\ Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за правое дело.\
Полночь.
Неудивительно что «Отрада жизни» обезлюдела и потускнела, когда львиная доля посетителей предпочла домашний очаг в преддверии очередной рабочей недели.
Жора-бармен томился у стойки зевая в кулак и пялился скучающим взором на циферблат «Командорских», хотя от его недремлющего ока не ускользнула и запоздалая пара, попытавшаяся незаметно прошмыгнуть через тяжёлую аляповатую дверь.
Немолодой джентльмен (багровый шрам на щеке) окинул зал из-под полей мятой шляпы канувшей в моду ещё в годы продвинутого социализма и приметив уютный столик потянул за собой юную пассию жеманно цепляющуюся за локоток великовозрастного бойфренда. Стрельнув тигриным прищуром на потрёпанного временем неказистого завсегдатая у окна, он заискивающе улыбнулся:
-- Жека?.. Моё почтение. За ваш столик не откажете?
-- Те-чо место мало!? -- выпятил грудь невзрачный блондин, но тут же стих и обмяк. -- Пользуйся, -- кивнул он на стул, -- только не вздумай фамильярничать, а-а?! Для кого Жека, а для кого Евгений Васильевич!
Угрюмый завсегдатай питейного заведения небрежно сдул пену с бокала, обдав брызгами «Балтики» полуночную пару и оценивающим взглядом самца-гурмана ощупал юное создание:
-- Откуда кареглазая? -- осклабился Жека озорно подмигнув, -- лялька не из тутошних?
-- Лола?.. -- оживился нахальный субъект, посягнувший на территориальную неприкосновенность Жеки-завсегдатая, -- из заезжих будем… Лолита от Набокова.
Присев у столика поздний посетитель словоохтливо попытался озвучить краткую генеалогию своей подопечной:
-- Её литературный папаша по сей день у нас в Чистилище мается, никак не очистится сердешный…
У Евгения Васильевича не было и йоты желания окунуться в омут метрических тонкостей юной зазнобы, он жадно хлебнул водянистого пива и недовольно поморщился:
-- А ты у неё за кого будешь!? -- оборвал он невзрачного бойфренда.
-- Не у неё, а у тебя. Ангелом-хранителем приставлен, -- одарив Жеку тигриным прищуром, представился собеседник.
-- Ты-то?.. -- осклабился Жека и кивнул на фетровую шляпу, где сквозь прореху в тулье выглядывал бесформенный нарост, напоминающий обломанный козий рог:
-- Кто ж тебе рога обчекрыжил, хранитель? -- пьяно гоготнул Жека.
Полуночный посетитель нервно заёрзал на стуле и поправляя поля мятой шляпы зло пробурчал:
-- Смех юродивого порождает глумление миром бытия, а забвение бренным уповает на милость Всемогущего. Неужто память отшибло, когда под Новороссийском, желторотым мор-пехом на «Стяге» перевернулся и ушёл на дно рыб кормить? Кто тебя за руку ухватил и к берегу на песок выволок?
-- Ты-ы-ы…?? -- захлебнулся «Балтикой» Жека.
-- Нет Ихтиандр, -- с издёвкой передразнил его «багровый шрам». -- А в начале девяностых, когда у вокзала в телеграфный столб как ножом в масло…? Копейка - в хлам, а у тебя лишь мурло в царапинах и фингал под глазом.
Лысоватый блондин втянул голову в плечи, перебирая в голове сумбур жизненных невзгод, которые могли бы стать роковой чертой его бренного бытия:
-- Пардон почтеннейший -- заюлил Жека, -- я же не нарочно. Дурь по мозгам вдарила и-и... -- он осёкся, затравлено бегая глазами по сторонам. Стрельнул взглядом на потолок, он остановил свой взор на массивном бронзовом канделябре дамокловым мечом нависшем над его головой:
-- По мою душу?..
