый и умный. Он нас совсем не боится! Завтра мы гулять с ним пойдем. Можно, а?
Братишка, которому невольно передался азарт сестренки, преложил отправиться на соседний пруд: "Пуст Гуська поплавает".
Отец занервничал. Он неуверенно заерзал на месте, пошарил по карманам. Извлек пачку папирос, откашляляся и поспешил выйти.
    - Довольно, - заворчала мать. - Прыткая больно. Укладывайтесь спать, завтра в школу.
Дети нехотя выполнили приказание.

Когда Федор вернулся, Анастасия возобновила разговор:
    - Федя, ты ведь не ребенок, а все боишься курицу зарезать. Я бывало в дестстве убегу  с мальчишками за село, а там за хоздворами да на фермах, голубей полно. Так мы их сетями, а потом шеи им крутим. Глядишь, и на супец есть, и на жаркое еще достанется.
    - Спи, Тася, спи, - проворчал Федор. - Завтра рано вставать.
   
Провожали детей в школу. Сережа собрался раньше и торопил сестренку:
    - Ну, давай быстрей, черепаха!
Но девочка с надеждой посмотрела на отца и мать. Потом она глубоко вздохнула, и глаза ее моментально наполнились слезами.
    - Папочка, родненький, ну что тебе стоит?
    - Довольно! - строго крикнула мать. Собирайся, а то в школу опазадешь.
Проводив детей, она вернулась в горницу.
    - Ну что, благодетель. Начинай, давай.
 Федор постоял, глядя под ноги, сокрушенно покачал головой, а потом все-таки пересилил себя, осторожно вынес гуся во двор, поглаживая его по изогнутой шее:
    - Ну милый, потерпи немножко...

Однако в самый решающий момент он не выдержал и возвратился в дом с пустыми руками, молча сел на порог, нервно закурил.
Анастасия уничтожающе посмотрела на мужа, потом, не произнеся ни слова, взяла нож со стола и, обойдя его, громко хлопнула дверью. Через несколько минут она возвратилась с корзиной, в которой лежала обезглавленная птица. Анастасия с мягкой иронией опустила руку на плечо мужа:
    - Ну, ладно, чего уж теперь... Давай щипать.
Федор сидел и молча смотрел в окно. Потом он резким движением руки смахнул слезу с глаз и чуть внятно произнес:
    - Эх, жизня...