Детство послевоенное моё

Лидия Калашникова
ДЕТСТВО ПОСЛЕВОЕННОЕ МОЁ

     С возрастом всё больше копаешься в памяти днём и ночью, вспоминая жизнь свою с раннего детства, словно проживая её вновь и вновь. Особенно радуешься, если вспомнишь неожиданно из прожитой долгой жизни, какие-то эпизоды, которые, казались, забыты навсегда.
     Обычно колыбельные уже не помнятся, но мы их знаем потому, что знакомые песенки продолжали звучать, когда появились внуки. То, что пели нам мамы, няни, стали петь мы:
     - «Люли-люли-люленьки,
прилетели гуленьки,
сели гули на кровать,
стали гули ворковать,
тихо детку усыплять».
     И, конечно, про котика и волка, про бабайку пели и ещё много о ком, на что хватало нашей фантазии. Нянями часто называли в семьях старших детей, которым доставалось нянчиться с младшими братьями и сестрами.
     Забыли, казалось, мы свои соски любимые. Мама рассказывала о моей любимой, которую одевали на бутылочку с молоком. Я сосала её долго, потому рот по привычке оставался полуоткрытым.
     - Полоротая, - смеясь, приговаривала моя мама, глядя на меня.
     Соска – это любимая забава малых деток, тем паче во времена моего детства раннего в сороковых годах прошлого века. Лишь позднее появились: пирамидка, юла, целлулоидный пупс и другие игрушки. Кукла большая в платье – богатство моё. Потом появились и мягкие игрушки, и лошадка, на которой можно сидеть, качаться. Ещё помню, мамины знакомые тётя Аня с дядей Петей мне подарили корову на колесиках, которую за веревочку можно катить, рожки у неё двигались. Среди любимых игрушек у меня всегда калейдоскоп. Смотришь на узоры в нём и словно в сказке побываешь!
     Это интересно и сейчас. Если нахожу цветное необычное стеклышко, несу в дар моему калейдоскопу и смотрю, какой новый узор получается. Многие дети и этого не имели. Делать кукол из тряпок – дело обычное в те далёкие годы.
     Купали деток в цинковых ванночках, нагрев воду в кастрюле на печке. Мочалки назывались у нас вехотками, а мыло чаще обычное хозяйственное, ведь банное, детское, а ещё земляничное появилось позднее. Аромат земляничного мыла особенно любим мною в детстве.
     -«С гуся вода,
с деточки худоба», - приговаривала мама, поливая нас с братом из ковшика теплой водой, споласкивая.
     - «С гуся вода,
с деточки хвороба», - приговаривала я, при купании своих детей и внуков, спустя годы.
     Потом мама набрасывала на нас банное махровое китайское полотенце, голубенькое с павлинами по краям, и несла в постель, даже когда мы  подросли и стали тяжёлыми. С годами махра стерлась, но само полотенце хранилось долгие годы, как память о детстве.
     Вот так и проявлялась любовь. "Обнимашками и целовашками" мало кто мог похвалиться. Наверняка это вспомнить не могли и родители, потому что не случалось такого в их жизни. Мы это понимали, не требовали. Как-то я увидела, что моя крестная тётя Шура целует свою дочку маленькую Наташу. Мне это было совсем не привычно. Я сказала маме, ведь, как и всем не хватало ласки нам. Не помню её ответ, но она запомнила этот разговор на всю жизнь. Потом мне, уже бабушке, напомнила мои слова о том, что была не ласковой мамой.
     Думаю, поделиться чем-либо можно тому, кому есть чем. Это не только ласки касается, а вообще взаимоотношений в семье. Каково тем, кто жил без родителей или имел лишь одного из них? Мне понятно, ведь родители были с утра до позднего вечера на работе, и даже отпуска по уходу за ребенком у наших мам не было.
     Когда подросли дети, то ходили вместе с родителями в общественную баню, я её не любила. Тазики из дому несли с собой. Мама наливала воду в тазы и старалась поставить ближе к двери или окну, где не так жарко. Вещи мы оставляли в кабинках.
     Одежды и обуви в ту пору много не было ни у детей, ни у взрослых. В доме без шкафов обходились. Вещи помещались в сундуке, а ещё в чемоданах. Кое-что из одежды на стене вывешивали на гвозди или на вешалку.
     Но у нас имелись и красивые вещи, воротнички вышитые и выбитые. Казалось, что всего достаточно. Просто стирать, чистить, приводить в порядок приходилось чаще. Некоторые вещи заказывала мама у знакомой модистки, с которой они выбирали фасон по журналам мод. Я долго не покупала вещи в магазине, не хотела носить «инкубаторское», как другие. Много вещей и сейчас не люблю. Главное, всё необходимое есть.
