19 Иван Благовест. С Владимиром Радимировым

Александр Михельман
К счастью, все на свете заканчивается, даже и враги, лег рядом с машиной, оперся о неё, отдышаться. Ох, знали бы смертные, какие схватки за них происходят, только видеть и слышать ничего не могли. Разве, в новостях чуть-чуть приметят, потому как прекратят политики нагнетать, кричать о вводе войск на Украину, да и сам президент этой страны язык придержит, а вот от чиновников и богатеев всего ждать могут, им теперь свободы больше и скрывать своих намерений не надо, потому, нельзя противостояние надолго задерживать, эти могут ещё больше дел натворить, власть хоть о завтрашнем дне, иногда, думает, чтобы и дальше на троне сидеть, а упомянутым лишь бы нахапать побольше, любой ценой. И завтра, наверняка, нам черного великана подсунут, потому как народ не успеет вспомнить, за два дня, о том, что он в большинстве и свои интересы имеет, куда более позитивные, к тому же, равнодушие одолеть очень сложно, ведь эгоистов миллиарды. Надо бы удумать чего-нибудь хитренькое, дабы выиграть с гарантией. Не только злу хитрить можно. Пока же, отлежался немного и прямо в ближайший дом рванул, начал очищать с верхнего этажа и до нижнего, а после велел им на месте не сидеть, по гостиницам и знакомым разъезжаться, дабы, одним ударом не поубивали всех.


Конечно, сказать, что я волновался, значило не сказать ничего, потому как каждый новый противник будет куда опаснее предыдущего, мягко говоря. И вот приблизились мы с подругой к адскому шатру, показался из него чёрный великан, подбрасывая и ловя свой меч, остальные даже не вышли следом, разумеется, олицетворениям чиновников и богачей до простого народа не было никакого дела, не понимали, что без «черни» да «быдла» и они существовать не смогут, первые так точно, потому как, а зачем они без населения?


— Итак, какого рода задания ты нам сегодня хочешь поручить? — поинтересовался я, скрестив руки на груди.


— О, пустячок, — хмыкнул великан, — достаньте мне луну с неба и будем в расчёте, так сказать. Не сумеете, расправлюсь немедленно, не останется и следа. И не надейтесь, что победить удастся, я один олицетворяю восемь миллиардов человек, без малого, весь их эгоизм, трусость, равнодушие, жестокость, послушность и легковерность.


— Ну, задачку ты загадал совсем простенькую, — я зевнул, взял бутылку с водой и вылил содержимое на землю, потом молиться начал, тучи немного на небе расступились, показалась луна и отразилась в луже.


— И что это, вместо самой луны даришь отражение? — рассвирепел собеседник.


— А что ты будешь делать с огромной каменной глыбой, куда больше себя самого? — поинтересовался я. — А так всегда при тебе, получи и владей.
Оставалось силой мысли поднять воду, выстроить её в форме круга и поднести злодею, положить на ладонь, тот смотрел на подарок, не совсем понимая, чего с этим делать, по ом встряхнул ладонью, сбрасывая поднесённое.


— Скажи прямо, ты меня обмануть пытаешься, — рыкнул он.


— Ну, это нормальное и обычное состояние твоё, — я зевнул, — народ всегда обманывали, вели куда-то, использовали в собственных целях и жестоко эксплуатировали, а ты верил и делал, как приказывают, и умирал, и голодал, и трудился денно и нощно и все ради элиты, чиновников, богачей и власть имущих. И даже сейчас, пока остальные пируют, отправили сюда, воевать и кровь проливать. А ведь никогда не поздно повернуться к свету, от одного ярма я уже вчера избавил, неужели не стало легче, да ещё парочка осталась, так сказать. Присоединяйся, покайся в грехах, пройди очищение и станешь светлым, народ-молитвенник, народ-трудяга, свободный и уважаемый. Без всех этих жадных и подлых негодяев, которые обманывают вечно и ведут лишь к гибели скорой. Так как насчёт моих слов?


