СЕВСКОЕ «ДЕЛО»
В полночь 14 июня 1774 года жители провинциального центра – города Севска – проснулись от громких криков и треска пожарища: ярко пылало деревянное здание провинциальной канцелярии. Сам воевода Пустошкин выскочил на улицу и, едва успев набросить на себя верхнюю одежду, оседлав коня, помчался руководить пожаротушением. А здешняя пожарная команда уже была на месте!
Пожарники выстроились в цепочку и быстро передавали вёдра с водой своим, стоявшим впереди, товарищам. Последние, ближайшие к пламени, выплёскивали воду на горевший сруб. Но пламя подавить не удавалось…
– Ужо деньги, казну выносите! – заорал воевода. – Казна же уся во избе осталася! Да бумаги, бумаги государевы такоже упасайте!
– Сего не боися, воевода поштенный! – буркнул цирюльник пожарников Дмитрий Коновалов, стоявший в самом конце цепочки. – Усё ужо вынесли! Да бумаги, да казну усю такоже!
– Ох, тады слава Господу! – перекрестился воевода. – Не жалко избу сию, но за казну да бумаги страшуся! Не простит мне государыня утрату таковую!
В самом деле, уже через час от канцелярии остались лишь обугленные головешки: кровля избы с треском и грохотом обрушилась, осыпав незадачливых пожарников и толпу зевак целой тучей чёрной пыли и горячих искр.
– Тащите же бумаги да мешки со казною, дети мои! – скомандовал севский воевода, вытирая пухлой багровой ладонью пот со лба и тряся своей пышной окладистой бородой. – Ладно, хочь тако обошлося!
16 июня севская канцелярия донесла в столицу Сенату о случившемся пожаре и о счастливом спасении архива с делами и казённых денег. Но когда провинциальный казначей, приехавший через три дня после происшествия из Киева, вскрыл мешки и проверил наличие денег, севский воевода впал в уныние. Из общей суммы в 104034 рубля исчезло 42572 рубля! В то время это были огромные деньги! Достаточно сказать, что тогда за 500 рублей можно было купить небольшое поместье!
Обескураженный воевода Пустошкин дал приказ начать следствие и доложил о пропаже денег в Белгород, в губернскую канцелярию.
Провинциальное следствие, тщательно изучив обстоятельства дела, установило, что казённые деньги хранились в деревянном доме канцелярии под караулом сержанта Игнатьева и роты солдат. Как раз перед инцидентом в казну поступила пачка ассигнаций на 25025 рублей из брянской воеводской канцелярии. Брянск в ту пору был в составе Севского уезда и подчинялся севскому воеводе. Пожар, как констатировало следствие, был затеян некими злоумышленниками для хищения денег.
На другой день после пожара цирюльник штатной команды Дмитрий Коновалов принёс на квартиру своего товарища, премьер-майора Марка Лосева, пачку ассигнаций, но, поскольку его друга дома не оказалось, продал эту пачку его крепостному Фёдорову за весьма скромную сумму. Когда же барин вернулся домой, крепостной Фёдоров показал ему пачку денег, ожидая похвалы. Но напуганный Лосев не только не поблагодарил своего человека, но накричал на него и сдал «опасные деньги» уже на следующий день чиновникам воеводы.
По заключению следствия, это и была брянская пачка на 25025 рублей, но на ней не было прежних обёртки и печати, не хватало 13025 рублей.
Власти немедленно арестовали Коновалова, крепостного Фёдорова и после допроса «со пристрастием» Коновалов сознался в поджоге и воровстве, но, давая «разнообразные показания», сильно запутал следствие.
По соучастию «в воровстве денег и знании о том» были арестованы севские мещане Шкотов с женой, Полунин и купец Донской. Последний получил от Полунина 500 рублей ещё до суда и властям не донёс.
Долгое следствие вызвало недовольство губернских властей, и белгородский губернатор Свистунов распорядился передать дело в губернскую канцелярию.
Туда же, в Белгород, были отправлены в колодках и все злоумышленники.
В 1775 году Белгородская губернская канцелярия доносила в Петербург в Сенат, что выявила разницу, связанную с похищением, определила проведение «расспросов с пристрастием» и требовала разрешения на проведение пыток при умалчивании подозреваемыми истины.
Сенат, в свою очередь, указом от 6 июля 1775 года предписал белгородскому губернатору Свистунову дать канцелярии скорейшую резолюцию, «стараясь сколько можно, чтобы невинные к напрасному истязанию подвергнуты не были».
Однако лицемерная гуманность Сената не облегчила участи подследственных: избитые до полусмерти «злодеи» Шкотовы и Полунин едва могли говорить на суде. Так и не удалось ни следствиям, ни судам установить, куда девались деньги в сумме свыше 21 тысячи рублей.
Судебное расследование тянулось вплоть до 1784 года, к тому времени уже умерли цирюльник Коновалов (в тюрьме) и премьер-майор М.Лосев (в своём поместье), а крепостной Фёдоров всё ещё сидел в заключении.
Наконец, уже теперь орловская уголовная палата, куда передали дело, определила:
1.Взыскать с наследников умершего Лосева 8072 рубля с копейками, поскольку он был воеводским товарищем умершего Коновалова. Взыскать с купца Донского 500 рублей. А остальную сумму в 13025 рублей – взыскать с воеводы Пустошкина за то, что неправильно хранили деньги «в деревянных покоях и плохом карауле».
2.Бывших штатных солдат и сержанта Игнатьева, которого разжаловать в солдаты, за «нестроение» отослать в Белгородский батальон, а участников воровства мещан Шкотова и Полунина отослать без наказания на работу в Херсон. Жену Шкотова – сослать на жительство в Сибирь.
Таким образом, виновниками оказались искренне во всём признавшиеся на судах и следствиях севские мещане, так и не сумевшие «поживиться» казёнными деньгами.
Наследники же М.Лосева, возмущённые несправедливостью – ведь их отец способствовал возвращению части денег и выявлению виновников – обратились с жалобой в Сенат.
И лишь 18 июня 1789 года Сенат после долгой волокиты предписал «наместническому правлению отменить взыскание с наследников Лосева».
«Десница», № 29 от 16.07.2008 г.