В тот день я возвращался домой поздно. Очень поздно. Скорее рано, рано утром. Было такое время суток, когда ночь уже закончилась, а утро ещё не наступило. Было такое время года, когда осень уже закончилась, а зима ещё не наступила. И было такое время жизни, когда детство уже закончилось, а взрослая жизнь была ещё далеко. Это время называется юность. Только в это время жизни хмель уходит, а похмелье не наступает. От всего: от алкоголя, от женщин, от друзей, от жизни...
Я возвращался домой с затянувшейся вечеринки с ощущением полного удовлетворения, которое может быть лишь в ранней молодости. Единственное, что омрачало это состояние, было то, что, докурив сигарету у подъезда, мне надо было возвращаться домой на мамин неизбежный суд. Хотя вчера вечером я предупредил её, но, зная мамин характер, представлял, что ожидает меня. Эпоха мобильной связи ещё не наступила, и все разборки велись в то время исключительно вживую. Была надежда, что мама спит, и, тихо открыв дверь своим ключом, мне удастся избежать скандала.
Надежда умерла. И речь не о Надежде Константиновне Крупской - супруге вождя мирового пролетариата, а о надежде незаметно проскользнуть в свою комнату.
Мама была интеллигентным человеком, и потому не спросила, почему я так поздно вернулся. Она просто обрушила на меня поток слов, используя парламентарные выражения, смешанные с нецензурную бранью. Последним она отдавала предпочтения.
Из нескольких минут пламенный речи, которой мог позавидовать покойный президент Венесуэлы Уго Чавес на трибуне ООН, я сделал один важный вывод: моей вины во вчерашнем загуле процентов 10-20, не более.
Часть вины, по словам матери, была на совести моих друзей, которым она грозилась все припомнить при очной встрече. Не меньше вины лежало на всех представительницах прекрасной половины человечества, вне зависимости от возраста и социального положения. С ними она была подчеркнуто вежлива и мила во время телефонных переговоров, ибо мобильные телефоны ещё не появились, а, кладя трубку, называла «женщинами с пониженной социальной ответственностью». Впрочем , кому я вру? Она их называла хлестким азербайджанским словом, повторить которое я не смею, дабы не оскорбить слух моих читателей. Свое мнение она аргументировала тем, что нормальные женщины со мной просто не будут связываться.
И, наконец, ровно половины ответственности за моё поведение несли гены, и утверждение, что «яблоко от яблони далеко не падает», было фундаментальным. Мысль, что в выборе яблони я не участвовал, мне пришлось оставить при себе, и молча пройти в свою комнату, где я уснул мертвецким сном .
Проснулся я часа через три, максимум четыре. Во-первых, я всегда мало спал, во-вторых, чтобы восстановить силы в юности, нужно совсем немного, в-третьих, ужасно хотелось есть.
И без того волчий аппетит разыгрался вовсю от доносившегося с кухни запаха. С кухни шёл, гарцевал, проносился галопом аромат Кюфта Бозбаша. Если у всякой вкусной еды есть свой аромат - смесь трав, пряностей, мяса и овощей, то с Кюфта Бозбашом ситуация совсем иная.
Здесь каждый ингредиент имеет свой голос. Аромат этого блюда сравним с полифонической музыкой Баха, где каждый инструмент играет свою, индивидуальную партию, но, благодаря искусной руке дирижёра, создаёт удивительную гармонию. Все - то же самое, но вместо скрипки - мясо, партию фогота исполняет картофель, а россыпь гороха поддерживает ритм оркестра. Даже морщинистый, как Мик Джаггер, tur;u, спрятанный в тефтелю размером с бильярдный шар, деликатно подпевает пастушьим рожком. И только на бакинских кухнях знают, как управлять этим оркестром.
Молодость имеет привилегию безумства, риска, геройства, и не видит преград для похода на кухню к рассерженной матери с половником вместо дирижерской палочки в руках.
- Аааа, проголодался? - с нескрываемым сарказмом спросила она. - А что же тебя не накормили твои... , - в эти три точки дорогой читатель может вставить широкий набор слов, и вряд ли они пройдут цензуру.
На столе уже стояла кяса с Kufte, и даже бонусом торчала кость с кусочками мякоти, так называемая Parcha, как корабельный остров после кораблекрушения. Я буквально проглотил содержимое кясы. Ничего не спрашивая, мама наполнила мне вторую. Её я ел медленно, смакуя каждый кусочек...
Я вышел на улицу, день был в самом разгаре, и странное ощущение легкости не покидало меня весь день. Его смысл я понял годами позже. Это было ощущение абсолютного счастья, которое не повторится больше никогда.
Никогда больше мое счастье не будет полным.
Не потому, что ночные вакханалии навсегда остались в прошлом - всему свое время.
Не потому, что в юности железное здоровье позволяло съесть то, к чему сегодня и не подойти. Ничего страшного, здоровье надо беречь.
А потому, что больше нет рядом мамы. Сегодня ровно 20 лет, как она ушла от нас, и прежде всего от меня. В тот день я остался сиротой, и это ощущение не покидает меня все эти годы, и больше не даёт мне быть таким счастливым... как в тот день.
P.S. Я знаю, какие чувства будут у моих читателей после прочтения этого рассказа. Это жизнь. И в ней всегда смех идёт рядом со слезами, веселье с грустью. Для мамы было бы большой радостью, если бы она могла видеть, скольким людям этим рассказом она подарила улыбку. Это она так любила при жизни. Это у неё получается и сейчас.
Всем матерям посвящается...