— Ты же знаешь очень-очень-очень известную поговорку, «нет пророка в своём отечестве», — хмыкнул гигант, — забываешь, с кем дело имеешь, да мне просто наплевать, и так все устраивает вполне, лишь бы еда была, да выпивка, на развлечение какое-никакое. Одна моя частица уже раз поверила, свергли царей, и прочих, отменил повеселились, отбирая жизнь и имущество у пиявок, да только вместо одних пришли другие, секретари да ЦК, элита новая, а кого потом по концлагерям гноили, во время войн на убой гнали, а потом вовсе ограбили в прошлом веке и бросили, предоставили своей судьбе? А на другую часть меня, уже ныне, натравили эмигрантов, что жизни не стало никакой, о самих приезжих молчу, ведь и они часть моей плоти, те, кто на родине не прижились, а на чужбине вынуждены кучковаться в отдельных гетто, ненавидимые всеми вокруг. Все всегда обманывают, и ты тоже, лишишь нас многих удовольствий и оставишь лишь труд, да ещё и стараться принудишь, знаем такое, ведь и жители Китая тоже в нас, и Японии, две трудолюбивые нации, у второй вообще смерть от переутомления считается заслугой, так не хотим. Да властители, чиновники и богачи нам смертельные враги, мучители и насильники, но они зло привычное, а тебя не знаем, не обещаешь гор золотых, молочных рек с кисельными берегами, ни доступных женщин, ни океанов спирта, по сути, ничего не изменится, ни привычных развлечений. А зачем нам свобода без всего описанного, без кайфа? Даже, страшно сказать, мясо есть запретишь, а что за мужик без белка? Лучше уж защитить своих эксплуататоров, но и образ жизни привычный.


— А ничего, что вас скоро истребят так или иначе, оставив лишь малая часть в виде прислуги и рабов? — напомнил я.


— Это окажутся проблемы умерших, исключительно, все одно часть сохранится, — отмахнулся собеседник, — без нас чай не обойдутся, а робототехника ещё не на том уровне, чтобы за ёжить полностью, зато уцелевших больше беречь станут, богачи с чиновниками ручками работать не умеют и не хотят, даже еды себе не сготовят, хорошо коли догадаются как в туалете подтираться, да и то сыщутся такие, кому помощники треба. Да и будем откровенны, вся эта элита из нас и вышла, значит, тоже имеем шансы выбиться, стать кем-то, особенно, если прежних прикончим.


— Так и стань, — я пожал плечами, — выбор-то прост, или в битве со мной пасть, или с той парочкой покончить, да заменить, чай, чтобы чиновником быть, ума много не требуется, лишь мохнатая лапа. Их кто назначал, воплощение власти, а теперь его просто не существует захочешь статус сменить и сменишь, зато, какая красота, делать ничего не надо, ешь сладко, пей, сколько влезет, балдей, и дела не разумей. А прежних мучителей погони ко мне на бой, точнее, на убой, получишь все, чего пожелаешь, сокровища, дома, женщин. Почему не может быть восемь миллиардов богатых чиновников? Напечатаешь побольше денег и всем хватит, а нет, так есть другие планеты, послал туда бывших хозяев и пусть завоёвываются для тебя ресурсы. Они станут народом исключительно.


— А в этом что-то такое есть, — чёрный затылок почесал, — а ведь верно, пойду и свергну этих поганцев, пусть трудятся, а нам надоело.


И вот схватил великан шатёр, сдернул его и отшвырнул подальше, повскакивали тут другие два демона, раскричались гневно, кулаками замахали, ногами затопали, глазами сверкают.


— Ты чего сиволапый делаешь? — завизжал синий гигант цепью помахивая.


— Должен за нас воевать, а не мешать культурно отдыхать, — вторил лучник.


— А вот не хочу, — ухмыльнулся чёрный, — надоело мне быть рабом, хочу в хозяева податься, и ничего с этим не сделаете, не справитесь, против своего народа не попрешь, а попробуете, сгинете без следа, ха-ха-ха. И все ваше моим станет сейчас.


— И не надейся, — прошипели остальные.


Синий принялся цепью о землю бить, высекая искры, а фиолетовый стрелу в небо послал, взорвалась она, и вот все обернулись змеями ядовитыми, да тараканами мерзкими, пауками и скорпионами, крокодилами зубастыми, да грифами с голыми шеями, олицетворяли судей неправых, прокуроров послушных, адвокатов с юристами ловкими, да телохранителями верными, да жрецами языкастыми. И вся эта толпа полезла на олицетворение народа. Тот испугался, было, да я первым пример подал, пустил обоих Орлов в полёт, принялись они мерзких тварей истреблять. Как увидел «союзник», как легко победить можно, озверел от вида крови и сам в бой ринулся, топча жертв. Собственных воинов не имел, понятное дело, только тело его состояло из восьми миллиардов человек, без малого, с каждой раной одно человеческое тельце нормального размера, отделялось, а меньше и не становился. Ох, устроили же мы грандиозное побоище, да на загляденье.


