В начале девяностого года некоторые рабочие дни, у нас на предприятии, начинались одинаково. Кто-нибудь из женщин кричал: «Девочки, кому талоны на крупу?» «А кому на мыло?» — подхватывала другая.
Наличие талонов не означало, что в магазине дадут товары без денег. Денег катастрофически не хватало. Поэтому «лишние» талоны раздавали. Берегли только талоны на сахар. Сахар не портится, с ним можно летом сварить варенье, и, вообще, с сахаром не пропадешь.
Как это часто бывает, перед лицом трудностей, люди объединились. Мне было бы намного труднее пережить эти годы одной.
Помню, моей подруге прислали целый посылочный ящик сливочного масла, по сносной цене. Наверно, она могла бы его выгодно перепродать или обменять, в конце концов, просто перетопить для своих детей, но она притащила его на работу. Толстой проволокой мы делили этот огромный кусок на всех. В жизни не ела сливочного масла вкуснее.
Утром делились информацией: кто, что и где достал. В пустой «Океан» завезли китовое мясо. Сейчас с удивлением узнаю, что это деликатес. Тогда я увидела огромные, темно-красные, почти черные куски мяса, пахнувшего рыбой. Стоило оно, по сравнению с рыночными ценами на мясо, недорого. Ни мне, ни моим детям китовое мясо не понравилось. Видимо, все было не так уж плохо. Заелись. Или «я просто не умела его готовить».
Еще одна сотрудница рассказала, где дешево продают яйца «бой». Это был не такой «бой», когда надколотые яйца аккуратненько лежат в ячейках. Это был «бой», который выливали в банки. После этой покупки я несколько лет не могла без содрогания есть яичницу. Дети, которые банку не видели, ели с удовольствием.
Наш начальник снарядил машину на Кубань за картошкой. Картошку привезли хорошую и недорогую. Много. Покупать могли все, независимо от стажа и должности. Можно было бы купить целый мешок, но не хватало денег. Занять было не у кого, все находились в одинаковом положении.
К тому времени, я сдала все до единой бутылки и банки в доме. Отнесла в букинист любимые книги. По воскресеньям начала ездить на барахолку. На «Вертодроме», так называлась барахолка в Сочи, можно было купить и продать буквально все. Проблема была в том, что почти никто ничего не покупал, все продавали.
Раньше я никогда не торговала, поэтому жутко стеснялась. Как-то, завидев издалека свою сослуживицу, я сиганула в сторону прямо через, разложенный на земле, чужой сервиз «Мадонна». Мои усилия оказались напрасными, сослуживица несла в руках, какую-то тряпку. Тоже пыталась продать.
Вдруг оказалось, что хорошо покупают детские вещи. Даже поношенные. Несколько дней мы жили на деньги, вырученные от продажи детского комбинезончика, в котором выросли мои сын и дочь.
То ли развалился, то ли полу развалился Госстрах СССР. Выплачивали компенсацию за страховки. На две «свадебных» детских страховки, я смогла купить палку колбасы, литр молока и еще какую-то мелочь. Справедливости ради, замечу, что дети были еще маленькими, и выплачивала я эти страховки не так уж и долго, но все равно не один год.
Раздали ваучеры. И тут же появились их скупщики. Многие люди продавали свои ваучеры, а на вырученные деньги покупали телевизоры и другую бытовую технику. Ваучеры я не трогала, я была уверена, что у меня в руках будущее моих детей. В какие акции нужно вложить ваучеры, мы не знали. Делать это нужно было быстро. Не было времени на раздумья, не было экономических знаний.
Решив, что «от добра добра не ищут», а я живу в городе, насчитывающем более шестидесяти санаториев, в которых люди будут отдыхать при любых режимах, я вложила свои ваучеры в «Черноморский инвестиционный фонд». «Черноморский инвестиционный фонд» был ликвидирован одним из первых. Мои соседи вложились в «Газпром» и не прогадали, получают дивиденды до сих пор.
Но все это были мелкие неприятности, по сравнению с тем, что начался Грузино-абхазский конфликт. Абхазская граница находится менее, чем в десяти километрах от Адлера, где я живу. Несколько остановок на автобусе. О том, что вы находитесь в другой республике, тогда извещала только надпись: «Абхазская АССР», никакого пропускного пункта не было. Иногда мы ездили туда за дефицитом. В большом магазине поселка Леселидзе можно было купить зеленый горошек, майонез, изысканные вина, гречку-сечку, обои на стены. Обязательно покупали хлеб. Огромные буханки пахли так вкусно, что брали по две, а то и по три.
Перед Новым годом нам на предприятии выделяли автобус, и мы ездили в Абхазию за мандаринами. Мы останавливались у дома, в котором продавали мандарины, и нас вели во двор. Там, прямо на земле, были навалены огромные кучи желто-оранжевых мячиков. Продавали недорого, намного дешевле, чем в Адлере на рынке. Приветливые хозяева щедро угощали вином. Грузинское ли то было вино, абхазское ли мы не знали. Просто с годами привыкли к кавказскому гостеприимству, принимали его как нечто должное.
Тем страшней и непонятней для нас стал конфликт между Абхазией и Грузией. В Адлер потянулись беженцы. Вдоль реки Мзымта образовался стихийный рынок. Люди, успевшие прихватить с собой какие-нибудь пожитки, теперь их продавали. Женщины в черных платках предлагали огромные сковороды, казаны, ступки. Этой чугунной посуде не было цены. Продавали за копейки. Я стыдливо прятала глаза, мы не чем не могли им помочь.
У нас, прямо на предприятии, поселилась семья беженцев. Отец семейства был каким-то начальником в нашей отрасли. Теперь эти люди, имевшие шикарный дом в соседней республике, ютились в кабинете на производстве, в ожидании малосемейки. Тем не менее семья не унывала. Глядя на двух смешливых красавиц-грузинок дочек не верилось, что совсем недавно им пришлось ползти под обстрелом, спасая жизнь. Их мать, видимо, гостеприимная и улыбчивая по натуре, теперь старалась еще и отблагодарить всех за приют и хорошее отношение. В маленькой электродуховке она умудрялась печь хачапури и постоянно всех угощала. Брать было стыдно, отказаться невозможно — уж очень вкусными они у нее получались.
Во времена Советского Союза было мало людей, которые могли поехать за границу. Мой дядя был таким счастливчиком. Помню с каким восторгом он рассказывал о макаронах, которые попробовал в поезде: «Представляешь, берешь баночку с сухими макаронами, заливаешь кипятком из титана, и, пока доносишь до своего купе, получается вкусный ужин!» Я недоверчиво вращала глазами.
В какой-то момент, когда уже разрешили свободную торговлю, нам выплатили очень большую зарплату. Я повела детей в продовольственный магазин и разрешила выбирать все, что они захотят. Дети хватали яркие шоколадки со странными тогда для нас названиями «Сникерс», «Марс», «Баунти» и смотрели на меня с опаской: «И это можно?» «Можно!» — гордо отвечала я. Тогда же я увидела на полках те самые пресловутые макароны, о которых мне рассказывал дядя.
Теперь в стране было все. Не было только самой страны.