Стрелка грязного циферблата указывала на пятый час утра. Железнодорожный вокзал города Октябрьска был погружен в серый, склизкий туман. Перед фарами проезжающего автомобиля осветился ржавый канализационный люк, похожий на засохшее коричневое пятно на дне пластмассового стаканчика, стоящего на капоте «Волги». Мужчина атлетического телосложения выпрямил спину и взял стакан, раздавив его в своей большой ладони.
– Ну что, Аркаша, поезд прибывает? – надменно спросил его сонный таксист за рулем «Мерседеса».
– Ага, – ответил тот.
Аркадий Томилин закрыл свою «Волгу», убрал ключи и достал документы. Из них высунулась фотография, на которой он обнимал двоих детей. Мальчика и девочку. Посмотрев на нее, Томилин грустно вздохнул и устало протер глаза – переутомление давало о себе знать. После смены в пожарной части он приезжал домой, отсыпался, и ехал на вокзал «таксовать» до утра. Заслышав скрип тормозных колодок колесной пары, Аркадий направился на перрон. Из вагона вышло несколько пассажиров, которые на предложение о такси брезгливо отворачивались. Помимо прочих его внимание привлек импозантный человек лет сорока в костюме и фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Поправив свитер, тот поглядел на свои часы, и пошел вдоль перрона.
– Гражданин, такси не нужно?
– Какое?
Оглядев потенциального клиента, Томилин оценил стоимость и выдал:
– Недорогое, до центра – триста, устроит?
– Какая машина я имел в виду?
– Волга.
Человек в шляпе окинул Томилина взглядом и, ничего не ответив, направился на парковку, где стояли еще несколько машин такси. «Интеллигент», – подумал Аркадий и, раздосадовано сплюнув, остался на перроне. В надежде найти другого клиента он побрел вдоль вагонов. Через пять минут состав тронулся и перрон опустел. Остался лишь запах креозота, да пара грустных людей на скамье. Аркадий глянул на них, тяжело выдохнул и медленно двинулся к автомобилю. Посреди стоянки находился заведенный новенький «Мерседес» коллеги Михаила, а внутри шла оживленная беседа. Михаил размахивал руками и видимо матерился. Пассажир в фетровой шляпе сидел молча и, едва заметив Аркадия, достал солнцезащитные очки.
«Что за черт?» – подумал Томилин, направившись к машине.
Аркадий вопросительным кивком поинтересовался у таксистов, что происходит, но те лишь пожали плечами. Томилин подошел к пассажирской двери «Мерседеса», и постучал костяшками пальцев по стеклу. Михаил опустил окно.
– Что случилось?
– Слушай, Аркаш, хорошо, что подошел. Давай его выпроводим, мне он сразу не понравился, – сказал Михаил.
Пассажир посмотрел на таксиста, перевел взгляд на Аркадия и, одёрнув полы пиджака, вытащил пистолет.
– Поехали, – процедил он.
Гениальная мысль пришла к Томилину моментально. Он расстегнул внутренний карман куртки и достал удостоверение пожарного, красное, как удостоверение сотрудника милиции.
– Выйдете из машины - милиция, – сказал Аркадий, на мгновение показав корочки.
Михаил убрал руки от руля. Пассажир выставил пистолет из окна и посмотрел на Аркадия. Тот открыл было рот, но через секунду произошла вспышка. Все вокруг стало белым.
Аркадий огляделся. Поблизости не было ничего осязаемого. Чувствительность рук и ног сохранилась, как минуту назад, но нащупать и коснуться чего-либо не представлялось возможным. Белоснежная пустота, казалось, обездвижила его. Резкий укол страха сменился горькой догадкой… Неожиданно перед глазами возникла черная точка, которая мощным потоком потянула к себе, и Томилин подобно гоночному болиду помчался в это сужение. Взору открылась мрачная крепость под кроваво-красным небом. С бойниц к подножию стен, создавая эхо, падали сдуваемые ветром камни. Словно подгоняемое этим ветром, сознание оказалось на одной из стен. Вихрем передвигаясь по защитным укреплениям, так что бойницы стали едва различимы, Аркадий уткнулся в гигантский череп, внезапно возникший из крепости. У черепа пылали глазницы и отвисла челюсть, в которую провалился Томилин.
