В первый раз присел Юрка в четырнадцать.
Уехал на зону по глупости. И даже не столько собственной, а что вдвойне обидно, по глупости отцовской.
Дядя Гриша работал бульдозеристом. Видимо хорошим мастером был, поскольку постоянно пребывал в долгих командировках и дома появлялся редко. Он хорошо зарабатывал, семью содержал в достатке и не сильно заморачивался проблемами воспитания собственных детей.
Войну прошёл он механиком–водителем танка Т-34, не раз горел и терял экипажи.
- Механикам чаще везло – рассказывал он нам с Юркой – болванкой башню снесёт, экипаж в клочья, а я цел.
Рассказы эти частенько запивались изрядным количеством спиртного. Выпивши, отец нередко поколачивал мать, доставалось и Юрке.
Тётя Полина добрейшим была человеком. Домашняя, уютная, чаще молчаливая. Но всегда приветливая и улыбчивая.
Работала она медсестрой в больнице. Дежурила посуточно. Отчего Юрке и его старшей сестре была предоставлена полная свобода в регулярно пустующей от родителей квартире.
Познакомились и подружились мы с ним в восьмилетнем возрасте. Наши родители получили квартиры в только что отстроенном доме, мы жили в соседних подъездах, в сентябре оказались в одном классе, где делили одну парту.
Юрка уже тогда выделялся среди сверстников. Был он красив, кудряв, спортивен, основателен, немногословен и мудр не по-детски.
Как-то сразу стал он у нас Дёмой.
В те времена у всех ребят нашего двора, как, впрочем, и дворов соседних, были клички. Прилипали они как-то сразу и нередко с необыкновенной точностью характеризовали её носителя.
Не помню, чтобы Юрка с кем-то дрался, но ребята даже из старших классов его побаивались.
Я всегда был рядом и мне невольно перепадало от его уже заметного тогда авторитета. Стороной обходили, лишний раз не задевали.
Учился он неважно, без желания, что меня очень сильно удивляло. Юрка прекрасно играл в шахматы, легко щёлкал как орех наших интеллигентных школьных очкариков и должен был, по моему твёрдому убеждению, быть круглым отличником.
Но школа была ему не интересна. Его пытливый ум жаждал приключений.
Куда интересней было отодвинуть ночью при помощи разрезанной велосипедной цепи засов в голубятне, что примыкала к расположенной недалеко воинской части, и, утащив оттуда пару десятков голубей, продать их на утро по дешёвке на Птичьем рынке.
Пару раз в деле оказывался и я.
Первая незаконная «воровская доля» моя составила шестнадцать рублей. Ровно половина от незаметно вытащенных Юркой из картонной коробки в детском саду, откуда мы забирали вечером моего младшего брата.
Это были деньги на подарки воспитателям и нянечкам к восьмому марта. Собираемые добровольно родителями в соответствии с тарифом и списком, повешенным администрацией на стене над коробкой.
Долю эту получил я уже на улице и сначала даже не понял, откуда взялось такое богатство.
Шальные деньги моментально вскружили голову.
Уже на следующий день я стал счастливым обладателем долгожданного оловянного пугача, купленного у местного старьёвщика за рубль. И пятидесяти глиняных патронов к нему за аналогичную сумму. Далее следовал перочинный нож за рубль тридцать, три пирожка с повидлом по пятачку, шоколадный батончик за тридцать три копейки и две бутылки газировки по двадцать две копейки со стоимостью посуды.
За оставшейся суммой на утро зашёл участковый. В форме, с погонами капитана.
Был он высок и вежлив. А в квартире возник из воздуха, словно Старик Хоттабыч. Семья завтракала, мама вышла из-за стола на кухню и вернулась уже не одна.
- Ну, что, сдаём награбленное? – весело спросил он, обращаясь ко мне – Демидов уже сдал.
В кромешной тишине я выгреб из карманов всю мелочь и мятые бумажки, молча передал гостю.
Тот пересчитал их и ещё больше повеселев, добавил:
- Тут должны быть ещё четыре рубля двадцать две копейки.
Матушка, ещё не отошедшая от происходящего, суетливо достала из сумки пять рублей и протянула ему.
Участковый долго возился со сдачей, аккуратно разложил её на столе и вежливо откланялся.
История эта была настолько нелепа, что, не имея продолжения, очень быстро стерлась из памяти нашей семьи.
Я, же, вспоминаю эту сцену часто и помню очень живо.
- Облом вышел – озадаченно сказал Юрка – Вовчик нас сдал со старого Свиблово. Стукачом оказался.
Плюгавый нескладный Вовчик был нашим ровесником. Он учился в соседнем классе, хороводился с нехорошей компанией, что не забывал хвастливо демонстрировать, и имел репутацию отъявленной шпаны.