Один бы я или вовсе не справился, или весьма долго провозился. Тогда и сами демоны присоединились, один начал стрелы пускать, второй попытался своим шаром на цепи поразить. Только чёрный снаряды отбивал, а от цепочки уклонялся. Чиновники да богачи они от любой схватки завсегда бегали, да прятались, исключая войны древности, когда ещё существовало служивое дворянство, только ныне от него и воспоминаний не осталось, теперешние элиты вовсе трусами заделались, а народы завсегда воевали, поднимались ополчениями, а теперь ещё и знали, за что воюют, знал я что делал, превратил в татей, да разбойников, а уж простецком только дай пограбить, да почуять вкус крови, не остановятся, воплощение равнодушия превращался в воплощение революции.

И вот метнул он меч свой, который пронзил лучника, отбросил назад, да поймал руками цепь синего, дернул на себя, заставив пробежаться, и ногой в живот приложил, так что согнулся бедолага. Обмотал тогда победитель цепь вокруг шеи жертвы, да принялся душить, пока не удавил окончательно. А после поднял труп и проглотил его, на манер удава. Тут же сменил цвет, теперь был наполовину чёрным, наполовину синим. Подобрал оружие павшего, начал его покручивать и направился к раненому стрелку, а тот копошился на земле, прятался то меч из себя извлечь, то лук натягивать, только это оказалось весьма не сподручно, да и я не собирался стоять в стороне, послал в полёт свои клинки и те тетиву перерубили, хлестнула она по лицу врага, заставила разораться от боли нестерпимой, взвыл несчастный, а я поднял в воздух две стрелы демона собственные, хоть это оказалось и тяжеловато, да всадил их ему в глаза, до самого мозга достал. Тут негодяю и конец пришёл немедленно.


Подскочил к трупу черно-синий, поднял его и проглотил не делённое, начал жутко меняться, во-первых, цвет стал не тройным, а четвертным, черно-сине-фиолетово-красный. Если есть богатство и чиновничье звание, отчего себя и царем не объявить? Выросли и руки дополнительные, в верхней паре копье держит красное, во второй меч чёрный, в третьей цепь с шаром, в четвёртой лук со стрелой. Рассмеялся злобно гигант уродливый.


— Неужели то ты, Иван Благовест, именно этого и желал, столкнуться разом с силой всех четверых? — поинтересовался злодей.


— Не самый худший из вариантов, — кивнул я, — единение — это хорошо, только вместе с достоинствами, набрал ты и недостатков, на них и давить стану. Ну, прямо сейчас и закончим противостояние? Хотя, заметь, не обманул ни в чем, ибо ты ныне сам себе хозяин, а был рабом жалким, прибрал все сокровища чиновников, да богатеев, да ещё и власть царскую. Вырос над собой изрядно. Смотри, а попробуешь от пороков избавиться, ещё приятнее станет, потому как кайф не только в безделии, разврате, обжорстве, пьянстве и дешевых зрелищах, от всего получать станешь. Поработал от души, результат получил, кайф, в лесу погулял, кайф, помог другим, тройной кайф, а уж как молитвы радуют.


— Может, раньше ты до меня бы и достучался, а теперь такие слова смешными кажутся, — отмахнулся многорукий, — драться же завтра с тобой станем обязательно, против правил грех идти. Да и притомился изрядно, не упился, не наелся, да не всех развратниц перепробовал, а тебе скучать не придётся, ведь не всю ещё нашу армию перебил, вот и постарайся выжить, а лучше, просто сгинь, ибо мне оружием махать дюже лень, хоть и разделаюсь в миг, по ому как силы во мне теперь, в четверо больше, от прежнего.


— Посмотрим, как завтра запоёшь, — ухмыльнулся я, — да попробуй, для разнообразия, нормальное задание придумать, а то смех и грех, так сказать, ни ума, ни фантазии.