Темнота сковывала. Грязная земля давила тяжким грузом. Неожиданно прямо в глаза полезли черви и жуки, мокрицы и двухвостки. Томилин хотел было закричать, но не мог. Он не мог издать ни звука. Только устрашающее шуршание ненавистных паразитов доносилось до его сознания.
«А-а! Стоп! Хватит! Где я?!» – крутилось в его голове.
Тотчас Аркадий очутился посреди буро-зеленой поляны с быстрым ручьем. Ветви вокруг были сломаны, а трава примята. Непрерывность, с которой текла вода, не успокаивала, а скорее раздражала. Помимо ручья ничего не могло пошевелиться: ни трава, ни высохшие ветви деревьев. Внезапно и вода будто окаменела. Остался лишь звук. Звук зажеванной пленки.
Взор Аркадия проскользнул между деревьев и стал заметен небольшой дом, вокруг которого сновали тощие, сгорбившиеся человечки, покрытые язвами и гнойниками. Они катили к дому огромную бобину с кинопленкой. Человечки, постоянно спотыкаясь, ломали руки и ноги. Но они не кричали. Об их адской боли говорили хруст костей и разрыв плоти, из которой вместо крови лилась темно-зеленая жидкость. Человечки установили бобину на водосток, который торчал на метр от крыльца. Отделившийся от толпы человечек подошел к колодцу во дворе и взялся за ручку на вороте. Прилагая неимоверные усилия, он раскрутил его, и кинопленка пришла в движение. Перед взором Томилина все замелькало. В наступившей темноте старый обветшалый дом перестал быть различимым, а пленка раскручивалась все быстрее и быстрее…
Противное гудение. Резкий слепящий свет. Непонятные голоса. Акушерка сильно хлопает его. Громкий крик. Мать раскачивает кроватку. Аркаша идет по двору и спотыкается. Играет с девочкой в садике. Идет в первый класс. Отец записывает его на борьбу. Аркаша влюбляется. Она уезжает в другой город. Отец приезжает на машине, дарит маме цветы. Оценки, соревнования, экзамены. Выпускной в школе. Близость с одноклассницей. Любовь? Она манит его. Она уходит с другим. Друзья начинают колоться. По телевизору крутят «Лебединое озеро». Похороны лучшего друга. Комья земли летят на гроб. Деревянный крест с близкими друг к другу датами. Повестка, армия. Два года тоски. Учеба в училище. Не затушенная сигарета отца. Огонь повсюду. Скитания по общежитиям. Алкоголь. Работа на заводе. Сокращение. Родители разводятся. Аркадий идет в пожарные. Встречает женщину старше себя, довольно привлекательную. Она с ребенком. Она его ждала. Он заботится о ней. Неродной сын становится близок. Свадьба. Она беременна. Рождение дочки. Встречает свою одноклассницу. Интрижка. Уходит к ней. Ссоры. Томилин возвращается к жене. Слезы. Тридцатилетие и пустота. Возобновляет занятия спортом. Огонь. Тела из пожара. Пустота. Вспоминает детство. Оно почти стерлось из памяти. Дефолт. Нужны деньги. Ремонтирует ржавую серую «Волгу». «Таксует» на вокзале. Томилин силой доказывает право на работу. Приезжает по ночам и работает до утра. Несколько опасных поездок, драки. Жена Томилина увлечена своими делами, между ними пропасть. Живут ради детей. Сын пропадает во дворе, дочка играет дома. Берет ужин в контейнере. Дочка обнимает и говорит: Я тебя люблю, папа, возвращайся… Человек в фетровой шляпе. Гениальная идея. Красные корочки. Хлопок.
Пленка выбилась из катушки, но человечек продолжал крутить. Опять донесся шум ручья. Обветшалый дом напомнил Аркадию дом детства. За ветвями во дворе кто-то прятался и тихо шептал.
– Оставайся…
Томилин, коснувшись босыми ногами травы, расправил спину.
– Оставаться где? – его осипший голос едва издал эти звуки.
