ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ БРЯНСКОГО КНЯЖЕСТВА, РОДОСЛОВНАЯ
И ДЕЯНИЯ КНЯЗЯ РОМАНА МИХАЙЛОВИЧА В СВЕТЕ ТРАДИЦИОННЫХ ИСТОЧНИКОВ.
Анализ опубликованных в печати летописных источников по проблемам, связанным с историей южной Руси, Брянского княжества, жизнью и деятельностью князя Романа Брянского позволяет сделать неутешительные выводы о том, что летописцы либо были мало осведомлены о происходивших там событиях, либо негативно к ним относились и сознательно «скрыли» многие факты из истории враждебной им земли, либо просто механически списывали только то, что отвечало совремённой политической ситуации. В результате, одна из самых выдающихся личностей в истории Руси ХIII века – князь Роман Михайлович Брянский – оказалась забытой и едва не вычеркнутой из исторической памяти.
Имя основателя Брянского княжества, великого князя Черниговского, победителя «всей силы Миндовговой», сумевшего отстоять свои земли в тяжёлое для Руси время и счастливо избежать столкновений с монголо-татарами, редко встречается на страницах русских летописей. Что же касается владимиро-суздальских и московских летописей, то они, практически, хранят молчание о князе Романе. Так, в Московском летописном своде 1518 года при перечислении потомков князя Михаила Черниговского сообщается: «…князь великии Роман Черниговский бездетен и не родословился…» (1) И это всё!
Почти во всех же прочих летописях восточной Руси о Романе Брянском нет даже упоминаний. Такое молчание, особенно для летописей, близких по времени к той сложной исторической эпохе, в которой жил брянский князь, следует рассматривать не только как отражение узко регионального характера летописей, но и трагического фактора: разгрома Черниговского княжества монголо-татарами, а затем и захвата русских земель Литвой. При жестоких погромах и пожарах гибли бесценные документы, а возможно и целенаправленно уничтожались новыми завоевателями.
В тех же летописях, которые сохранились, заметна общая тенденция негативного отношения летописцев ко всем потомкам князя Святослава Ярославовича (1027 – 1076), соперникам и даже врагам владимиро-суздальских князей. Отец Романа Брянского – князь Михаил Всеволодович Черниговский – сохранил, в целом, положительную оценку лишь благодаря своему религиозному подвигу в Золотой Орде – мученичеству во имя веры. Если же изучать описания событий на страницах летописей, приходящихся на ранний период жизни отца князя Романа Брянского, то придётся признать, что его вполне могло ожидать историческое забвение. Так, несмотря на официально зафиксированную дату рождения князя Михаила Всеволодовича – 1179 год (2), она вызывает серьёзные сомнения.
Так, Н.М.Карамзин, описывая события 1223 г. накануне битвы с татарами при Калке, называет князей Даниила Волынского и Михаила Всеволодовича «пылкими юношами» (3). Слова, близкие по смыслу этой фразе, встречаются во многих русских летописях (4).
Нетрудно подсчитать, что в этом году князю Михаилу, судя по общепризнанной дате рождения, было 44 года. А это был уже не молодой возраст в тогдашнем понимании! Скорее всего, отец Романа Брянского действительно был молод к 1223 году, в чём не ошибались летописи разных регионов Руси, и по возрасту был близок к Даниилу Романовичу, которому был в то время 21 год. К такому же выводу приходишь, изучая и те скудные сведения, которые дошли до нас о сыновьях князя Михаила.
Так, в Новгородской второй летописи под 1230 годом сообщается, что «…князь Михаило сотвори постриги сынови своему Ростиславу в Новигороди у святеи Софии и у Спиридонъ владыко…» (5).
Отроческое пострижение княжичей обычно осуществляли в возрасте 6 лет, т.е. княжич Ростислав, старший сын Михаила Всеволодовича (6), родился где-то в 1223 – 1224 году. Последовательность рождения остальных сыновей Михаила Черниговского следует принимать, с известной долей условности, по их перечислению в летописных и прочих источниках: Роман, Мстислав, Симеон и Юрий (7).
Учитывая обычный порядок рождения детей в ту пору и наиболее активный детородный возраст, приходившийся, как правило, на первые полтора десятилетия после заключения брака, следует признать, что князь Михаил к 1230 году был молодым отцом (чего не скажешь при его официальной дате рождения (8)).
Исходя из этого, удаётся предположить, что Роман Брянский, второй сын Михаила Черниговского, родился около 1225 года, судя по всему, в Чернигове, поскольку к тому времени его отец уже прочно овладел этим стольным городом, оставшимся ему после гибели в 1223 году в битве на р. Калке великого Черниговского князя Мстислава Святославовича, дяди князя Михаила.
Матерью князя Романа была дочь Романа Мстиславовича Великого и родная сестра Даниила Романовича Галицкого (9), Агафья.
По отцовской линии дедушкой Романа Брянского был Всеволод Святославович Чермной, великий князь Черниговский и Киевский, умерший в 1215 году. А вот кто была бабушка? Под 1179 годом Ипатьевская летопись сообщает, что «…приведе Святославъ за Всеволода за середнего сына женоу из Ляховъ Казимерноу во Филиппово говенье» (10). И тут же следует: «Того же лета преставися княгиня Всеволожая приемши на ся чернеческоую скимоу. И положена быть в Киеве оу святого Кюрила юже бе сама создала» (11).
Была ли княгиня Мария Казимировна матерью отца Романа Брянского? В пользу такого утверждения свидетельствует Ипатьевская летопись, в которой Михаил Черниговский назван племянником Конрада Мазовецкого, брата Марии Польской (12). Однако в этом случае придётся согласиться с очень сомнительной датой рождения Михаила Всеволодовича, признать, что смерть молодой княгини Марии связана с родами сына, и, наконец, что начало года летописец Ипатьевского списка вёл с 1 сентября (13).