Однажды Юрка уговорил меня прогуляться за компанию в ночи до ближайшей голубятни. Чтобы, как он сказал, проучить заносчивого амбала-старшину, который её держал. Украденные голуби ушли на Птичку.
Мероприятие, суетное и хлопотливое, не понравилось. Вырученные деньги деть было некуда. А родители стали внимательно следить за моими приобретениями.
На дело с Юркой я больше не ходил.
Его попытки научить меня курить к успеху тоже не привели.
Со временем как-то незаметно стал он отдаляться от нашей компании.
Его всё чаще видели с ребятами из соседнего района. Они были старше, авторитетнее, кое-кто даже успел отсидеть.
Вскоре загремел и он сам.
Вместе с новым велосипедом. Который к себе же в квартиру откуда-то и приволок.
Отец на беду дома оказался. Был он уже прилично поддатым, воспитывать стал, допытываться, что за велосипед такой, то, да сё.
Юрка объяснять отцу не стал ничего, спать лёг.
А ночью его разбудили. Группа товарищей в погонах и соседи, приглашённые в качестве понятых.
Пригласил их дядя Гриша, не поленившийся спуститься на улицу и добраться до ближайшего телефона-автомата. В котором подобная опция не стоила ничего.
Как рассказывал потом Юрка, следователь душевный попался. Просил не волноваться шибко, дескать малолетка ты ещё, первоходок, условным сроком отделаешься.
Просил по дружбе ещё пару – тройку бумажек подписать. По другим делам пустяшным:
- Тебе так и так условка, а мне с бухгалтерией подмогнёшь.
Но надул. На всю оставшуюся жизнь урок преподал.
По совокупности преступлений насчитал тогда Юрке судья четыре с половиной года.
Из которых не досидел он только год.
Вскоре умер дядя Гриша. Война догнала.
Тётя Полина, побелев головой, осталась всё такой же тихой и приветливой. В положенные сроки отправляла она на зону посылки со вкусностями, передавала от нас приветы в письмах своих, копила деньги на обновы сыну.
И когда объявился однажды Юрка в нашем дворе, одет был щёголем. В дорогущей кожаной куртке, брюках в клёш, ботинках лакированных.
На вопросы пацанов дворовых отвечал, что ничего хорошего нет на зоне, дескать, не торопитесь, ни вам не советую, ни сам не собираюсь туда больше.
Но, как говорится, от тюрьмы, да сумы…
Так как вскоре опять сел. На восемь лет. За разбой.
Не скажу, правда, чтобы и за те полгода, что успел он походить на свободе, была у него возможность погулять спокойно.
Воронки увозили Дёму регулярно. От дворового доминошного стола среди бела дня, с проводов в армию приятеля среди ночи, со свадьбы в соседнем подъезде.
Что бы не случалось в районе, начинали с него.
Второй срок свой отсидел он от звонка до звонка.
Подруга юности, успевшая когда-то давно родить ему дочку, вышла замуж. За серьёзного парня из прежней компании.
Выглядел Юрка похудевшим, потерявшим прежний лоск, стал даже как будто меньше ростом, прихрамывал слегка.
Заходил в гости. Рассказывал, что собирается завязывать. Планирует завербоваться на Севера.
Да не судьба, видать.
Мы с женой получили новую квартиру, уехали в другой район.
А через несколько месяцев я случайно встретил на улице тётю Полину. Обрадовался, попросил передать привет Юрке.
Она ответила с грустной иронией:
- Буду писать, передам. Сидит опять. Десятка.
Больше с Юркой я не виделся.
Удивительно, но отголоски о его судьбе нет – нет, да и доносились до меня иногда.
При неожиданных обстоятельствах, от случайных рассказчиков.
Как правило, это были истории о зоне. От людей, там побывавших - грузчика с моего склада, солидного покупателя, бравшего долгое время у нас оптом водку с пивом, школьного приятеля моего младшего брата.
Говорили о нём всегда уважительно.
Мне это было приятно.
Как будто в этом была и моя заслуга.
В конце девяностых, проезжая как-то мимо, я не удержался и, сделав небольшой крюк, подъехал к старому дому.
Его готовили к сносу, большая часть жильцов уже успела перебраться на новые места.
У одного из подъездов встретил бывшего соседа. Стал расспрашивать про народ. Спросил про Дёму.
- Умер он недавно – сказал тот – хворал всё.
Известие обожгло.
Неожиданно больно.
Показалось вдруг, что я физически почувствовал, как оборвалась в это мгновение ещё одна ниточка, связывающая меня с прошлым. Таким уже далёким, но с каждым годом всё более дорогим.
Мы молча закурили, докурив, молча выбросили окурки и так же молча, крепко пожав друг-другу руки, попрощались.
И ты, Юрка, прощай.