- Это наше голодное послевоенное детство, - рассказывает мама. Нам по девять лет. Все мы добытчики и кормильцы. Вчера ходили за сусликами, сегодня за птичьими яйцами. Одеты во что попало. Шурка в отцовском френчике- это такой пиджак с небольшими карманами. Калоши у нее тоже отцовские с веревочками, чтобы не спадали. Снег еще не совсем растаял и колючий, игольчатый. Калоши она сняла у березы и полезла добывать яйца.
- Сколько, Шурка? Сколько?- стоим мы внизу. Каждый уже пересчитал свой «улов». Осталась только Шурка. Нам любопытно, вот и кричим, задрав головы. Она торопливо спускается. В карманах яйца и во рту одно, руки нужны для спуска. Грачи кружатся и кричат. И мы кричим:
- Сколько, Шурка? Чего молчишь? Нету совсем?
- Пяяять!- отвечает она, яйцо давится. Она пытается его спасти рукой, падает с дерева. Все яйца побиты, по подбородку стекает желток. На глазах у Шурки слезы досады и боли. А мы закатились от смеха, упали рядом с ней под березу.