Известно, кроме того, что у Всеволода Чермного, помимо сына Михаила, были ещё дети – две дочери (14) и сын Андрей (15).
Если внимательно изучить эти сведения, нетрудно сделать вывод, что Всеволод Чермной был женат, по крайней мере, ещё раз, ибо перечисленные дети никак не могли родиться от Марии Казимировны. Не исключается, что новая жена Всеволода, возможно, еще одна польская королевна того же рода, была и матерью князя Михаила Всеволодовича!
По материнской линии, бабушкой Романа Михайловича была умная и энергичная княгиня, правившая после смерти мужа почти полтора десятка лет Галицкими землями. По одним данным, её имя было Анна и происходила она от византийских императоров, то ли Исаака II, то ли Алексия III, по другим – Мария из рода византийских магнатов Каматерасов, по третьим – даже была дочерью одного из родовитых волынских бояр (16).
Не освещена в источниках и женитьба самого Михаила Всеволодовича. Неизвестно, когда он вступил в брак с дочерью Романа Мстиславовича Великого. Если считать от его сыновей, начиная от старшего, Ростислава, то таковой брак мог состояться около 1222 года. Однако мы знаем, что одну из своих дочерей, Марию (17), князь Михаил выдал замуж в 1227 году за князя Василька Константиновича Ростовского (18). Если посчитать, что эта дочь Михаила вышла замуж в зрелом, принятом в то время возрасте, примерно в 14 лет, то она, вероятно, родилась около 1213 года!
Тогда разница между рождениями этой дочери и старшего сына Ростислава будет около 10 лет! Наиболее вероятно, что Михаил Всеволодович был, как и его отец, женат неоднократно. Так, один автор, ссылаясь на некий Киевский синодик, называет женой князя Михаила Феофанию (19). Скорее всего, от первого брака у него имелись дочери Феодулия, будущая святая Ефросинья Суздальская, умершая в 1250 году (20) и уже упомянутая выше Мария.
Последующие же дети, начиная от княжича Ростислава, родились от дочери Романа Мстиславовича Галицкого.
Детство и юность князя Романа Михайловича вряд ли были спокойными. Его отец Михаил Всеволодович, несмотря на владение обширным великим княжеством Черниговским, этим не довольствовался и проводил активную внешнюю политику, вмешиваясь во все возможные междукняжеские ссоры и конфликты.
Так, пользуясь тем, что великий князь Суздальский Юрий Всеволодович был женат на его сестре (21), Михаил Черниговский обошёл его брата князя Ярослава Всеволодовича и занял Великий Новгород (22). Однако первое его правление в этом городе было недолгим. Князь Ярослав Всеволодович, воспользовавшись неурядицами в городе, изгнал его оттуда.
Но в 1229 году Михаил вновь прибыл в Новгород, воспользовавшись конфликтом новгородцев с князем Ярославом, и стал по воле новгородской знати опять местным князем. На этот раз Михаил рассчитывал на долгое владение богатым городом и даже принял активное участие в выборах новгородского архиепископа, которым стал бывший дьякон Спиридон, а старший сын князя Ростислав тянул при этом жребий (23).
Однако и здесь князь Михаил пробыл не более года: сперва оставил вместо себя на княжении малолетнего сына Ростислава и уехал в Чернигов (24), а затем и вовсе потерял Новгород, поскольку князь Ярослав Всеволодович, блокировав торговые пути, вызвал в городе беспорядки, а затем, убедив новгородцев в преимуществе своего правления, вошёл в город (25).
С этого времени между Михаилом Черниговским и Ярославом Всеволодовичем началась непримиримая вражда.
Как показала история жизни князя Михаила, он был чрезвычайно гордым, заносчивым и конфликтным человеком, плодившим себе отовсюду врагов, охотно ссорился и также неожиданно мирился со многими князьями, чтобы опять вскоре с ними поссориться
Так, в 1228 году он вступил в союз с Владимиром Рюриковичем Киевским против своих шуринов – князей Даниила и Василько Романовичей Волынских (26). А уже в 1231 году Михаил угрожал бывшему союзнику Владимиру Рюриковичу, а тот звал на помощь к Киеву Даниила Галицкого (27). В 1232 году Михаил Черниговский вновь вместе с Владимиром Киевским ходили на волынских князей (28), а в 1233 году князь Владимир опять звал Даниила Романовича на подмогу против князя Михаила, осадившего Киев (29). На этот раз князь Даниил, отогнав своего зятя от Киева, осадил его в Чернигове. Осада была жестокой, галицкие войска даже штурмовали город и долбили его стены осадными таранами. Но князю Михаилу удалось сделать успешную вылазку и разгромить галицкие полки (30).
В 1235 году Михаил Черниговский в союзе с князем Изяславом Владимировичем Теребовльским и половцами начал новую войну, в результате которой союзники заняли Киев. В Киеве сел князь Изяслав, а Михаил направился в Галицкую землю и занял её столицу (31).
В следующем, 1236 году, Изяслав был изгнан вернувшимся из половецкого плена Владимиром Рюриковичем (32), который и сам не усидел в своём стольном городе и был вынужден уступить Киев вечному врагу князя Михаила – Ярославу Всеволодовичу (33).
И всё это происходило как раз накануне вторжения монголо-татар!
Не удивительно, что русские земли, управляемые неуживчивыми, заносчивыми и недальновидными князьями, пали под ударами нового, неведомого, хорошо организованного врага.
Даже после того, как татары разгромили самого сильного русского князя Юрия Всеволодовича и сокрушили к марту 1238 года Суздальскую Русь, русские князья оказались неспособными к консолидации.
И тон в их неразумной политике задавал отец Романа Брянского – великий черниговский князь Михаил Всеволодович!
Вместо того чтобы протянуть руку и поддержать князя Ярослава Всеволодовича, который покинул, узнав о гибели старшего брата, Киев и уехал в разорённую татарами Суздальскую землю, Михаил Всеволодович, разжигая прежнюю вражду, занял Киев, отдав Галич сыну Ростиславу (34).
