Моя заря безрадостно погасла, где-то на небосклоне догорает её прощальный багровый поцелуй.
Бархатная мгла накрыла мягким вельветовым покрывалом землю, разогнала суету, хлопоты и мельтешение усталого дня, полная луна засияла на темно-сапфировом небосводе.
Негромко всхлипывает ветер, вполголоса вздыхает небо, тихо засыпает земля, полушёпотом убегает моё время, сдержанно перелистываются листочки календаря, потеряно сокращается жизнь, шёлковистая ночь укутывает пастельной тишиной засыпающий мир.
Густые чёрные глаза ночи, украшенные блестящими звёздочками и серебристыми лунными бликами, злонравная усмешка судьбы, унесённые ветром времени годы, рисунок изменился, краски выцвели, прямые линии превратились в синусоиды, голые замерзшие простуженные деревья на моём пути, время заходит на мою территорию и беспощадно разрушает мою эффектную игру.
В безастановочной суете, в бессмысленных забота, в пустых коммунальных хлопотах я потратил жизнь на поиски удовольствий, наслаждений и развлечений, тогда как душа моя, закутанная в бренную плоть, страдала в заточении, и неудовлетворённая она вынуждена рождаться и умирать в этом мире очаровательных иллюзий и восхитительных снов снова, и снова.
Догоревшая свеча, я всматриваюсь в своё лицо, отражённое в зеркале моей судьбы, потёртые размытые черты, опущенные руки, поникшие плечи, потухшие глаза, расплескавшаяся до самого дна жизнь.
Капля росы, упавшая с лепестка полевого цветка, медленно тают прозрачные дни, хрупкий узор инея на оконном стекле, хрупкий и ненадёжный, как моя жизнь.
Прежние правила больше не действуют, время переставляет фигуры на шахматной доске, я клинчую, отступаю, пропускаю удары, сдаю позиции, теряю привычные укреплённые рубежи.
Судьба вяжет на моей шее петлю, ставит на будущем знак вопроса, сводя дистанцию между жизнью и смертью на нет.
Кренится чаша весов, время тянет меня, как камень на шее, ко дну неудержимой реки смерти, вгрызается в мою плоть острыми зубами убегающих лет.
Танец жизни, застывший во времени, дорога моей судьбы, замкнутая в кольцо, опираюсь плечом о пустоту, черное крыло смерти, все краски, цвета, возможности, альтернативы, достижения, мечты за пределами ринга.
Рваные линия на руке, ловушка, расставленная смертью, дорога в одну сторону, ещё несколько шагов дальше от жизни, и я уже зная, чем всё это закончится для меня, всё равно иду.
Стою среди свежих могил, у простреленной стены, в одном шаге от эшафота, одинокий, замерзший, простуженный, приговоренный: справедливый вердикт, сноровистый палач, надёжная плаха, бумажная мишень в прицеле, я тонущий в реке времени, выстрел, смерть интенсивно испытывает на мне силу своего всепобеждающего оружия.
Я поверженный и побеждённый, женщины с распущенными волосами, проливают горькие слёзы над бездыханными телами своих супругов, вороны, падальщики и стервятники стаями кружатся над полем битвы.
Царство теней, пристанище призраков, траурные марши, склепы, кладбища, катафалки, надгробные плиты, площадки сожжения трупов, очереди на казнь, время, стреляющее мне в спину, последний раунд, удар, нокаут, тряпичной куклой повисаю на канатах своей несчастной судьбы, неповторимость каждого рассвета, жизнь уходит в темноту, тот одинокий старик, доживающий свои последние дни, это я.
Притихший лес, чуть-чуть играют золотистые листья осин, клёнов и берёз, купаясь в остывающих блёстках осеннего солнца.
Я не умру, я уже мёртв, счёт обнулён, депозит исчерпан, сражение проиграно, стираются во времени мои черты, смываются отпечатки моих следов, исчезает моё имя, моё поверженное тело не отбрасывает более тени, я тот, которого уже нет на сцене, судьба не хочет моего счастья.
Шримад Бхагаватам книга 7, глава 10, стихи 23–25.
Какого бы могущества ни достиг смертный в этом мире, он будет размолот неудержимыми жерновами Твоего колеса времени.
Теперь зная судьбу своего отца, я знаю цену богатству, власти и славы.
Восхождение к вершинам мира заканчивается бессилием на смертном одре, и никому не избежать этой участи — ни небожителю, ни человеку.
В облике беспощадного времени Ты уничтожаешь все наши приобретения, накопления, достижения.
Прошу, избавь меня от мирских благ, ибо в трудах и тревогах мы добиваемся их и в страданиях расстаёмся с ними.
Всё, о чем я прошу Тебя, — приставь меня к обществу Твоих преданных слуг.
Счастье в бренном мире — что мираж в пустыне.
Смертные заботятся о бренном теле как о средстве для удовольствий, но оно больше напоминает вместилище нечистот и болезней.
И даже ученые мужи, властители умов, призывают смертных искать подлинное счастье там, где его нет и быть не может, — в области чувственных ощущений, где всё зыбко и мимолетно.
Счастлив не тот, кто сделался рабом своих чувств, но тот, кто отверг их гнёт.
На похоронах больше всех беспокойств доставляет небезызвестный покойник, но он сегодня главный герой этой трагикомедии и эта праздничная церимония никак не может обойтись без его непосредственного участия!
Столько знакомых лиц, жаль, что по этому торжественному поводу мы теперь не сможем собираться почаще!