– Здесь. Оставайся здесь.
– А что это за место?
– Неважно, тебе будет здесь хорошо, – заверил голос.
Человек с трясущимися руками и тонкими ножками вышел из-за дерева и, выставив скрюченный палец, указал на дом. Щелкая костями, Аркадий почувствовал, что очень долго был без движения, протер опухшие глаза и двинулся к дому. Кинопленка вблизи оказалась довольно внушительной, а ее конец с кадром человека в шляпе и последующими пустыми черными кадрами лежали на земле. Дверь была приоткрыта. Томилин еще раз посмотрел на фигуру, вышедшую из леса. Человек был наг и стоял спиной, продолжая смотреть туда, откуда появился Аркадий.
Над дверью свисала паутина с комьями пыли, за которой скрывалась подкова с надписью «Октябрьск». Томилин ухмыльнулся и проследовал внутрь. Резкий запах детства ударил в нос так, что даже закрылись глаза. Дотронувшись до холодной стены с потускневшими обоями, он подумал: «Я дома! Я наконец-то дома!» Улыбка блеснула на лице, и он проследовал на кухню. Там стояла чистая посуда, на плите закипал чайник. Аркадий остановился около еще теплой печи, открыл поддувало и посмотрел на накалившийся металл. Потом подошел к окну, и его пронял озноб. Как и в детстве у окна было холодно, а порой даже морозно. Войдя в свою комнату, он прослезился от накатившего чувства ностальгии. На стене висели репродукции известных картин, книжная полка ломилась от количества литературы. На письменном столе лежала ручка и раскрытая тетрадь. Тишину помещения нарушил голос мамы, который, пролетев через открытую дверь, ласково коснулся ушей.
– Аркаша, пойдем обедать. Бросай тетрадки.
Томилин обернулся и, увидев себя в зеркале, несколько секунд стоял в ступоре. На обнажённом худощавом теле не было волос, на лице недоставало морщин. Пробежав глазами по комнате, он достал из шкафа свои детские вещи, которые оказались в самый раз, и выбежал на кухню. Мать выглядела значительно моложе.
– Аркаша, все забываю спросить. Как прошла контрольная?
– Пять получил! Мам, ты что сомневалась? – сам не понимая, что говорит ответил Аркадий.
Дверь распахнулась, и вошел отец. От него пахло приятным сочетанием табачного дыма и одеколона. Он тоже был молод.
– Привет, дорогие! Можете меня поздравить. Перед вами главный инженер завода полиметаллов города Октябрьска.
Мама зарукоплескала, отец радостно улыбался.
– Поздравляю, любимый, я знала, что тебя заметят, я всегда знала!
– Сын, а ты меня не поздравишь?
Аркадий с ложкой в руках глянул на родителей, которые стояли в обнимку и были счастливы. Посмотрев на календарь и повернувшись обратно, он заметил, что родителей уже нет, а в помещении вновь серо, сыро и холодно. Он стоял на неровном потертом полу пепельного цвета без одежды. Повязав на поясе лоскут старой шторы, робко вышел из дома. Ручья и деревьев как не бывало. Перед ним расположилась уходящая далеко к горизонту равнина с высохшей землей. Вдали находилась скамья, на которой сидел мужчина. Томилин пошел к нему, а сухой грунт, впиваясь в пятки, резал их с каждым шагом все сильнее.
– Ну, здравствуй. Узнаешь меня? – спросил мужчина.
– Кажется… кажется да. Но мы ведь не знакомы?
– Я дед твой, – мужчина поднялся и распростер руки.
Они обнялись. На дедушке была военная форма с наградами и слегка мятая, но чистейшая фуражка. Сапоги блестели, а с галифе на землю упал пепел. Аркадий отошел и еще раз посмотрел на деда.
– Так вот ты какой, герой-фронтовик Александр Демидович! Мама многое про тебя рассказывала. Как я жалел, что никогда тебя не знал.
– Попал я сюда совсем не таким. Но, как и у тебя, у меня тоже есть любимый день в жизни и наилучшее состояние души. Вот в нем я и нахожусь.