По всей видимости, вскоре в Киев переехала и семья князя Михаила.
Молодой княжич Ростислав также продолжал политику своего отца и вёл в это время боевые действия против своего дяди, князя Даниила Галицкого, который вскоре, в 1239 году, вернул себе Галич (35).
В 1239 году татары вновь совершили опустошительный поход на Русь. На этот раз беда не миновала и южных земель: последовательно пали Переяславль-Южный, Чернигов и более мелкие черниговские и новгород-северские города.
После взятия Чернигова татары, ведомые полководцем Менгу, прошли мимо Киева, но не решились на штурм большого города, а направили к князю Михаилу Всеволодовичу послов, но «Он же тех изби, а сам беже по сыну во Оугры…» (36). Здесь даты в разных источниках о бегстве Михаила в Венгрию не всегда совпадают. Так, Ипатьевская летопись датирует случившееся 1238 годом (37), Московский летописный свод конца XV века – 1239 годом (38), а Летописный Свод 1497 года (39) и Холмогорская летопись (40) – 1240 годом!
Отклонения в датах не умаляют значения источников, однако при их внимательном прочтении и сопоставлении с уже минувшими событиями, даты которых довольно точно определены, приходится признать, что бегство Михаила, приход в Киев Ростислава Смоленского, а за ним и Даниила Галицкого, пленение семьи князя Михаила князем Ярославом, произошли скорее всего в конце осени – начале зимы 1239 года.
Семья Михаила Всеволодовича была вывезена им в окраинный город Киевской земли – Каменец – под защиту его прочных стен. Но как сообщает летопись, «князь великии Ярославъ ходи Каменцу и взяша град, а князь Михаило утече, а княгиню его взя съ многым полономъ» (41).
В Ипатьевской летописи об этом говорится подробно: Ярослав «княгиню его и бояръ его поима и город Каменец взя. слышавъ же се Данилъ посла слы река поусти сестроу ко мне заня яко Михаилъ объима нама зло мыслить и Ярославъ оуслыша словеса Данилова и бысть тако и приде к ним сестра к Данилоу и Василкоу и держаста ю во велице чести» (42).
Это событие приезда супруги Михаила Всеволодовича в Галич приходится, скорее всего, несмотря на разночтение источников, на конец 1239 года.
В это же время князь Михаил Черниговский со своим старшим сыном Ростиславом напрасно ходили в Венгрию к королю Беле свататься за его дочь и просить помощи против татар: «король же не вдасть девкы своеи Ростиславоу и погна и прочь идоста Михаилъ и Ростиславъ ко оуеви своемоу в Ляхы и ко Кондратова…» (43).
Находясь на чужбине и узнав о вызволении князем Даниилом Галицким его семьи из плена, «присла бо Михаилъ слы Данилоу и Василкоу река многократы согрешихо вам и многократы пакости творях ти что ти обещахъ и того не створу аще коли хотяхъ любовь имети с тобою невернии галичане не входяхоут ми ныне же клятвою кленоу тиб яко николи же вражды с тобою не имамъ имети» (44).
Таким образом состоялось примирение, и Михаил Всеволодович со старшим сыном Ростиславом прибыли к Даниилу Галицкому, были им радушно приняты. Ростислав, в знак примирения, получил город Луцк, а князю Михаилу Даниил Галицкий пообещал вернуть Киев (45).
Вероятно, именно в это время – в конце 1239 года – состоялась и свадьба молодого княжича Романа Михайловича с дочерью Даниила Галицкого Анной (46), которая прошла скромно и по причине тягостных для Руси событий осталась незамеченной летописцами. В пользу этого предположения говорит и то, что сразу же после падения Киева князь Даниил ушёл в Венгрию, а Михаил Черниговский с семьёй – в Польшу к родичу Конраду Мазовецкому (47). Уже в следующем году Михаил Черниговский с сыном Ростиславом, забыв клятвы, данные Даниилу Галицкому, возобновили прежнюю вражду (48), после чего при жизни князя Михаила дружеских контактов с князем Даниилом Романовичем больше не было.
Любопытен ещё один факт. Скитаясь в чужих землях, князь Михаил с семьёй объехал Польшу, но, узнав о приближении татар, как сообщает летописец, «…не стерпе тоуто иде в землю Воротьславьскоу и приде ко местоу Немецкому именемъ Середа. Оузревши же Немци яко товара много есть избиша емоу люди и товара много отъяша и оуноукоу его оубиша. Михаилоу иже не дошедшю и собрашюся и бысть в печали велике» (49).
Какую внучку князя Михаила убили немцы? Наиболее вероятно, что малолетнюю дочь недавно женившегося Романа Михайловича! Поскольку известно, что старший сын Михаила Черниговского Ростислав ещё не был женат, долго и упорно сватался к дочери венгерского монарха и женился на ней позднее (50). А остальные сыновья, по всей видимости, ещё не достигли брачного возраста. Правда, ещё была у князя Михаила дочь Мария, оставшаяся вдовой с детьми (51), однако проживала она в Ростове Суздальском и о потере её детей никаких сведений в источниках нет, хотя летописи Суздальского региона достаточно подробно освещают события из жизни ростовских князей.
Ограбленный, опозоренный князь Михаил Черниговский решает вернуться домой и «…иде въ Киевъ и живяше под Киевомъ во острове а сынъ его иде в Черниговъ Ростиславъ…» (52). Однако последний не удовлетворился владением разорённым городом и уже в 1241 году, то есть вскоре после возвращения на родину, отправился со своей дружиной покорять галичские земли (53).
Почти три года Ростислав беспокоил своими набегами дядю Даниила Романовича. Он даже осмелился разгромить вторгнувшийся в Галицию татарский отряд (54). Только после этих подвигов венгерский король Бела согласился на брак своей дочери с Ростиславом.
