Я просыпаюсь и мгновенно слышу сразу всё: звуки удара мячом во дворе, плачущего где-то далеко чужого малыша и скандал соседки с ребёнком постарше. Слышу летящий над домом самолёт и двигатель трактора, поливающего цветы. Фоном из квартиры - холодильник, будильник. Думаю о том, что хорошо бы закрывать балкон перед сном, изолировать стены и пол, поменять холодильник – может, хоть тогда на меня с самого утра не будет обрушиваться вся эта какофония.
Но следом за слухом просыпается обоняние. Встаю с кровати больной собакой - чувствую, как пахнет нагретая мною постель, утренний воздух за окном. Но больше всего мне досаждают человеческие запахи: сегодня я ощущаю даже свой, причём не как нечто единое, а по отдельности: волосы, подмышки, промежность, ноги – всё воняет, но всё по-своему. Омерзительно. Иду в ванную пытаясь смыть с себя всю эту гадость, но, по сути, меняю один запах на другой – волосы теперь пахнут «персиком», тело «малиной» - резкие отдушки моющих средств похожи на то, чем пытаются казаться, примерно так же, как детский карнавальный костюм фрукта на реальный плод. «А я томат!» - приходится говорить мальчику в алом шароподобном платье, хотя все вокруг поняли, конечно, кого он изображает, все знают правила этой игры. Но даже во сне не перепутают этот томат с настоящим помидором.
Еду в вагоне метро. Собственные запахи надёжно забиты синтетическими, источающие запах места прикрыты одеждой, на всякий случай, пахнущей стиральным порошком и кондиционером. Мой нос чувствует запахи от других пассажиров, а мозг дорисовывает картины, предшествующие появлению запахов в метро и их дальнейшего отдельного путешествия. Вот девушка напротив занялась маникюром – она подпиливает ногти, наносит ухаживающее средство и мажет руки кремом. Меня трясёт от отвращения, я готова её ударить. Раздражает и само действие, и то, что не могу от него оградиться: понимаю, что она делает, не глядя, по запаху. Какая-то собачья часть меня механически подсчитывает: запах крема останется после неё на поручне, за который она схватилась, выходя. Аромат наложится на тысячи других, разбавляющих мощный фон характерного запаха метрополитена.
Делаю пересадку, вступаю на эскалатор. Вдруг воспоминания юности охватывают меня. Будто через фиолетовый туман вижу бывшего мужа – мы оба на двадцать лет моложе, влюблены друг в друга. Несколько минут еду на эскалаторе как бы окутанная облаком. Поднявшись на станцию, понимаю, отчего. Мужчина, стоящий на ступеньку выше по эскалатору, пользуется той же туалетной водой, что и мой жених – где он её только взял сейчас?
Вышла на улицу, быстро ухожу от вони проспекта вглубь квартала. Булочки на углу, сигаретный дым и прогорклое масло шаурмы.
Офис встречает шумом кондиционера. Соседка по комнате сходила покурить (я унюхала это, когда она подошла ко мне достаточно близко), а теперь сотрясает воздух сплетнями о прочих сослуживцах. Возможно, зная о моих нынешних неприятностях, она пытается меня отвлечь. Наушники, конечно, не спасут ни от запаха, ни от звуков, но всё же хоть немного отгородят меня от реальности. Вставляю их в уши, вежливо покивав соседке. Принимаюсь работать. Буквы на экране складываются в слова, слова во фразы. «Перед смертью не надышишься» - вдруг вижу я перед собой и понимаю, что отвлеклась, невольно вместо клише о новостройках напечатала мысль, беспокойно крутящуюся в голове.
Запахи, звуки, бессмысленные разговоры не отвлекают от главного: сбылся один из ночных кошмаров – я уволена. Мне сорок два, я делаю работу, с которой принято стартовать. Профессионал, но ища работу, конкурирую с куда более молодыми и напористыми.
Мимолётно вспоминается собеседование, на которое я ходила на прошлой неделе. В огромной комнате для рядовых сотрудников играло радио. Что-то из современной, незнакомой мне и неприятной отечественной музыки. Уже ожидая директора, оказавшегося лет на пятнадцать моложе меня, внутренне содрогалась и отчаянно хотела сбежать. Лицо выдало меня, конечно – не смогла убедить бородатого мальчика, что хочу здесь работать.
И вот теперь дорабатываю последние дни в некогда любимой компании, раздражаясь от запахов и звуков вокруг.
Вернулась домой – снова табачный дым, проспект, потные пахнущие люди в метро, только теперь в обратном порядке. Закрылась. Несмотря на поздний час, за окном светло и многолюдно, всё же лето, июнь. Смотрю на отражение заходящего солнца в окнах дома напротив и нежно голубое, с розовыми росчерками облаков небо. Вряд ли скоро усну – в последнее время всё чаще засиживаюсь допоздна, читаю соцсети. Споры о неважных мне вещах, рассказы о чужих проблемах помогают хоть немного отвлечься, не гонять по кругу одни и те же истеричные мысли. Увидев фотку приятельницы из отпуска, вдруг ощущаю медвяный липовый аромат. На фото, правда, ананас в траве. Я откладываю в сторону телефон, зажмуриваюсь, пытаясь представить ананасовый запах, но понимаю, что вижу цветущие липовые деревья.
Подхожу к окну, ещё не вовсе закончился закат. Открываю окно настежь. Да, тонкий аромат вливается в комнату и даёт, наконец, мне отдых. Кажется, даже и звуки города затихли – не слышно детских голосов из двора или проезжающих по улице машин – только тихий звон. Будто звонят металлические колокольчики – без мелодии, просто сотня первых и последних школьных звонков. Звон становится громче, и вскоре вижу, что колокольчики, должно быть, золотые – перед моим окном мелькают жёлтые блики, их солнечные зайчики. Впервые за последние несколько дней я абсолютно счастлива – дышу полной грудью и слушаю. Мне вдруг начинает казаться, что блики и запах сплетаются в солнечный путь – от моего открытого окна прямо в небо. Нужно сделать лишь полшага, и я полечу, поплыву в этом потоке аромата, света заходящего солнца. Подставляю табурет и взбираюсь на подоконник, чтобы шагнуть, раскинув руки, навстречу музыке и запаху солнца.
Но что это? Ещё какой-то блик в квартире, сбоку, отвлекает меня.
За пыльным, немытым с осени стеклом я вижу подвявший спатифиллум, «женское счастье». Купила когда-то давно несколько листочков, надеясь, что с цветением придёт и избавление от одиночества. Однако тот рос, зеленел, а цвести не хотел. Большая створка окна, открываясь, загнала горшок со спатифиллумом в угол. Но не поникшее «счастье» я увидела боковым зрением, среди листьев мне показался белый штрих.
Слезаю с табурета, прикрываю окно. Приглядываюсь. И вижу бутон! Это ещё не «парус», скорее, небольшой гордый флажок, но, без сомнения, «счастье» вот-вот расцветёт. Попыталась вспомнить, когда ж я его поливала? Не смогла. Вероятно в последние дни, погруженная в свои мысли, делала всё механически, не замечая. «Как бы помочь тебе, милый?» - думаю, метнувшись за лейкой. Отстоявшейся воды, правда, нет (действительно, запустила дела!) решила: «Ладно, разочек и из-под крана не грех».
На следующее утро проснулась как после болезни: будто видела тяжёлый, лихорадочный сон, а проснулась и попала в прекрасное летнее утро. На подоконнике на фоне неба торжествующе сиял белый парус спатифиллума.