Не дожидаясь ответа, Жека отшатнулся подальше от покрытого зеленью увесистого канделябра, вдавив своё тело в свежевыбеленную стену. Неистовый хоровод видений закружился перед глазами завсегдатая районного бара:
Детство. Юность. Плотник четвёртого разряда. Бомбила-неудачник…
Но повисшее над столиком мрачное оцепенение разрядил кашляющий смех таинственного посетителя:
-- Нет-нет, -- отчески пожурил ангел-хранитель, -- канделябром по черепу тебе не грозит. Мы о твоём будущем погуторим, о завтрашнем собеседовании, -- подытожил он. -- В двойники тебе дорога уготовлена: там где молочные реки с кисельными берегами и золотые горы на горизонте маячат, -- усмехнулся хранитель. -- Работы поверь на копейку. Чуток подрехтуют, где надо подправят, костюмчик по фигуре и-и… а-ля фокус-покус - как две капли воды Владимир Владимирович.
Он заскрипел стулом усаживаясь поудобней и брезгливо поморщился, вытирая пальцы угодившие в лужу пролитого на столе пива. Голова ангела-хранителя затряслась как у тряпичного паяца управляемого неумелой рукой кукловода-манипулятора:
-- Одумайся пока не поздно, -- зашипел он, -- с ушлой братией из ФСБ тебе ничего дельного не светит! лозунгами о «родине-патриотизме» мозги загрузят и-и…
-- В душу не лезь рдетель! -- оборвал его блондин не первой молодости, -- с этим у меня вопрос решёный.
Кривая в настроении Евгения Васильевича явно устремилась в апогей. Ещё бы!.. Минуту назад он был уверен, что бокал «Балтики» будет последним блаженством его бренного бытия… хе… ан-нет всего лишь никчемная каверза, пустышка. Ещё один из замысловатых виражей непредсказуемой судьбы-вертихвостки.
Жека бросил снисходительный взгляд на злосчастный канделябр, который волею провидения мог стать последней вехой между миром бренного и тенью таинственного; он прикрыл воспалённые веки в охватившем апофеозе радужных грёз:
-- Там тебе и кремлёвская больница. И одежда с жильём. И царские хоромы в Геленджике. Про оклад я помалкиваю, -- он перешёл на шепот. -- Обещали офшор, где только душа пожелает: хошь в долларах на Багамских островах, а если поближе приспичит: то в евро и в Лихтенштейне.
Но перечень голубых надежд окаймлённых розовым горизонтом не произвёло должного впечатления на загадочного собеседника. Хранитель лишь нахмурил кустистые брови и зло тряхнул седыми кудряшками:
-- В логово зверя прёшь!? А-а?.. Окстись! Билет на небеса и дороги назад не будет. Там тебе и ФСБ и ФСО и отдел по ликвидации, -- увещевал он, -- обнулят тебя непутёвого, выжмут как лимон, а про доллары и евро забудь! Покойникам деньги – лишнее.
Но уловив безмятежную улыбку на небритом лице своего подопечного, он желчно усмехнулся, бормоча новоявленному клиенту в парадиз блаженства или в мир вечных мук:
-- Прости заблудшего, избавь от страданий. У каждого свои тернии, у каждого своя Голгофа.
Упиваясь мечтами о радужном будущем, Жека даже не обратил внимания на зловещее бормотание собеседника. Настроение ревностного завсегдатая «Отрады жизни» изрядно зашкаливало, а безмятежная душа плотника четвёртого разряда, охочая к сиюминутным усладам жизни, требовала продолжение банкета. Он придвинулся поближе к столу и сунул нос в пустую кружку, где на дне плавали белые хлопья пены:
-- Эй на палубе! -- рыкнул Васильич, повернув голову к стойке, что заставило Жору-бармена оторваться от музыкальной ностальгии томно лившейся из запылённого динамика. -- Заткни рот своей Салтыковой и тащи сюда по кружке «Балтики»!
Оповестив об очередном вожделении души, он судорожно икнул и плотоядным взглядом уставился на молодую спутницу ангела-хранителя:
-- Девуля сущий крем-брюле! -- Жека сложил губы бантиком, изобразив на лице фривольно-лирическое вдохновение. -- Ты мне её презентом?.. в подарок по старой дружбе?
-- Лола? -- оживился хранитель, -- она у меня на Купидона экзамен сдаёт, арбалет почище твоего Робин Гуда держит. Промеж рог шандарахнет, - не одна реанимация не примет: быстро надёжно с гарантией.
-- Шандарахнутся?.. -- уныло заканючил Жека, -- да я бы и сам не прочь. -- Но поликлиника мать её!.. на прошлой неделе в амбулатории накаркали: половая неврастения, нехватка тестостерона, а всё от неё проклятой… «Сибирский стандарт»!