Дед стоял, как и на многих фотокарточках, в своей любимой позе. Желваки напряжены, голова прямо, руки в карманах. На груди сверкнул новенький орден Ленина. В уголке глаза блеснула слезинка.
– Где мои награды, внук?
– Отец их продал. Деньги нужны были.
– А, – замялся дед, – ну, да и ладно, что эти ордена значат? Кусок железа и ткани, вот и все.
Томилин глянул на играющие на свету награды и опустил голову.
– Зачем ты здесь?
– Я твой хранитель. На мне ответственность за твои «гениальные идеи».
– Да уж, гениальные...
– Главное, запомни - выбираешь, не тушуйся. От сегодняшнего выбора зависит завтра.
Дед указал вдаль, Томилин обернулся и увидел поднимающееся над пустыней солнце. Оно плавно заполняло пространство в небе, чтобы величаво повиснуть в воздухе и осветить заблудшие нерешительные души. Аркадий повернулся к деду, но ни его, ни скамьи уже не было.
Из поднявшегося солнца плавно спустилась прозрачная лестница, источавшая яркое свечение. Тепло растеклось по телу, едва Аркадий коснулся перилл. Преодолев ни одну сотню ступеней, переставая видеть землю, он уткнулся в спину впереди стоящего сгорбленного старика. Тот повернулся и с тоской в глазах поглядел на Томилина.
– Ты тоже сюда? Молодой же еще.
– Куда сюда?
– Ну к солнцу… В рай, наверное, – усмехнулся старик.
– Это значит конец?
– Это начало, сынок.
– Не могу поверить. Что за бред, я стою здесь, все ощущаю, все осознаю.
– С хранителем общался?
– Общался.
– И что он сказал?
– Да ничего, говорит решай сам.
– У-у, тяжело будет, – махнул рукой старик.
– Почему?
– Я долго болел, причастился, исповедовался, расквитался со всеми долгами и обязательствами на Земле и ночью спокойно умер. Теперь стою в очереди. Гляди сколько перед нами душ.
Старики, мужчины, женщины и даже дети вереницей стояли на лестнице и потихоньку продвигались вперед. Простояв в очереди несколько часов, но не чувствуя усталости, голода и жажды, Томилин дошел до своей очереди. Старик приветственно поклонился воротам и ступил в неизвестность. Когда ворота закрылись, Аркадий обернулся. Позади находились сотни или даже тысячи людей. Кто-то беседовал, кто-то плакал, но большинство, понуро опустив голову, стояли без движения. Вскоре ворота отворились и перед Аркадием. Пару мгновений подумав, он переступил последнюю ступень и вошел внутрь.
На облаке сидел человек в позолоченной робе и серебряном колпаке.
– Небосвод приветствует тебя! Расскажи, с чем ты пожаловал?
– Здравствуйте, я не знаю, что рассказывать… Можете сказать, почему я здесь?
– Видимо твой жизненный путь подходит к концу. Мне не велено это знать, я всего лишь смотритель, – он указал на ворота, – для меня важно лишь твое желание.
– Какое желание?
– Старец, что был пред тобой, рассказал, что закончил на земле все дела, что устал от жизни и хочет на покой. Я его преспокойно пропустил, пускай идет.
– Нет, не хочу я на покой!
Аркадий оглянулся, но выхода как не бывало. Облака, словно мягкая перина ласкали пятки, когда он прохаживался по ним. Смотритель ворот тяжело выдохнул.
– У меня дочка на земле, которую я очень люблю.
– Ты бросил их. Жена тебя никогда не любила, да и, собственно, за что? Ты полностью равнодушен к ним. Жизнь – это колоссальный труд. Пока душа на земле, надо бороться, жить вопреки, радоваться каждому отмеренному дню. А что делал всю жизнь ты? Сожалел и горевал, плакал и тосковал. Благо пока ты не опустился на дно. Поэтому ты здесь. Те, кто закончил жизнь острием иглы и горлышком бутылки, сейчас внизу, в гное и язвах. С отсыхающими конечностями бродят сотни лет, пока совсем не изойдут в порошок и не осыплются на песок. Песок, который будет перемещаться только порывами ветра.
– Я хочу дожить. Дожить до точки, как старик передо мной.
