Как я любил коммунизм...

Николай Владимиров
     В социализм и коммунизм я верил с зелёных сопелек.
     Все общее и даром. Работать по-стахановски, а брать от социалистического пирога сознательно и честно сугубо столько, сколько лично потребишь. Никак не больше.
     И гармонично развиваться.
     Верил, так можно. Надо только захотеть...
     К этому призывал товарищ Сталин. Вождю я  абсолютно и бездыхано верил. Даже после хрущевского разоблачения, чем, конечно, был пришиблен, но, проникшись грандиозной программой построения коммобщества за двадцать лет, воспрял. Более того, стал всечастно этому способствовать.
      Принятый стараниями отца-фронтовика в учебную группу фезеровщиков Нижне-Тагильского РУ, даже без места в общаге, три месяца ночуя на столах вечерней школы, утром на завод по пожарной лестнице спускаясь, я:
    - был лучшим среди пацанов в цеху;
    - сходу овладевал общеобразовательными дисциплинами Ремесленного Училища;
    - осваивал гитару;
    - балалайку-контрабас;
    - выступал в ансамбле народных инструментов перед публикой;
    - тренировался в баскетбольной секции;
    - завершал десятилетку.
       А, главное, без никакой раскачки включился в движение ударников за коммунистический труд!
     Да как!
     Собрал нас, учеников-станочников мастер-наставник и объявил:
     - С сегодняшнего дня будем работать по-новому, по коммунистически. Ясень? Партия велела. Ясень? Как? Отвечаю. Вчера вы – засранцы, хулиганы и дармоеды, сегодня – сознательные труженики. Ясень? Будете вкалывать по способности, сколько каждый может. А жрать по потребности, от пуза. Ясень? И плюньте тому в фотку, кто попробует отказаться.
     Разбрелись ученики по рабочим местам. Я – к своему немецкому супер-гиганту строгальному станку. Закрепил чугунную болванку, из коей деталь надо выстругать, – одну за смену – настроил резец и думаю: а чо, как две вмандюрить? Способно? А почто нет? Приладил вторую. Опять задумался. А по;хрену две, ну как три? Установил три. А чо бы не четыре? Приспособил ещё две, потом ещё – всего двенадцать.
     Тут как раз мастер возник. "Ты что, станок запороть хочешь, столько заготовок наляпал?"- бранится. "Дак евонная станина вона какая! Чо из-за одной-то её гонять туды-сюды? Чай, выдюжит, не сломится", - я ему. "Ну, мучайся дурью, раз охота. Только это: я тебя не видел, ты меня не слышал. Ясень?" - он.
     Запустил я станок. И лежала к концу смены у моих ног дюжина готовых деталей. А тут же подскочивший мастер-наставник, загнав заслюнявленную папиросу в угол рта и убедившись, что станок жив-здоров, пожал мне руку.  Были в этот день и иные, кто выполнил, конечно, не двенадцать норм, но две точно.
     Правда, в столовке нас напитали не по обещанной потребности, а порционным рыбным супом, котлетой с макаронами и компотом. Но бригаде это не помешало. Весь месяц она трудилась по-коммунистически, выдавая три учебно-производственных плана. За что была премирована.
     И работала бы дальше, если браку бы не понаделала. Пришлось списать его на учебные издержки. И одного ударника ком-труда на проходной выловили с ворованными деталями. Да и сам мастер-наставник напортачил. Получил премию, отпущенную группе будущих станочников за ударный труд, и пропил её всю дотла. Во хмельном угаре ругал учеников "бригадой кому-нести-чего-куда", потом потерял человеческий облик и изнасиловал несовершеннолетнюю упаковщицу.
    Преступника уличили и закатали в асфальт. Бригаду коммунистического труда расформировали.
     Жаль. Хорошее дело загубили!
     Очень жаль!
     Нет, я не разочаровался. Один выродок погоды не делает. Социализма, тем более, коммобщества не опорочит.
     Например, армию, - воплощённый образ социалистического общества, куда пристало время призываться. Хотя и там не медом мазано...
                (Продолжение следует))