Поздний субъект лишь недовольно заёрзал на стуле:
-- Попридержи своё красноречие недоумок! не для девичьих ушек твои похабные излияния. Ты бы лучше…
Лолита, до сих пор скучавшая в мужском обществе и без особого интереса внимавшая наставлениям и поучениям непутёвому Васильичу, заметно оживилась:
-- Импотенция - это миф!.. Как бессмертие-человеколюбие, или таблетки от мастурбации, -- проворковала она, смахнув со щеки слезу, нежную как слеза комсомолки. -- Порочная и злободневная ложь женщин-неумёх лишённых заурядных житейских навыков…
-- Попридержи язычок Лола, -- оборвал её ангел-хранитель, -- от твоего щебета у меня в ушах свербит!
Бурю эмоций, захлестнувшую уютный столик у окна, обуздал Жора-бармен, появившийся с тяжёлыми кружками желтоватого пива:
-- Две «Балтики» уважаемой публике прямиком от производителя!
-- Пиво для кого?.. – насупился хмурый джентльмен, вперив тигриный прищур в дородное тело бармена. -- Этому, -- он кивнул на Жеку-завсегдатая, -- не помешало бы лёгкого и безалкогольного. Нажлёкался у тебя в гадючнике, еле языком ворочает!
-- У нас не институт благородных девиц, -- обиделся Жора, -- пробачайте панове, но безалкогольное не держим-с.
Он уже было повернул к своему рабочему месту за стойкой, но назойливый посетитель ухватил его за рукав грубой толстовки:
-- Ты паря мою детку у бара усади, а-а? Плесни ей чо-нить сладенького: «Маргариту» или там «Манхеттен», только не переусердствуй, чуешь?
Приметив хищные огоньки, блеснувшие в свиных глазках Жоры-бармена, он тут же прикрикнул:
-- Но-но, полегче боров. Фуфлом детке на уши не вешай! Небось дома жена, а три пигмея в памперсах по ковру елозят, э-э-э… -- он замолк скребя сивый подбородок.
-- Чуть из головы не вылетело, -- пробурчал хранитель, -- приготовь бутылочку чешского на вынос, чтобы этот, -- он кивнул на Васильича,-- утром в фокус вписался.
Впрочем, глаза завсегдатая «Отрады жизни» уже вписались, предвкушая терпкий аромат «свежей партии» вовремя подоспевшей к продолжению сабантуя.
Перекрывая музыку, из-за стойки донёсся визгливый фальцет Жоры-бармена:
-- Слышь папаня!? Она графин «Мадеры» требует!
Хранитель призадумался, хлебнул густого пива и отмахнулся скривив на лице недовольную гримасу:
-- Не впервой! лей что скажет. Гулять так гулять!
Стрелки на пожелтевшем циферблате показывали час ночи.
Поглядывая исподтишка на угрюмого джентльмена за столиком у окна, Жора услаждал двусмысленными фразами юное создание и уже подумывал поставить гимн Республики Беларусь, где звучал намёк о грядущем закрытии питейного заведения. Но своенравная Лола прониклась желанием осушить графин «Мадеры» до дна и тянула время, флиртуя напропалую с розовощёким барменом…, это и укрепило его в помыслах: затащить в подсобку уже дошедшую до нужной кондиции «детку-конфетку».
-- Любовь сердце жжёт кареглазая, -- лирическим отступлением пытался он обозначить точки над «и», -- и только пылким огнём желания утолить предначертано нам..., -- перевирая падежи и рифму гнул свою линию бармен, поглядывая на дверь подсобки.
Витиеватые излияния Жорика звучали наиграно и фальшиво. Да ещё и этот угрюмый папик с тигриным прищуром у окна, от которого сеяло жутким холодком в груди новоявленного хахаля.
-- Сиди в своём Могилеве и не пытай судьбу, -- нажимал на Жеку неугомонный хранитель, бросая недобрый взгляд на ретивого бармена. -- С утра на свежую голову подумай, обмозгуй, а там, -- он горестно вздохнул, -- там уж куда кривая выведет.