– Назад дороги может уже не быть. Неизвестно заслужишь ли ты право оказаться здесь в следующий раз. Земные врачи возможно спасут твое тело. Но вот душу можешь спасти только ты сам. А для этого ты должен очень захотеть.
– Я…я хочу.
Аркадию вдруг стало необычайно хорошо. Он стоял посреди белой мраморной залы, освещенной лунным светом и факелами в стенах. Глаза закрывались от удовольствия. В голове играла приятная успокаивающая музыка. Наслаждение растекалось по всем сосудам и казалось вот-вот вырвется из них. Полуобнаженные девицы на прозрачных едва уловимых крыльях спускались к нему, касаясь плеч, спины. Он наклонился, прилег на их теплые слегка влажные ладони. Нимфы поражали его своей красотой и были будто списаны с его самых сокровенных фантазий. Одна из них, гордо выпрямив спину, махнула руками и остальные девушки отошли. Аркадий чуть было не повалился на холодный пол, но устоял и виновато улыбнувшись поглядел на девушку. Она подняла нежную тонкую руку и пальцем поманила за собой. Сначала она пятилась, глядя на Томилина игривой улыбкой, затем развернулась. Крыльев на ее спине не было. Тень, падавшая от лопаток на обнаженную спину, словно напоминала о том, что крылья могут появиться в любой момент. Ее ягодицы сверкали, отражая лунный свет. Воздушными шажками поднявшись по ступеням до тяжелого красного занавеса, она глянула сначала на пол, затем на Аркадия, снова улыбнулась и легким движением руки убрала ткань. Томилин увидел там Ее. На подсвеченном молодой луной золотом троне восседала королева. Она подняла свой тяжелый задумчивый взор, но как только заметила Аркадия, расцвела и сделала такое выражение лица, что тот остолбенел. Вот она, та, которую он искал всю жизнь, но так и не нашел на земле. Каждая черта на ее лице, каждая морщинка казались ему совершенными.
– Здравствуйте, Аркадий, – робко произнесла она, – как же долго я вас ждала…
– Здравствуй, прекрасная…
– Анна, зовите меня Анна.
Она поднялась и лик ее стал еще притягательнее. Эталонные пропорции в меру худого тела, идеальный бюст, изящные бедра, покрытые тонким, прозрачным ситцем. Внезапно игла боли вошла в сердце Аркадия. Он пал на колени и застонал так, что изо рта забрызгала слюна.
– Что с вами? Что с вами? – доносился до Томилина чарующий голос.
Аркадий покрылся мурашками.
– Папа, папочка, проснись, почему ты так долго спишь?!
Томилин громко выдохнул и глянул на Анну, которая, казалось, стала еще красивее. Она, протянув руку, вот-вот коснется его груди.
– Нет! – завопил Аркадий.
Он оттолкнул руку, поднялся с колен и, качаясь, побрел назад, но дорогу преградила девушка, которая привела его сюда. В ее взоре что-то поменялось, игривая улыбка сменилась усмешкой, а в глазах засверкал кровавый огонь, в котором Аркадий разглядел лишь похоть.
– Отойди, – прохрипел Томилин.
Девушка фыркнула, но повиновалась. Аркадий бежал из коридора в коридор, залы сменяли друг друга, но выхода не было. Издали доносились мольбы и крики. Отзвук шлепанья босых ног по мраморному полу слышался все сильнее. Увидев распахнутое окно, он прыгнул вниз.
Лунная ночь озарила Аркадия своим звездным небосводом, отражающимся в озере у подножия стены. Встать было нелегко, кости ломило, на теле было много ссадин и кровоточащих ран. Услышав чавканье, он резко повернулся. Черный волк лакал из озера и, уловив на себе человеческий взгляд, поднял голову. Желтовато-огненные глаза блеснули и волк, опустив голову, побрел в темноту.
Коснувшись пальцем воды, Аркадий сразу отпрянул. Озеро обдавало могильным холодом и сковывало движения. Внезапно оттуда появилась трясущаяся голова. Глянув в этот лик, в кровавые зрачки, он узнал умершего друга и отшатнулся.