     В той же цинковой ванночке, в которой мама нас купала, она и стирала белье. Мама его терла либо о стиральную доску, на которой сверху лежало хозяйственное мыло, либо руками стирала. А постельное белье и полотенца кипятила в бачке, который ставила на печку. Потом снимала этот тяжелый бак с печи и несла к ванночке, вываливала всё туда, от белья шёл пар. Тяжело ей было, маленькой, худенькой, но ведь она войну пережила и тяжелое носить приходилось. Так долгое время стирала и я для своей семьи, пока не появилась у нас стиральная машина. Это облегчало стирку, несмотря на грохот, а ещё давало возможность отжать всё через валики резиновые, крутя ручку. Как же это было давно! Привыкли уже мы к комфорту. К нему привыкаешь очень быстро. А мама в те далёкие годы еще после полоскания в холодной воде, крахмалила белье, которое выстирает, и лишь потом после сушки утюжила. Утюги всегда грелись на печке, пока не появился у нас первый электрический утюг уже в 60-х годах.
     Холодильников в те годы тоже не было. В частных домах подполья и погреба имелись. В погреба, с зимы лёд приносили, чтоб было чем охлаждать продукты, а в многоквартирных домах приходилось приспосабливаться, кто и как мог. Продуктов в те годы много не покупали, ходили на рынок. Зимой можно в авоське за форточку вывешивать, а остальное на столе находилось.
     Молоко в банке или в бидоне нам приносила женщина, у неё была своя корова. Зимой молоко было мороженное в миске. Потому и знаю, молоко можно хранить в морозильнике. Масло сливочное мама оставляла в миске, куда наливала холодную воду. Так оно не портилось. В доме в лучшем случае только холодная вода или на колонку с вёдрами и коромыслом ходили. Чтоб была горячая, надо воду в кастрюлях и чугунах на печи держать. Маргарином мы не пользовались, жарили на свином сале. Но в других семьях его мазали на хлеб, вместо масла и казалось, что это вкусно, особенно если сверху посыпать сахаром или намазать вареньем. Но кусок хлеба намазанного сливочным маслом и мы сахаром посыпали.
     Тогда же, в шестидесятых года, кажется, и пылесосами обзавелись. А раньше полы только мыли, поднимая с полу стулья, стараясь залезть в каждый уголок и промыть. В сенях у нас полы были не крашеные, как когда-то и в домах. Их не только мыли, но ножом скоблили, чтоб пол стал чистым, красивым. В обычное время подметали веничком в кухне и в других местах по мере надобности. Зачастую всё застилалось домоткаными дорожками и кружками, вязанными из старых тряпок. Дорожки периодически носили на улицу вытряхивать и выбивать пыль.
     На столах, этажерке и в других местах красовались салфетки, вышитые или выбитые, на окнах занавески, тоже с вышивками. Очень красиво. Над кроватями коврики, кто какие мог себе позволить. Застилались кровати покрывалом, под ним подзоры разные вязанные для украшения. Подушки горкой укладывали, накидки сверху красивые. Было всё это очень нарядно.
     Стол в комнатах покрывали скатертью, зачастую тоже с вышивкой, или стелили клеёнку, если стол стоял на кухне. Множество вышитых, выбитых, вязаных крючком вещичек украшало дом. А еще любили украшать фарфоровыми фигурками: балерина, хозяйка медной горы и другие вещицы. На этажерке стояли книги, ведь любили все читать.
     Перед Пасхой была непременно генеральная уборка с побелкой стен и потолков. Всё перемывалось, не было места в доме, куда только не доставала рука мамы. Но и нас приучали к труду по мере возраста нашего. Всегда удивляло, когда мама всё успевала? Когда спала?
     Для школьной ёлки по ночам, мама с папой делали нам новогодние костюмы. Я помню, как была снежинкой, бабочкой, какой у меня был украинский костюм. Для меня это было приятно и дорого душе до сих пор. Игрушки новогодние и гирлянды делали все вместе, и я это помню, использовали и яичную скорлупу, спичечные коробки, бумагу, краски, клей, какие-то пёрышки. Вместе наряжали ёлку. Я и сейчас люблю наряжать ёлку, это просто волшебство, когда всё преображается. Вот тогда и приходит к нам в дом праздник.