Князь Михаил, как сообщает под 1245 годом летопись, «слышавъ же короля Михаилъ вдавъ дочерь за сына его и беже Оугры король же Оугорьскыи и сынъ его Ростиславъ чести емоу не створиста он же розгневався на сына возвратися Черниговоу оттоуда еха Батыеви прося волости своее от него» (55).
К тому времени Михаил уже потерял Киев, поскольку в 1243 году татарский полководец «Батый же почтив Ярослава и отпусти, дав ему старешииньство во всем руском языце» (56).
Перед поездкой к Бату-хану князь Михаил уже определил своих сыновей. Роману он отдал в удел Брянск, Мстиславу – Карачев, Симеону – Глухов, а Юрию – Тарусу (57).
Трагическая кончина князя Михаила хорошо освещена в источниках (58). Черниговский князь не исполнил воли Бату-хана, не поклонился языческим святыням и был за это жестоко убит.
Чернигов же унаследовал его младший брат Андрей Всеволодович (59).
Впрочем, существует и точка зрения, что после смерти князя Михаила Чернигов достался Всеволоду Ярополковичу, что Андрей Всеволодович был его сын (60), при этом сторонники её ссылаются на Синодальный родословец, не дошедший до наших дней, в котором Всеволод назван великим князем Черниговским, и на Любечский синодик, записи которого сделаны в начале XVII века. Они также не учитывают того, что синодальные записи вполне могли отражать лишь титулованное положение того или иного князя, а не реальное. Да и не принято во внимание то, что право князей на тот или иной «стол» не просто утверждал, но и определял тогда монгольский завоеватель, или царь, как его называли на Руси.
Интересно одно сообщение, которое даёт итальянский путешественник Плано Карпини, побывавший в 50-е годы XIII века в стане Бату-хана. Он описал случай принудительного совокупления татарами младшего брата убитого в Орде черниговского князя с его вдовой, которые прибыли к Бату с просьбой «не отнимать у них земли» (61).
Правда, Карпини назвал имя убитого князя – Андрей – что вызвало последующую реакцию историков, некритично принявших сообщение иностранца (62).
Скорее всего, итальянец, не будучи очевидцем упомянутого события, просто перепутал имя убитого черниговского князя с другим, связав воедино два разных события. Известно, что из черниговских князей, незадолго до приезда в Орду итальянца Карпини, был убит князь Михаил Всеволодович, у которого имелись младший брат Андрей (возраст которого, конечно, не был отроческим, но и вряд ли старческим), а также жена. Поэтому не исключается, что эпизод татарского насилия был связан с ними.
Впрочем, в то время Чернигов, разрушенный татарами в 1239 году до основания, уже не был тем стольным городом, за который боролись целые княжеские поколения. Великий князь Черниговский играл лишь роль марионетки в руках ордынского хана и удерживался татарами на «столе» лишь постольку, поскольку своевременно собирал со всех уделов черниговской земли и отвозил в Орду дань. Город был не защищён, почти не заселён и доступен любому вторжению. В то же время уделы, почти не пострадавшие во время татарских набегов, имели достаточно и сил, и средств, чтобы существовать совершенно независимо. Поэтому удельные князья, приняв правила, установленные в Орде, отвозили в Чернигов собранную для Орды дань и тем ограничивались в своих взаимоотношениях со стольным городом.
Одним из самых крупных уделов, входивших в состав Черниговской земли, был Брянский. Когда образовался этот удел, сказать с абсолютной точностью нельзя, однако, предположительно, это могло произойти в 1241 году, когда князь Михаил Всеволодович вернулся в разорённый татарами Киев из Польши, а «…иде в Черниговъ Ростиславъ» (63). Но маловероятно, что Ростислав стал черниговским князем, поскольку не был женат, и скорее играл роль отцовского наместника, должного заново отстроить и возродить город. Пробывший совсем недолго в разорённом Чернигове, Ростислав не искал судьбы на родине, а уже давно добивался руки дочери венгерского короля Белы IV, и поэтому, осуществив свою цель, навсегда покинул родные земли, чтобы стать в дальнейшем верным подданным венгерского монарха, злейшим врагом князя Даниила Галицкого и умереть на чужбине со многими славными титулами (64).
В то же время Роман, второй сын князя Михаила, был уже женат и на основании обычного права получил свой Брянский удел.
Следует отметить, что молодому Роману Михайловичу досталось незавидное наследство. Город Брянск являл собой лишь небольшое поселение, затерянное среди оврагов и болот. Князь Роман стал, фактически, основателем нового города, потому что поселился не на месте летописного Брянска, располагавшегося на так называемом Чашином кургане и, судя по археологическим раскопкам, уничтоженного (65) во время междоусобной войны 1146-47 годов (66), а на более удобной и хорошо защищённой природой Покровской горе (67).
Название же города изначально было – Брянск. И хотя в ряде летописей город фигурирует и под именами «Дебрянск», «Добрянск» или «Дъбрянск», нет сомнения в том, что таковые слова возникли лишь как грамматические ошибки и описки последующих переписчиков летописных свитков (68).
Достаточно взять лишь несколько примеров. Так, в Лаврентьевской летописи город называется Брянском (69). В Ипатьевской – то Добрянском (70), то Брянском (71). Та же ошибка и разночтение и в Московском летописном своде конца XV века (72).
Источники ничего не сообщают о жизни и деятельности князя Романа в период становления Брянского удела, однако под 1263 годом в Ипатьевской летописи появились следующие строки: «Послалъ бяшесть Миндовгъ всю свою силоу за Днепръ на Романа на Бряньского князя» (73).
Что же заставило знаменитого объединителя Литвы и победителя немецких крестоносцев при Дурбэ (74) послать «всю свою силу» на Брянск? Как известно из дальнейших событий, уход литовских войск привёл к гибели Миндовга, павшего в результате заговора литовской знати (75).