– Узнал меня, кореш?
– Узнал…
– Помнишь, как играли во дворе? Не ладилось у нас с тобой, пока не подрались, а потом ничего, стали практически братьями. По крайней мере, нас тогда так называли.
– Да, братьями называли.
– Помнишь двух девок на моем диване чпокали? Или на отцовской машине от гаишников сматывались?
Томилин улыбнулся.
– Помнишь, как познакомил меня со своим товарищем, который внезапно оказался барыгой? – друг иронично засмеялся.
– Я не знал тогда… Да если даже и так, не я виноват в том что случилось!
– Ха, не виноват. А чего же ты тогда постоянно вспоминаешь обо мне?
– Ты был типа… лучший друг.
– Как я заразился, помнишь, лучший друг?
– Откуда мне это знать.
– Ну да, мы тогда уже меньше общались.
Друг вышел из воды. С него падали холодные капли, окропляя сухие острые камни. Тело его было отвратительного желтого оттенка, а вены на руках исколоты и покрыты гнойниками.
– А мои похороны помнишь?
– Помню, я все помню! Ну прости! Что я могу сделать?!
– Останься со мной, мне одиноко. Нет ничего хуже смерти, – отозвался совсем еще юный голос.
– Нет, есть!
– Ты так говоришь, потому что никогда не умирал. Нет на земле ничего хуже и законченнее смерти!
Из глубины сознания до Аркадия донесся голос жены. Она что-то твердила про прощение, про то, что всё забудет лишь бы муж был жив. Томилин громко плюнул, протер глаза, и сжал кулаки.
– Уходи!
Аркадий пробежал мимо друга, задев ногой воду. Бежать стало больно, пальцы покрылись ледяной коркой, которая поднималась все выше и выше. Вдали блеснул огонёк. Тело начало трясти, будто воткнули иглу и вкололи мертвецкий холод. Томилин замедлился, изо рта пошел пар. Он почувствовал, что умирает. Еще чуть-чуть и его не станет. Ледяной рукой он потрогал не менее холодный лоб и упал.
– Любимый мой человек, не умирай, я знаю, ты меня слышишь. Проснись.
ПРОСНИСЬ!
Аркадий оторвал голову от земли, он тяжело дышал, из легких вырывался тяжелый кашель вперемешку с кровью. Шея заледенела и почти не двигалась, он сделал огромное усилие, чтобы поднять свою мертвую голову вверх. В ста шагах от него находилась арка, источающая горячий свет. Он не знал, сколько пролежал здесь. А мысли крутились те же: «Спать… Земля – это мягкая перина…»
ПРОСНИСЬ!
Томилина что-то растормошило, он поднялся. Тело жутко ломило, было ощущение словно остаток жизни, этот маленький огонек, вот-вот затухнет в этом тяжелом холодном скафандре.
– Нет… Нет… Нет! – вместо слов изо рта выходили хриплые стоны.
Тяжело передвигая ноги, Аркадий побрел вперед.
– Умру, но не здесь. Нужно лишь дойти до арки…
Произнесённые вслух слова возымели свое действие. Занятый их произношением Томилин, через неимоверные усилия, добрел до арки и обернулся. Друг зашел обратно в озеро. Вновь прибежал волк, глянул на Томилина и блеснул глазами. Подошел к воде, лег, свернувшись клубком, и постепенно превратился в серый пыльный камень.
Аркадий шагнул в арку и, почувствовав тепло, обрадовался, что все еще жив. Зеленые луга, с изредка встречающимися деревьями освещались красным поднимающимся солнцем. Рубиновый рассвет освещал эту красоту. Ночь отступала, а вместе с ней и весь ее холод. На лице Томилина блеснула улыбка. Он легкой походкой пошел вдоль луга, пока не остановился на перекрестке. Геометрически правильные луга и прямые тропы равнозначно расходились в разные стороны. Вытянув голову вперед, сощурив глаза, он заприметил темную фигуру. Человек шел быстро и уверенно, попеременно перекидывая из руки в руку громоздкий предмет. Будто предугадывая что-то страшное, сердце учащенно забилось. Томилин повернулся и увидел приближающиеся фигуры со всех сторон. К перекрестку подходили четверо с тяжелыми молотами в руках.