     Праздничным утром мы просыпались, в доме всё сверкало чистотой и пахло сдобой. Мама стряпала рулеты, булочки, сладкие пироги. Пельмени лепили всей семьей, а это было очень весело. Вообще любила и люблю я семейные сборища. Интересно было и косточки обгладывать, когда мама варила холодец. В те годы мало что к празднику готовили. Мода на салаты пришла позднее. Картошку с мясом тушили или бигус делали, из салатов винегрет, ведь это было до времен оливье. Не научились еще делать селедку под шубой, селёдка была отдельно, а винегрет вместо шубы отдельно. Всегда на столе стояла солонина, селедочка с лучком. Не было в те года кетчупов и майонезов, но была сметанка. А к пельменям делали соус из уксуса, горчички и перчика, куда и макали пельмени.
     К новому году лепили пельмени с секретами, которые в каждой семье были свои. Мы писали на тонкой бумаге химическим карандашом маленькие записочки с пожеланиями, чаще шутливыми, которые сворачивали и в мясо прятали. Когда пельмени подавали на стол, все начинали жевать медленно, мечтая найти записку. В ней кому-то надо поцеловать соседа справа, кому-то другое поручение выполнить или обещано было какое-то счастливое жизненное событие, о котором многие мечтали. Все смеялись, радовались и шутили.
     Праздники устраивали нередко вскладчину:
     - Сабантуй, - говорила мама.
     К нам на праздники часто приходили гости и тогда пели застольные песни, частушки и пляски устраивали, а так же танцы любили под радиолу с пластинками или под гармошку, баян, балалайку, если кто-то из гостей, владел инструментом. Чаще всего такие гости у нас были. Все любили вальс, но и полечку танцевали, кадриль, фокстрот.
     Папа очень хорошо плясал, у цыган когда-то учился этому в детстве. Помню, его просили:
     - Костя, а ну-ка, цыганочку с выходом.
И он устраивал шоу, показывая разные коленца, а потом ещё чечетку отбивал. Его счастливое лицо в тот момент хорошо запомнила.
     А у женщин свои движения танцевальные, с "топотушками".
Мужчины и женщины умели вприсядку плясать. Мама была плясунья.
     - Маруся, выходи, - просили её выйти в круг.
     Она плясала и как все пела частушки, да ещё пела какую-то старую песню:
«Так наливай, сосед соседке,
Соседка любит пить вино.
Вино, вино, вино, вино,
Оно на радость нам дано».
     Песни пели разные и, конечно, песни военных лет пели под настроение «Смуглянку», «Синий платочек», Амурские и Дунайские волны, Славное море - священный Байкал, порой и о Черном вороне... Народные песни пели тоже. Кто-то голосистый затягивал песню, а остальные подхватывали, и звучала, разливалась песня у нас в доме. Замечательно звучало это многоголосье. Часто Матрёна Васильевна, родственница наша дальняя, затягивала, а все следовали за её голосом. О, какая же красота! До сих пор люблю такие хоры и ансамбли, напоминающие моё детство, люблю многоголосье и пение акапелло.
     Много песен пел мой дядя Боря. Кажется, что все песни на свете, любимые им или всеми. Шансон пел своим хрипловатым голосом, похожим на тембр Утёсова. Среди дворовых песен были блатные, «жалостные», шуточные, а так же песни: про Одессу, Севастополь. Наверное, от этих песен я и полюбила  Крым.
     - «Шаланды, полные кефали
В Одессу Костя приводил
И все биндюжники вставали
Когда в пивную он входил, - пел дядя Боря, а папа делал вид, что поётся о нём.
     Порой песни такие длинные, бесконечные, что превращались в роман о тяжкой жизни какого-то героя. Из таких песен мне особенно запомнилась старинная «уркоганная песня», мелодию которой помню все прожитые годы, а начинается она со слов:
«Течёт речечка по песочечку
Вода камень точит.
В тюрьме сидит молодой жиган,
Начальничка просит».
     Дядя Боря любил петь, а мы его песни. Хорошо помню такую цыганскую, которую давненько не слышала:
     - «Запрягай-ка, батька лошадь,
Да серую, лохматую.
А я сяду и поеду,
цыганочку сосватаю».
     Жена его Анна тоже была певуньей. Родом с Украины, где народ голосистый.
     - «Расцвела под окошком белоснежная вишня», - запевала она и все подпевали, а потом пели про калину, рябину, песни из репертуара Руслановой, Шульженко и много других.
     Но у взрослых находилось время и для нас, детей, которых за стол никогда не усаживали к взрослым, кормили отдельно. А вот прочесть стихи для всех, стоя на табурете, так это  в порядке вещей. Обычно декламировали что-то праздничное.
     Как-то в один из таких дней дядя Боря спросил моего брата Сергея, который почти до трех лет не разговаривал, почему он не говорит, на что тот неожиданно ответил:
     - «Мне лень».