Вероятно, будучи зятем князей Даниила и Василько Романовичей, брянский князь неоднократно ходил с ними в походы на Литву. Не исключается, что был он вместе со многими русскими князьями и в войске татарского полководца Бурундая, вторгавшегося в Литву в 1258 году (76).
Это, возможно, и вызвало поход литовцев, которые, несомненно, видели в брянском князе опасного и сильного врага.
Дальше летопись сообщает: «…в то веремя рать приде Литовская на Романа он бися с ними и победи я самъ же раненъ бысть и не мало бо показа моужьство своё и приеха в Брянескь с победою и честью великою и не мня раненъ на телеси своёмъ» (77).
Победа над таким воинством свидетельствовала о силе, военной опытности и полководческом таланте брянского князя.
Из той же летописи следует, что битва брянцев с литовцами произошла во время свадьбы четвёртой дочери князя Романа, Ольги, выходившей замуж за сына князя Василько Волынского – Владимира (78). А поскольку литовские войска вышли в поход в 1263 году, то можно датировать сражение и свадьбу княжеской дочери самым началом 1264 года (79).
Брянский князь прямо из-за свадебного стола устремился на поле битвы, одолел сильного врага и, вернувшись назад, невзирая на раны, «…отда дочерь свою» (80).
И упомянутая победа князя над Литвой, и замужество его дочери за сына именитого князя Василько свидетельствуют о том, что князь Роман Брянский был хорошо известен на Руси и уважаем в ту пору. А таковое достигалось и успехами на поле брани, и умелым ведением собственных дел.
Далее в летописи сообщается, что у Романа Михайловича было четыре дочери и старший сын Михаил (81), которого брянский князь послал сопровождать свою дочь на родину мужа.
Ещё одну из дочерей, вероятно, старшую, поскольку княжна Ольга названа самой младшей, князь Роман выдал замуж за сына смоленского князя Глеба Ростиславовича – Александра (82). По-видимому, это событие произошло раньше свадьбы княжны Ольги.
Неизвестно, что случилось с двумя другими дочерьми князя Романа Брянского. Возможно, первая из них погибла еще в 1241 году во время скитаний князя Михаила Всеволодовича с семьей по Польше, а другая скончалась позже. О них никаких сведений нет.
После единственного упоминания исчезает со страниц летописей и имя сына князя Романа Михаила, которого один автор, основываясь на синодальных источниках, назвал родоначальником династии неких Осовецких князей (83). Зато спутником в походах князя Романа и наследником становится другой его сын – Олег. Так, он упоминается как участник похода князя Романа на Литву в 1275 году (84).
Что случилось со старшим сыном князя Романа Михаилом неизвестно. Однако и Олег Романович, второй сын брянского князя, также не стал его полноценным наследником, поскольку не женился и вскоре по смерти отца ушёл в монастырь, где и скончался, а впоследствии был канонизирован русской православной церковью (85).
Можно лишь догадываться, что у князя Романа были довольно сложные отношения с сыновьями, которые, вероятно, не пожелали вступить в нужный отцу, но не приятный для них брак.
Почти нет летописных упоминаний и о братьях брянского князя, удельных князьях Черниговской земли. Известно только, что его брат Юрий Тарусский выдал в 1264 году свою дочь Ксению за великого Суздальского князя, вдового Ярослава Ярославовича (86).
Сообщение летописца о походе князя Романа на Литву связано с событиями в западных, Галицких землях. Ещё в 1274 году князь Лев Даниилович обратился за помощью против Литвы к татарскому хану Менгу-Тимуру. Последний приказал зависимым от него русским князьям – Роману Брянскому, Глебу Смоленскому и другим – явиться на соединение с татарским войском, ведомым неким Ягурчи (87). Любопытно, что летописец ни словом не обмолвился о черниговском князе, как будто его и не было вовсе! Возможно и так, что княжения такового действительно не было, а существовал только титул!
Поход 1275 года на Литву оказался неудачным. Пока собравшиеся у литовского Новогродка князья ожидали прихода Романа Брянского, Лев Даниилович решил самостоятельно овладеть городом, но «…взя окольнии градъ…а детинець остася…» (88). Когда же Роман Михайлович подошёл к городу и узнал о поступке князя Льва, он разгневался. Возникла ссора между князьями, в результате чего они разошлись, отказавшись воевать дальше (89).
Любопытно сообщение летописца о позиции татар, которые «…велми жада хоуть Романа, абы притяглъ» (90). Это указывает на авторитет брянского князя и у татар. Видимо они знали княжескую доблесть не понаслышке: князь Роман Брянский ходил в военные походы с татарами и раньше.
Весьма сомнительно и объяснение летописцем окончания литовского похода ссорой князей. Если внимательно прочитать летопись, легко понять сколь пустяшна была эта ссора: один из князей (Лев) решил сам овладеть Новогродком, а другой (князь Роман) опоздал! Вероятнее всего другое. Из сообщения летописца ясно, что татары, в ответ на просьбу князя Льва Данииловича, прислали под Новогродок кочевой улус с чадами и слугами, а не серьёзное войско. Да и ожидание татарами князя Романа свидетельствует, помимо всего, о нежелании татар вести боевые действия самостоятельно: для этого, как они считали, есть русские князья.
Но, как оказалось, Роман Брянский не захотел рисковать своими людьми понапрасну, и его ссора с другими князьями была показной. Не удивительно, что поход завершился довольно прозаической сценой, описанной летописцем и подтверждающей, что серьёзной ссоры между князьями не было. Так, зять Романа Михайловича, Владимир Волынский, целуясь со своим тестем, упрашивал его пойти к нему в гости на Волынь – проведать дочь Ольгу. Но князь Роман отказался и послал вместо себя сына Олега (91).
