Обнажённая на меху

Ирина Ракша
На фото: 1. Художник Юрий Ракша."Обнажённая на меху". 1968-78 гг. Холст, масло. 2. Останкино.Новогодняя шутка. Год 1948. Мой дедушка- дед-Мороз в дохе для сторожей - из оленьих шкур.
 
                ОБНАЖЁННАЯ НА МЕХУ

                эссе
               

   "Я хочу подарить тебе шубку." Какая волшебная фраза!Не правда ли?.. Ну, какая женщина не мечтает услышать её от любимого человека? Вот и моя молоденькая мама, конечно, мечтала об этом... Хотя время тогда было суровое, послевоенное, нищее. И мама зимой носила жакет, перешитый из потёртой бабушкиной  цигейковой шубки. А потом из этого маминого жакета бабушка перешила шубку и мне и я долго ходила в ней в школу. Но при всём этом у нас в семье жила главная необъятная радость. Папа-танкист вернулся с фронта домой! В наше Останкино. И, слава Богу, живой-здоровый, и даже не раненый. И теперь демобилизованный, на наше счастье, служил в сельхоз-министерстве в отделе механизации. Но я долгожданного папу почти не видела. Он вставал очень рано (когда я-малышка ещё спала), и ехал два часа на трамваях с  пересадками в своё министерство. Многоэтажное здание на Садовом кольце, угол с Орликовым переулком. (Модерновая чудо-архитектура Щусева). А домой возвращался поздно уже затемно, когда мама укладывала меня спать. А мне так хотелось с ним пообщаться, поиграть, потрогать его красивого героя войны - гвардии капитана... Но самым горьким в семье было другое. Очень долгие, почти как в войну, расставания с ним. Его начальство то и дело посылало папу в командировки. На неделю, две, а то и на месяц. Он (до войны выпускник факультета механизации ТСХА) считался большим специалистом-агрономом. И в министерстве занял высокий пост "инспектора по Сибири". И улетев, туда за Урал, присылал нам с мамой письма и телеграммы. А порой, чтобы поговорить, хотя бы услышать родной голос, папа вызывал нас на переговоры. И мы с мамой, нарядившись как на свиданье (я с дежурным бантом на голове), ехали к нужному часу, согласно повестке, в центр города на "переговорный пункт". (Тогда и в помине не было никаких смартфонов и иных средств связи). И мы, напряженно слушая объявления, смирно сидели там в зале в очереди вдоль стен, пока вдруг не раздавался над головами, уже нам, железный голос невидимой женщины: "Ожидающие Красноярск!.. Пройдите в шестую кабину. Связь - три минуты... Повторяю. Ожидающие Красноярск..." И мы срывались и кидались за стеклянную дверь в душную кабину № 6. (Там только что кто-то говорил с Сочи) И мама, схватив с большого аппарата на столике чёрную ещё тёплую трубку, начинала кричать, словно за горизонт: "Женя!..Женя! Это ты?.. Это я, Женя...Это мы!.."
   И вот однажды в ответ она услышала любимый голос: "Нинуська...Нинуська. А я тут тебе шубу купил. Такую знатную, тёплую шубу. Только я её почтой отправлю. Посылкой. Так что жди." И мы стали ждать.
    Однако папа приехал раньше, чем пришла долгожданная посылка. И мама всё спрашивала:"А из какого меха? Песец, белка, каракуль? А цвет какой? Чёрный, белый, серый?" А папа загадочно отвечал:"Сама увидишь".
     И вот в почтовом ящике появилось долгожданное извещение. И папа сам получил её, тяжёлую, и привёз домой на санках. С замиранием сердца мы смотрели, как папа гвоздодёром вскрывал большой ящик из досок. И вот наконец-то он радостно и торжественно вынул подарок, встряхнул его и накинул на мамины плечи. И она буквально сразу утонула в этом меховом чуде. Резкий, незнакомый запах дикого зверя сразу наполнил комнату. Я же залилась звонким смехом. Это была огромная доха в пол из бурых оленьих шкур, которую обычно на севере носят зимой сторожа - охранники, обходя с дробовой берданкой хозяйственные склады. Из огромного воротника очень смешно выглядывала растерянная мамина головка. Мне всё это было очень смешно. А папа нисколько не смутился:"Ну вот видишь, Нинуська, тебе из этой дохи не одна, а целых четыре шубки получится". Но мама молчала, испуганно выглядывая словно из хомута.
    Эта огромная шуба из шкур оленьего меха многие годы жила в нашем доме. И каждый год мама старательно проветривала её во дворе, била колотушкой и перекладывала на дне сундука газетами, пропитанными керосином от моли. Но длинный жёсткий олений мех не ела даже моль. И этот подарок сохранился надолго, и пережил и папу и маму. И уже, когда мы с моим мужем художником Юрой жили в новой кооперативной квартире "двушке" на Преображенке, и хранили эту шубу в мешке на антресолях, он однажды сказал: "А давай, Ирок, мы запечатлеем этот чудо-подарок на века? Напишем картину на полотне маслом?" Я засмеялась, спросила в шутку: "Это что, будет вроде как у Леонардо да Винчи средневековая "Дама с горностаем"?
 И муж загадочно улыбнулся: "Не знаю...Не знаю....Посмотрим, что выйдет".
      И он-таки посмотрел. И уже позже навсегда запечатлел меня в новом времени, именно на том самом легендарном толстом меху. Но, конечно, без горностая. И назвал эту свою щедрую композицию - "Обнажённая на меху".
    Так что - "Налетай, и не скупИсь. Продаётся живопИсь".