На Жеку нашло внезапное просветление заигравшее блеском стали в серых глазах. Силы разума рассекли марево дурмана, отыскав панацею от всех бед. Его взгляд стал осмысленным, а из гортани вырвались нотки излишней самоуверенности:
-- Я живу надеждой на сытое будущее, -- хриплым голосом начал он, -- на провидение Господа. А ты пытаешься кознями необоснованных доводов отнять мой единственный шанс? моё благополучие и безбедную старость? Лиши надежды и недалёк тот день, когда меня найдут в канаве здесь же недалеко у бара, -- Жека выжал кривую ухмылку. -- Да-да! с циррозом печени, угробленным сердцем, и душой плутающей в потёмках надеясь скинуть с себя оковы опостылевшего тела.
Его твёрдость духа вдруг улетучилась, речь превратилась в неясное бормотание, в чём немаловажную роль сыграли мрачные суждения о ближайшем будущем:
-- Агония на больничной койке, смердящей мочой и немытой человеческой плотью, затем погост с могилой - фанерный щит в изголовье. Да здравствует вечность?.. Здравствуй долгожданное безмолвие?..
Со зловещей ухмылкой на лице он покачнулся на стуле:
-- И это ты называешь предрешением Господа? Мне!!? -- взревел Жека. -- Да будь проклят тот миг, когда я выполз из утробы матери!!..
Гимн республики Беларусь окутал аккордами последние слова Жеки-завсегдатая. Но прерывая величие фанфар, его внезапно рассёк дребезжащий звук, от которого Евгений Васильевич в ужасе оторвал голову от подушки. Взмахом руки он отбросил на крашеный пол ненавистный будильник и тот вякнув как побитая собака, дёрнулся на последнем издыхании. Присев на кровати, Жека водил безумными взглядом по гостиной, которая была для него и столовой-спальней и кухней. Глаза натыкался то на щербатый стол окаймлённый тройкой табуреток, то на платяной шкаф…
-- Хранитель мать твою! -- ухватив затылок простонал он, ощущая как невидимый изувер пытается вкрутить в его череп стальной трёхдюймовый штопор.
-- Пива-а, -- простонал Жека, но в холодильнике было хоть шаром покати.
Чудес не бывает… ну это ещё у кого как: взгляд Евгения Васильевича наткнулся на бутылку «Чешский козёл», по которой текли холодные капли, собираясь в лужицу у толстого донышка. В несколько глотков Евгений Васильевич опустошил содержимое «Козла», ощущая как острая боль, уступает место лёгкому недомоганию.
Дыхнув на ладонь, он поднёс пальцы к ноздрям и тут же скривился:
-- Смердит что твои Авгиевы конюшни! – пожаловался Васильич чёрно-белой фотографии в бронзовой рамке, где безусый морской пехотинец сжимал в руке укороченный АК.
Босиком Жека прошлёпал к санузлу со стенами в облезлой штукатурке, которые уже давно молили о пощаде, но их «стенания» уж никак не вписывались в его распорядок дня занятый опостылевшей работой и «Отрадой жизни».
В шкафчике с таблетками, ватой-йодом, и бритвенными принадлежностями, он отыскал бутылку изумрудного «Шипра»; отвинтив колпачок, Евгений Васильевич прыснул в рот одеколоном после бритья и зажмурился от нестерпимого жжения. Повторив предшествующие «изыскания» при помощи ладони-пальцев, результатом остался весьма доволен... ещё бы:
-- Зелёный змий, а действует безотказно!
Глянув в зеркало, Жека провёл ладонью по небритой щеке:
-- Подь сюды геном, -- пригрозил он своему отражению, -- я-те геометрию вправлю!
Но на бритьё уже не оставалось ни минуты времени:
-- Чай не на свадьбу собрался, -- пробурчал он, -- сойдёт за первый сорт!
Завершив свой неприхотливый туалет, Жека вернулся в спальню-гостиную и дёрнул дверку шкафа, припоминая мрачные прогнозы из ночного кошмара.
-- Да чтоб ты так жил, гнида! -- рыкнул он в тигриный прищур хранителя, чётко перекочевавший в сознание с неизменной шляпой а-ля продвинутый социализм.
-- Чё тут ерепениться: в двойники, так в двойники, -- обречённо пробормотал он, примеривая пахнущую «Шипром» и мылом полосатую сорочку.