Такой поступок князя Романа ещё раз подтверждает его место на тогдашнем историческом горизонте. Он открыто игнорирует пусть незнатного татарского воеводу Ягурчи, но всё же представителя самого Менгу-Тимура. Князь Роман Брянский ведёт себя уверенно и бесстрашно, совершенно не опасаясь гнева ордынского хана! Не исключено, что он поддерживал связи и ходил в походы с всесильным в ту пору татарским временщиком Ногаем! Эта версия тем более вероятна, что татарский воевода Ягурчи воспринял поведение брянского князя не как что-то из ряда вон выходящее, а спокойно, и, дав знать, что его не касаются русские дела, повернул назад, ограбив по пути русские земли (92).
В последний раз Роман Михайлович Брянский упоминается в русских летописях под 1285 годом, когда он «…приходилъ ратью к Смоленску и пожже пригород и отыде в своя си» (93).
Причины этого смоленского похода князя Романа не освещаются летописцами, однако очевидно, что у брянского князя возникла ссора с тогдашним великим смоленским князем Фёдором Ростиславовичем.
Не установлена и точная дата, когда князь Роман стал великим черниговским князем. Поздние летописи констатируют этот факт, как данность (94). Вероятно, это произошло после смерти уже упомянутого князя Андрея Черниговского. Но даже во время смоленского похода 1285 года, незадолго до смерти князя Романа, летописец называет его брянским князем. Впрочем, летописцы могли и не придать значения титулу «великий князь черниговский», поскольку Чернигов как город ещё столетие существовал лишь в названии, а сам князь Роман Михайлович постоянно проживал в Брянске, который и был фактической столицей Черниговской земли.
Ничего неизвестно о последних годах жизни Романа Брянского. Лишь предания Свенского Успенского монастыря (95), основателем которого считается князь Роман, да чудом сохранившаяся икона Богоматери Печерской (96) свидетельствуют о том, что князь был жив в 1288 году, тяжело болел, ослеп и прозрел лишь благодаря привезённой из Киева этой чудотворной иконе.
Летописные публикации не сообщают, когда и по какой причине скончался князь Роман Брянский. Хотя некоторые авторы, ссылаясь на синодальные источники, считают, что он был убит татарским ханом в Орде (97). Но синодики, в большинстве своём, до нас дошли лишь в цитатах и комментариях и составлены довольно поздно (например, Любецкой синодик датируется XVII веком!), поэтому их трудно считать полностью достоверными и приходится использовать с известной долей условности.
В то же самое время историки России XIX века считали, что князь Роман скончался в Орде, и ничего не говорили о его насильственной смерти. Это утверждение отражено в солидном издании – словаре Брокгауза и Ефрона (98).
Князь Роман ушёл из жизни, оставив своему сыну Олегу (церковное имя – Леонтий) богатое и процветающее княжество. Судя по Любецкому синодику, население удела (вероятно, лица мужского пола) при князе Олеге составляло до ста двадцати тысяч человек (99). Этот князь не долго владел наследством своего отца, вскоре постригся в монахи (100), передав власть одному из князей Смоленского дома. О последующих событиях в Брянске мы узнаём только из летописных сообщений 1310 года, когда городом и уделом правил внук князя Романа Михайловича Василий Александрович Смоленский (101).
Лишь устное предание и догадки позволяют предположить место захоронения князя Романа – монастырь Успения Божьей Матери на Свини – поскольку первый брянский князь активно участвовал в строительстве этого важного православного центра накануне своей смерти и есть все основания считать, что он готовил для себя место будущего упокоения.
В заключении хотелось бы определить перспективу дальнейшего исследования проблемы.
Совершенно очевидно, что ныне опубликованные в полном собрании русские летописи не исчерпывают всего летописного наследия Руси и не содержат достаточных сведений по настоящей проблеме. Нет сомнения, что летописи велись и в Чернигове, и в Брянске, но они до сих пор не попали в поле зрения историков, способных опубликовать их. К сожалению, многие ценные документы находятся в руках частных владельцев, иностранцев, которые не спешат уведомлять общественность о своих приобретениях и свято хранят тайну своей собственности. Работая над книгой «Роман Брянский», я использовал сведения, полученные из таких частных источников, но право на их научную публикацию не получил и написал только художественное произведение. Тем не менее, я уверен, что рано или поздно древние документы из далёкой истории нашей малой родины найдут своего исследователя и станут достоянием не только историков, но и самой широкой общественности.
