Недавно я услышала по радио такие слова: «внутренняя эмиграция». Что это значит? Неужели внутри нас живёт какая-то зараза, которая медленно и верно убивает нас? Главное – то, что она живёт не где-то там, «за бугром», а здесь, внутри меня, внутри вас, внутри нашей страны. Я задумалась и пришла к выво-ду, что эта штука жила в нас всегда. Та, что «за бугром», меня не интересовала, а вот та, что здесь, у нас, внутри нас и под боком – штука интересная. Мне прихо-дилось сталкиваться с нею чуть ли не с самого моего рождения. А вот года три назад эта «эмиграция» чуть ли не сожрала меня целиком. А случилось это так.
Я родилась во время Великой Отечественной войны от умирающего отца (че-рез три месяца его не стало) и истощённой, измученной войной матери. Врачи меня сразу же забраковали. «Вашего ребёнка не станет при первом же заболева-нии», –сказали они маме в роддоме. О, как они ошиблись! Мне уже 80 лет, а я всё ещё живу, несмотря на «внутренние эмиграции».
КАК ИМ БЫТЬ?
шествие по кабинетам, которое длилось несколько часов.
Наконец, мне выдали бумажку, отпечатанную на компьютере, в которой, как объяснил мне врач, говорилось о том, что у меня глаукома. Там же был рецепт от этой напасти.
Я покинула помещение глазного центра. Был светлый день, всё вокруг было белым-бело от снега, рыхлого и обильного. Было холодно. Захотелось вернуться назад, в глазной центр. А куда? Я потеряла дверь, за которой он скрывался. На свое счастье я заметила неподалеку свежий след от проехавшей машины. Конечно, машина приехала сюда, на остров, по мосту, не по воде же! Я пошла по следу в обратном направлении от хода машины. Шла я, шла. Было приятно идти по свежему морозцу среди сказочной белизны матушки-зимы. А вот и мост. Когда его гранитная громада нависла надо мной, я совсем ободрилась, взобралась по ступенькам наверх, цепляясь за гранитные перила. Остановка автобуса была рядом. До дома добралась благополучно. Возле подъезда я позвонила сыну.
«Стой, сиди там! – закричал он. – Я сейчас приеду за тобой и отвезу тебя домой.
«Не надо, – ответила я, – я уже дома. Добралась самостоятельно».
Думаете, на этой мои беды закончились? Как бы не так! В аптеке повертели мою бумажку из глазного центра и сказали, что это не рецепт, а вообще чёрт знает, что. Я обратилась к своей знакомой, у которой дочь окончила аптекарский институт. Мне объяснили, что рецепта в этой бумаге не было, а были общие рекомендации по лечению глаз, и всё. Сын поехал в глазной центр, и там ему выдали нормальный рецепт. Только меня эти события доконали. Мало того, что я нарвалась на грубого, жестокого врача-окулиста в поликлинике, так ещё и врачи в глазном центре посмеялись надо мной. Я плакала горько и отчаянно. Отчего они такие? Им мало платят денег, им трудно живётся, и поэтому они отыгрываются на нас?
Сын обратился в частную клинику. Там меня пролечили лазером. Зрение вернулось. Помню, мы ехали с сыном по городу в его машине после лазерной операции. Я открывала и закрывала глаза. «Вижу – не вижу», – думала я. А день был яркий, солнечный. Душа моя замерла. Ни горя, ни радости я не чувствовала. Потом я думала о тех, к кому судьба отнеслась более сурово, чем ко мне. У меня было моё второе счастье – моё нахальство: я не отступала. У меня был мой заботливый, продвинутый сын, я живу в краевом центре, где всё есть, что должно быть, по высшему разряду. А как быть тем, у кого этого нет? Им-то как быть? А?