Придирчивый читатель, наверняка, обратил внимание на то, что, гуляя с женой по селу, я ни слова не сказал ни об одной живой душе, попавшейся нам навстречу. Не то что кошку, даже встречного человека не помянул ни разу.
Грешен, но не каюсь. Есть в этом смысл. Да, любой населённый пункт - это одновременно и дома, и люди, живущие в них. Казалось бы, и рассматривать их нужно вместе. Но иногда так случается, что лучше сделать наоборот. Человек важнее дома, так как он этот дом создал. Или его отец или дед. Вроде бы, и начинать рассказ о селе Зосимыча стоило с рассказа о его земляках. Но я сознательно выбрал другой путь: раз уж само жилое место - величина второго порядка, то стоило сначала присмотреться к ним, так сказать, издалека, прежде чем встретиться глаза в глаза на улице. Дом, забор да сарай многое могут рассказать не только о своём хозяине, но и, как минимум, о ближайших соседях.
Да и само воскресное утро, чего греха таить, послало нам в качестве встречных - поперечных трёх собак дворняжной породы спешащего в открывающийся магазин извечного страдальца да пары кошек совершенно неимоверного окраса.
Это при путешествии «туда», которое заняло минут сорок. Обратно мы шли больше часа. За это время село успело проснуться, позавтракать и зажить своей обычной, бурной для деревни и патриархально-неспешной, по мнению города, жизнью. Людей и кошек на улицах заметно поприбавилось, а вот собаки практически пропали, хотя лай из-за заборов слышался постоянно. То есть одна собака, как только мы от её забора переходили к соседскому, тотчас же с упоением передавала нас своей визави, хотя грызлась с ней ещё этой ночью, то есть всего несколько часов назад.
- Слава, здесь же в каждом огороде по собаке, а то и две, - удивилась Ленка. - Зачем столько собак?
Что я ей мог ответить? Что есть пассивная граница участка в виде забора и есть активная – куда дотянутся собачьи зубы.
В идеале обе границы должны совпадать, но
на практике забор квадратный, а собака ограничена длинной цепи. Вот вам и квадратура круга. Которая, кстати, была впервые решена именно в таком вот, не скажу, что именно в этом, селе. Решение было простым. Очень простым. До безобразия: отвязали цепь от будки и привязали к натянутому вдоль участка тросу. Красиво и изящно.
Впрочем, один спец умудрился так подвязать собаку, что та спокойно выскакивала сантиметров на двадцать из-за калитки. Я едва успел увернуться от лязга её зубов. Хорошо, что Ленка шла ближе к дороге. Так опаснее в городе, где машин много, но не в селе, где собаки злее.
Вот такая вот философия про власть и капусту. Хорошо хоть Ленка не заметила, точнее, не придала значения, а то я и сам не совсем понял, зачем собаке лишние сантиметры чужой земли. Нет, собаке-то понятно: куда смогла дотянуться, то и охраняет, а вот хозяину зачем лишние проблемы? Сейчас в деревне любителей посудиться хоть пруд пруди. Все умными стали, на город глядя.
Изменилось село, изменилось. От чего так? Ведь дети его если не все, то большинство, уезжают в город, получают образование, да там и остаются. Откуда же берётся в селе вся эта городская гангрена, разрушающая любой самый живучий организм изнутри?
Гангрена? Если бы это была гангрена. Скорее это раковая опухоль. Уехавшие из села покорять город, но не добившиеся ни успеха, ни признания, вернувшиеся от несбывшихся надежд назад, оставив в ненавистном городе своё крапивное семя, снова возвращаются в родное село, отравленные городской жизнью, мстить селу за свою городскую неудачу. Село же принимает их как родных, ибо такими они и есть для односельчан, не зная, что при этом впитывает не лучшее, что есть в городе, а его страшный яд, разливающийся затем по всему селу метастазами «а мы чем хуже?».
Но городские условия жизни рассчитаны на полмиллиона, миллион, десять, а то и пятнадцать миллионов, а не на тысячу-полторы человек от силы. А они привыкли как в городе. Да в вашем городе сантехников, что в унитазах ковыряются, больше, чем у Зосимыча во всём районе населения. Откель вам столько благ набрать? Вам же ещё дороги к деревне подай, в каждую дедову избу ладно водопровод, так ещё и канализацию. Центральную. Это значит, чтобы на Москву выходила.
Вот она, раковая опухоль, в селе родившаяся и его убивающая.
Вопрос «Почему село ещё живо?» мне задала Ленка.
Ответить я смог не сразу.
Я ж не Зосимыч.
Не все в селе родившиеся в город перебирались. Не все перебравшиеся ничего не добились (сельский народ трудолюбив был да упорен: без этого раньше в селе было не выжить, не то, что теперь), не все несчастные домой вернулись. Не все вернувшиеся яд исторгают – если уж деревенский народ совсем верующим и не назовёшь, то что-то патриархальное в нём до сих пор остаётся. Толи те самые скрепы, толи что другое, но как не пытается город выдавить это из селянина, это ему не удаётся. Вот и мстит селу, что мол, деревенского только могила исправит. А, может, оно и к лучшему, что человек и новое приобрёл, и старое не потерял? Вон они эти «потеряшки» судятся теперь за забор да плохую дорогу, словно она когда-то была хорошей.
Впрочем, и в этой части снова нет живых людей, одни рассуждения. Так что, автор, давай ближе к живым людям! Переходим к следующей части.