– Что за черт? – прошептал Аркадий и бросился в кусты.
– Стой! – в четыре голоса закричали бегущие.
Тростник бил в лицо, разрезал ладони. Ноги утопали во переувлажненной земле и под ногти больно забивались камешки. Томилин запнулся, по лицу потекли капли пота.
– Неужели это все? – испуганно спросил Томилин.
– Нет.
Тяжелый удар молота по голове разогнал последние сомнения. Аркадий задергался и попытался выкарабкаться. Последовал еще удар. Теряя сознание, он почувствовал острую боль в области головы. Казалось, она съехала с позвонков и пережатые сосуды вот-вот лопнут от напряжения. Четыре молота поочередно опускались на его голову. Череп раскрылся, хлынула багряная кровь.
– Боже, как больно, как же больно…
– Что? Что ты сказал?
У Аркадия дергались глаза, от нестерпимой боли. Он не мог раскрыть их шире. Сквозь щели проходил солнечный свет, колыхался тростник, и текла кровь. Запах железа висел в воздухе.
– Я сказал, как же больно…
Первый человек перекинул молот в другую руку и расправил плечи. На нем была повязка и невысокий белый колпак. Он замахнулся.
– Мне прекратить?
– Что? – сквозь слезы и кровь молвил Аркадий.
– Нам прекратить? – спросил другой.
– Это же…испытание? – страдальческая улыбка отразилась на лице Томилина, – продолжайте.
После следующих четырех ударов Томилин пожалел, что не сказал ничего другого. Боль, казалось, сопровождала весь его жизненный путь, была вечным другом и спутником.
– Может нам прекратить?
– Нет, – медленно произнес Томилин и закрыл глаза.
Когда он открыл глаза в следующий раз перед ним стоял уже знакомый смотритель ворот в позолоченной робе и в серебряном колпаке.
– Я вытерплю что угодно, я хочу жить. Я хочу жить!
– Твоя воля! – отозвался он.
Смотритель ворот поправил колпак и, поманив четырех людей с молотами, пошел прочь. Томилин остался лежать в грязи, в луже собственной крови. Острая боль нестерпимой волной захлестнула его, в больной голове все смешалось. «Если я еще осознаю боль, значит я еще жив. А если я еще жив, значит увижу жену, сына и дочь. Я обязательно их увижу. Я выкарабкаюсь». Мысли крутились, завиваясь в невидимую спираль. И когда спираль закрутилась до такой степени, что различить ее начало и окончание не представлялось возможным, Аркадий очнулся.
За окном горели звезды, молодой месяц голубоватыми оттенками освещал окно. Аркадий медленно моргал и, отведя взор от окна, увидел помигивающую люминесцентную лампу в коридоре. Звук постепенно возвращался. Доносились гудение ламп и шаркающие шаги. Мимо приоткрытой двери прошла сонная медсестра с кружкой чая. Отведя взгляд еще дальше, Томилин заметил спящих на кресле жену, сына и маленькую дочурку.
– Катя, – прошептал Аркадий.
Дочка проснулась и, освободившись от маминой руки, медленно подошла к койке.
– Папа, я знала, что ты жив!
– Спасибо, дорогая…
Томилин поднял холодную руку и погладил ее волосы. От них сладко пахло, они стелились по ладони, словно шелковые нити.
– Где ты был, папа?
Аркадий задумался. В голову ничего не приходило.
– Я…я подошел к своему другу, показал удостоверение. Больше ничего не помню.
– Дяди милиционеры приходили, они долго стояли здесь, что-то спрашивали у мамы. Мне было страшно.
– Не бойся ничего.
– Ты шептал что-то про деда.
– Может быть он приходил ко мне во сне? Я не помню ничего, родная.
На карниз падали капли мелкого дождя. Стоявший под окном человек с перебинтованной рукой выбросил докуренный до половины окурок сигареты и сел в «Мерседес» на пассажирское сиденье. На короткое время тишину улицы нарушил шум автомобиля, пока он не скрылся за поворотом.
2018 г.
Санкт-Петербург