И вот накинулись на меня чудища, те же, что и прежде, только число их изрядно возросло, а противник обратно шатёр поставил, да и начал веселиться во всю. Тот ко как бы не сильны были недруги, супротив меня не тянули, уворачивался, да уклонялся ловко, да друг на друга натравливал, ведь твари сии не дружны совсем, да умом великим не славятся. Однако, на конец мне самое «интересное» приготовили, тоже монстра слитого, сам крокодил, только с хвостом скорпионами, да из плеч две змеи растут, а лапы его паучьи, изо рта паутиной липкой плюётся. Достаточно опасное порождение тёмных сил, но я и не с такими встречался, расправимся, никуда не денемся. Начал я молиться Творцу, нашему Небесному Отцу, умоляя о помощи, и вот тучи раздвинулись, да ударил луч объединённый, солнца, луны и звёзд, угодил во врага и тот сразу уменьшаться стал быстро, подбегал я к нему живенько, наступал ногой, да раздавил в лепёшку гадину, не осталось и мокрого места. Долго ли или коротко бил, оставшихся, да вот и закончились, мог присесть, отдышаться немножечко. Полина, в этот раз, не высовывалась, лишь издали поглядывала, помнила, что ей лишь пару раз копье и дозволят использовать, а опосля смерть грозит, и учитывая, что осталось два вправду грозных недруга, лучше поберечься, да остеречься, чем сгинуть безо всякого толка и смысла. Лишь молилась за меня, и за победу истово, а такой поддержки ничего важнее нет и быть не может. И я её за подобное благодарил сердечно за благоразумие.


— А вот ты умным не кажешься, — девушка скрестила руки на груди, — и зачем было так увеличивать мощь недруга кошмарного, разве не был он и до того достаточно опасным?


— Кажется, что так и есть, — кивнул я, — но, ты забываешь несколько важных вещей, когда враги по отдельности, каждому может хорошая мысль придти, как с нами покончить с гарантией, а ныне в недруге четыре сущности и непременно между собой перессорятся, не простят богачи с чиновниками собственного убийства, не потерпят в себе чернецов, ну, а мы сим раздором непременно воспользуемся. Не одна у противников цель, всяк желает стать единственным и себе забрать все на свете. Да к тому же есть ещё одно, как думаешь, чего бывает, коли один демон слишком много силы накапливает?


— Вероятно, захочет и ещё немного, — кивнула подруга.


— Именно, — я подмигнул, — а представь, если я завтра не добью это чудовище и чего оно возжелает? Разумеется, с Чернобогом сразиться и трон его себе прибрать. Ты уже подобное видела, когда являлась ещё Яваном Говядою. Вспомни, как сыновья родные злодея свергли, пусть и с помощью волшебной шкатулки, да сидевшего внутри скомороха, превратили в карлика и сами правителями заделались, один на троне, марионеткой, второй его советником. А не выйдет ли и здесь тако же? Может, и не поубивают друг друга, но ослабят несколько, а нам и чутка полегче станет. Плюс, перед самой главной схваткой у нас ещё день на отдых будет, вернее, на массовую очистку москвичей, сколько поспею. И теперь им уже никто угрожать не будет. А это невероятно важно все. Согласен, риск есть и великий, но иранской на победу изрядно возрастает, пусть ка зло само себя губит, благополучно, а мы только ножку ему подставим, да уроним аккуратненько.


— Уж не у демонов научился ты коварству, Иван Благовест? — Поля ухмыльнулась. — Может ли такой путь считаться прямым, да правым?


— Хитрость с ложью сильно различаются, — возразил я, — силком врага не заставлял, и ни одного слова неправды не сказал, просто нажал на его слабости. Народ ведь богачей и чиновников от веку ненавидит, и недругами считает, да боится, ибо их армия, полиция, да юриспруденция защищали, а ещё царь имелся, якобы, Творцом даденый, хоть если посмотреть на деяния, очевидно, что любой правитель, тёмных сил слуга, да представляет интересы элиты, не простых людей. А коли какой и способствует развитию государства, так и это не благо, потому как чем сильнее одно, тем выше конкуренция, а там и до войны недалеко. Не должно их быть вовсе. Идеальный вариант, когда все в деревнях живут, выращивают себе, сколько чего надо, своими руками все нужное делают, или кормят, да поят ремесленников. А иной системы не сделаешь, потому как без государства набегут разбойники, одних убьют и ограбят, других в ярмо загонят, заставят налоги платить, как в начале исторического периода и случилось, а вот если очистить всех, чтобы не было ни лентяев, ни насильников, только честные труженики, ради общего блага старающиеся, вот тогда и наладим жизнь счастливую, так сказать.


— Обратно к сохе и бороне? — спросила напарница со скепсисом в голосе. — Потому как ремесленник трактора с комбайном не сделает, как бы ни старался, опять урожаи снизятся и как огромную толпу прокормишь, спрашивается? Да и если восемь миллиардов человек равномерно по планете распределить, останется ли место для лесов и гор, даже если все пустыни снова превратить в сады, цветущие?