П Р И М Е Ч А Н И Я
1. Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т. 28. Летописные своды 1497 и 1518 гг. М.-Л., 1963, с. 215;
2. В.Н. Татищев. История Российская. Т. 3, М.-Л., 1964, с. 121; Большая Советская Энциклопедия. 3 изд., т.16, М., 1974, с. 343;
3. Н.М.Карамзин. История государства Российского. Тт. 1-3, Тула, 1990, с. 491;
4. ПСРЛ. Т. 33. Холмогорская летопись. Л., 1977, с. 63: «С ними князи младие: князь Данило Романов сын Мстиславичь, князь Михайло Всеволодович…; Почти дословно то же самое в: ПСРЛ. Т. 28, с. 49; вряд ли слово «младые» следует понимать, как «малозначительные» (!);
5. ПСРЛ. Т. 30. Владимирский летописец. М.,1965, с. 183;
6. ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись. 2-е изд., М., 2001. На с. 511 под 1229 годом сообщается, что «…поиде князь Михаило в Черниговъ къ братьи а сна своего князя Ростислава остави в Новъгороде…», совершенно очевидно как наследника и старшего сына;
7. ПСРЛ. Т. 28, сс. 214 - 215; Н.М.Карамзин. История государства Российского. Тт. 4-6, Тула, 1990, с. 42; С.М.Соловьёв. История России с древнейших времен. Книга 2, М., 1988, с. 327, прим. 344;
8. В этом случае князю Михаилу был бы 51 год, что маловероятно;
9. Н.М.Карамзин. Тт. 1-3. Тула, с. 508. Князь Михаил назван зятем Даниила Романовича;
10. ПСРЛ. Т. 2. Ипатьевская летопись. 2 изд., М., 2001, с. 612;
11. Там же;
12. Там же, с.783;
13. Именно так считает В.Н.Татищев, ук. соч. с. 121: «Преставися княгиня Мария Казимировна, супруга Всеволода Святославича, постригшися в болезни в схиму августа 6-го дня, и положена в церкви святаго Кирилла, которую сама создала. Болезнь же ей приключися от тяжкого рождения сына Михаила, которой по ней остался». Однако и Татищев усомнился в достоверности летописных сведений и там же на с. 251 пишет: «Мария имеет быть дочь Казимира II, короля польского. Но в польских о сем не упомянуто, и в русских в ином токмо брак, в другом кончина, в ином никоего. Но как манускрипты в летах не согласны…, так здесь брак и кончина в одном году пришло, чему, видится, для построения церкви и ея переменности совершенной быть нельзя. Схима слово греческое, значит затворничество, как некоторые в древние времена неисходны были…»;
14. ПСРЛ. Т. 1, с. 435: «В лете 6719. Великыи князь Всеволодъ ожени сына своего Георгия Всеволожною Кыевьского князя и венчанъ бысть в святеи Богородици в Володимери…»; Н.М.Карамзин. Тт. 1-3, Тула, с. 434, называет под 1207 г. Всеволода Чермного тестем юного князя Михаила Пронского;
15. ПСРЛ. Т. 2, с. 848 под 1261 г. черниговским князем назван Андрей Всеволодович. С.М.Соловьёв, с. 185, сообщает, что после смерти князя Михаила « в Чернигове начал княжить Андрей Всеволодович, как видно, брат Михайлов»;
16. А.Б.Головко. Князь Роман Мстиславич. Вопросы истории, М., 2002 г., № 12, с. 63, прим. 40, с. 70;
17. ПСРЛ. Т. 30, на с. 89 упоминается «княгиня Василкова Марья…»;
18. ПСРЛ. Т. 28, с. 51: «Женився князь Василько Ростовскии оу Михаила оу Черниговъского»;
19. Филарет (Гумилёвский Д.Г.). Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Чернигов, 1874;
20. Упомянута в Любечском синодике, опубликованном в: Р.В.Зотов. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время, СПб., 1892;
21. ПСРЛ. Т. 1, с. 435: «Великыи князь Всеволодъ ожени сына своего Георгия Всеволожною Кыевьского князя…»;
22. ПСРЛ. Т. 26. Вологодско-Пермская летопись. М.-Л., 1959, с. 69: «В лето 6733. Прииде князь Михалко в Новгород, сын Всеволож, а внук Олгов»;
23. ПСРЛ. Т. 1, с. 511;
24. ПСРЛ. Т. 26, с. 70;
25. ПСРЛ. Т. 1, с. 511;
26. ПСРЛ. Т. 2, сс. 753 - 754; С.М.Соловьёв, с. 128;
27. ПСРЛ. Т. 2, с. 766: «Володимер же посла Данилови река идёть на мя Михаилъ а помози ми брате Данилови…»; С.М.Соловьёв, с. 130;
28. С.М.Соловьёв, с. 122;
29. ПСРЛ. Т. 2, с. 770; С.М.Соловьёв, с. 130;
30. ПСРЛ. Т. 2, с. 772;
31. Н.М.Карамзин. Тт. 1-3, Тула, с .509;
32. Там же;
33. ПСРЛ. Т. 2, с. 777: «и потомъ приде Ярославъ Соуждальскыи и взя Киевъ подъ Володимеромъ…»; Н.М.Карамзин. Тт 1-3, Тула, сс. 509 - 510;
34. Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 28;
35. ПСРЛ. Т. 2, с. 778: «…Данило же вниде во градъ свои…»; Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 28;
36. ПСРЛ. Т. 28, с. 54;
37. ПСРЛ. Т. 2, с. 782;
38. ПСРЛ. Т. 25. Московский летописный свод конца ХV века. М.Л., 1949, с. 130;
39. ПСРЛ. Т. 28, с. 54;
40. ПСРЛ. Т. 33, с. 67;
41. ПСРЛ. Т. 30,с. 90;
42. ПСРЛ. Т. 2, сс. 782 - 783;
43. Там же, с. 783;
44. Там же;
45. ПСРЛ. Т. 2, с. 783: «…Данилъ же светъ створи со братом си обеща емоу Киевъ Михаилови а сынови его Ростиславоу вдасть Лоуческъ»; С.М.Соловьёв, с. 140;
46. Зотов Р.В. О черниговских князьях по Любецкому синодику…, с. 202;
47. ПСРЛ. Т. 1, с. 784;
48. ПСРЛ. Т. 2, с. 789: «…Михаилъ же не показа правды воз добродеанье Данилоу же и Василкоу…»;
49. ПСРЛ. Т. 1, с. 784;
50. ПСРЛ. Т. 2, с. 795;
51. ПСРЛ. Т. 30, с. 89;
52. ПСРЛ. Т. 2, с. 789;
53. Там же, с. 791: «В лете 6749. Ростиславъ собра князе Болховские и останокъ Галичанъ приде ко Бакоте»;
54. Там же, с. 794;
55. Там же, с. 795;
56. ПСРЛ. Т. 28, с. 56; Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 40;
57. Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 42;
58. Например, в ПСРЛ. Т. 28, с. 56;
59. С.М.Соловьёв, с. 185;
60. Р.В.Зотов. О черниговских князьях по Любецкому синодику; Филарет (Гумилёвский Д.Г.). Историко-статистическое описание Черниговской епархии;
61. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957, сс. 29 - 30: «Случилось также в недавнюю бытность нашу в их земле, что Андрей, князь Чернигова (Cherneglove), который находится в Руссии, был обвинен пред Бату в том, что уводил лошадей Татар из земли и продавал их в другое место; и хотя этого не было доказано, он всё-таки был убит. Услышав это, младший брат его прибыл с женою убитого к вышеупомянутому князю Бату с намерением упросить его не отнимать у них земли. Бату сказал отроку, чтобы он взял себе в жёны жену вышеупомянутого родного брата своего, а женщине приказал поять его в мужья согласно обычаю Татар. Тот сказал в ответ, что лучше желает быть убитым, чем поступить вопреки закону. А Бату тем не менее передал её ему, хотя оба отказывались, насколько могли, их обоих повели на ложе, и плачущего и кричаще кричащего отрока положили на неё и принудили их одинаково совокупиться сочетанием не условным, а полным.»;
62. Н.М.Карамзин. История Государства Российского. Т. IV, М., «Наука», 1992, с. 35, с. 197 прим. 62, 63; С.М.Соловьёв, с. 185, с. 327, прим. 346;
63. ПСРЛ. Т. 2, с. 789;
64. Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 43: «Rex de Madshau, Dux et Imperator Bulgariae et Banus totius Sclavoniae»;
65. Свод памятников архитектуры и монументального искусства России. Брянская область. М., 1977, с. 71;
66. ПСРЛ. Т. 1, с. 314; Т. 2, М.,1962,с. 338; Т. 25, сс. 39 - 40;
67. Свод памятников архитектуры…, сс. 71 - 72;
68. Н.Е.Ющенко. О псевдотопониме «Дебряньскъ», в сб. «Деснинские древности», вып. III, Брянск, 2004;
69. ПСРЛ. Т. 1, с. 482: «…Роман князь Брянскыи…»;
70. ПСРЛ. Т. 2, с.. 338: «…идоста Добрянскоу…», с коррекцией: «бранскоу»;
71. Там же, с. 342: «…Изяславичи из Вятичь изъ Бряньска…», а рядом там же: «…вси Вятичи и Добрянескъ…»;
72. ПСРЛ. Т. 25, с. 40: «…и зая все Вятиче и до Бряньска…», а ниже там же: «…выбегоша и из Вятичь и из Добряньска…». Ясно, что к правильному наименованию города – Брянск – добавили предлог – до (де) – отсюда и возникла ошибка;
73. ПСРЛ. Т. 2, с. 860; то же в Литовской хронике, ПСРЛ. Т. 32. Хроники Литовская и Жмойтская. М., 1975, с. 28: «А гды Мендог все войска свои литовские послал за Днепр на Романа князя бранского»;
74. С.М.Соловьёв, с. 176;
75. ПСРЛ. Т. 32, с. 28;
76. ПСРЛ. Т. 7. Воскресенская летопись. М., 2001, с. 162;
77. ПСРЛ. Т. 2, с. 862;
78. Там же, сс. 861 - 862;
79. Однако, поскольку Ипатьевская летопись ведёт иногда исчисление года с 1 сентября, более точно датировать события нельзя.
80. ПСРЛ. Т. 2, с. 862;
81. Там же: «…и посла с нею сына свое старейшего Михаила и бояръ много»;
82. Н.М.Карамзин (Тт. 4-6, Тула, с. 119) называет князя Василия Александровича внуком Романа.
83. Р.В.Зотов. О черниговских князьях…, с. 196;
84. ПСРЛ. Т. 2, с. 873: «…Олегъ сынъ Романовъ притяглъ…»;
85. Р.В.Зотов. О черниговских князьях…, с. 85;
86. ПСРЛ. Т. 28, с. 217: «…тогда тоу и женися оу Юриа Михайловича»; Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 71, называет дочь князя Юрия Ксенией; там же, на с. 119, повествует о ней, как «умной, добродетельной Ксении, воспитавшей его (князя Михаила Ярославовича – К.С.) в правилах благочестия и скончавшей дни свои монахинею»;
87. ПСРЛ. Т. 2, сс. 872 - 874;
88. Там же, с. 873;
89. Там же, сс. 873 - 874;
90. Там же, с. 873;
91. Там же, с. 874: «…Володимеръ бо зовяше тогда тестя своего по великоу тако река господине отче поедь побоудешь во своёмъ домоу и дщери своеи здоровье видишь. Романъ же отопреся емоу тако река сыноу мои Володимероу не могоу от рати своей ехати се хожю в земле ратнои а кто ми доправить рать мою домовь а се в моё место сынъ мои Олегъ ать едетъ с тобою и целовавшася и тако поехаша во своя си».;
92. Там же;
93. ПСРЛ. Т. 1, с. 482; Т. 30, с. 97; Н.М.Карамзин. Тт. 4-6, Тула, с. 96; С.М.Соловьёв, с. 206, правда, датирует случившееся 1286 годом;
94. Например, Летописный свод 1518 года, ПСРЛ. Т. 28, с. 214;
95. Свод памятников архитектуры, с. 168;
96. А.Н.Овчинников. «Пантелеймон» из ГМИИ и «Богоматерь Печерская» из ГТГ в свете реставрационного исследования, в сб.ст. Русское искусство ХI – XIII веков, М., 1986, сс. 46 - 60;
97. Например, В.Крашенинников. Взгляд через столетия, Тула, 1990, с. 59: «По сообщению Синодального родословца, Романа Михайловича «убил…царь в Орде»;
98. Новый энциклопедический словарь. Брокгауз и Ефрон, т. 8, с. 350, раздел «Брянские князья» («…Есть известие, будто он [князь Роман Брянский – К.С.] умер в Орде».);
99. Р.В.Зотов. О черниговских князьях…, с.202: «Помяни господи Ве князя Романа Старого чер. и княгиню его Анну и сына его князя Олега Романовича Ве князя Леонтия, оставившаго дванадесять темъ людей и приемшаго аггельский образъ»;
100. В.В.Мавродин. Очерки истории левобережной Украины, СПб, «Наука», 2002, с. 379;
101. ПСРЛ. Т. 25, с. 159.
«Деснинские древности». Выпуск V. Брянск, 2008 г.