     «Доедалки» устраивали  в те годы после праздников, особенно если гости оставались ночевать. Было всегда весело. Устилали полы, чем могли, для гостей, чтоб можно было «угнездиться». Не всем хватало подушек и одеял, матрацев, но была разная одежда, которую можно постелить, положить под голову свернув, или укрыться. Все спали вперемешку, шутили, хохотали.
     Похоже, что это и было то время, когда мама отдыхала. Или отдыхала, когда они ходили в гости к родственникам и друзьям своим?
     В гостях или у нас в доме играли в лото, в домино, в карты. Иногда и для нас детей находилось место, когда требовался партнер в пару. Так что мы знали все игры, в которые играли взрослые, не только в шашки и шахматы. Игры все сопровождались шутками-прибаутками.
     Летом часто шли во двор. Игры в мяч, в городки, а дети ещё играли «в красочки», «в глухой телефон» и в другие, если собиралось много детей. Ну, и скакалка тоже всегда в ходу, игра в «классики». Это - примета весны и лета.
     Так как дети мы послевоенные, то в пятидесятые годы все играли в войну, ведь она была рядом, фронтовики в каждом доме. От взрослых мы слышали «о бандеровцах», «о лесных братьях», «о басмачах». Наверное, мало понимали это, но что-то знали и запомнили на всю жизнь, во всяком случае, знали, что это преступники, враги народа. Однако это не отменяло наши основные игры в больницу, в магазин, в дом, а позднее в детский сад, в школу, когда формировался и выбор профессии у нас. Наверняка копировали взрослых, но никто из них нашими играми не интересовался. Мы были детьми советских граждан, занятых работой больше, чем семьей.
     Так же незаметно шло наше воспитание, но закрепилось на всю оставшуюся жизнь. Родители и окружающие нас взрослые становились нашими примерами. В нашей семье никто не повышал голос на другого, никто никого не обзывал, не оскорблял, не замахивался друг на друга. А самое страшное наказание в раннем детстве – это встать в угол и там стоять, думать о том, что ты сделал или сказал не так. Я была из детей старшей, а старшего из детей, всегда наказывали строже. Спрашивали с него больше. Правых и виноватых не искали, наказывали всех. Малышам видно было особое положение старших. Так в нас воспитывали уважение к старшим, поднимали авторитет их с детства. А уж родители таким авторитетом обладали, что и сравнить не с кем.
     Телевизоров тогда не имели, вместо него диапроектор и фильмы на пленках разные, которые мы смотрели на стене, как сейчас дети смотрят мультфильмы. Много баночек с фильмами имели. Диафильмы помнятся добрыми, красивыми. Слушали пластинки на радиоле, и радио в доме не выключалось никогда. Перед новым годом я ждала, когда по радио зазвучит спектакль «Снегуркина школа», до сих пор он мне интересен. Часто звучали по радио разные спектакли, оперы, интересные передачи. Так я полюбила музыку и театр. На хороших примерах воспитывались. Достойные примеры в кинофильмах – дело обычное в те годы.
     Иногда мы ходили с родителями в кино, в театр, в планетарий, в парк, в цирк-шапито или зверинец, если приезжали, в Барнаул. Папа водил иногда на ипподром, ведь он очень любил лошадей. На площади Свободы в новый год устанавливалась ёлка, делали горки и папа возил нас на санках из дому на ёлку.
     Не было у родителей много свободного времени. Выходной один, рабочий день с утра до вечера, а домашней работы накапливалось много. Я уж и не помню, когда сократился рабочий день и появился второй выходной.
     Но всё равно находили время для нас, сколько могли. Я помню, как пару раз мама рисовала со мной куколок, как мы любили, и это запомнилось на всю жизнь. А один раз папа нарисовал лошадь, ведь он любил лошадей, и во время войны у него была лошадь.
     В годы детства гужевой транспорт обычно повсеместно, автомобилей очень даже мало. Но папа хвалился, что нас из роддома забирал на самом  лучшем в те годы автомобиле ЗИС, кажется. Город наш в те годы казался маленьким, много меньше, чем сейчас, но театр и кинотеатры Октябрь, Победа, Родина были, а ещё клубы, где проводились интересные мероприятия. Некоторых уже нет сейчас, и даже их фотографий не осталось в музее. Видимо мы, старожилы города Барнаула, сами стали экспонатами историческими. 
     Так вот и жила моя семья в те далёкие годы. Конечно, люди более обеспеченные и менее в силу разных причин в те послевоенные годы были, но это в глаза особо не бросалось.