Как же сказочны таёжные рамени Похъёлы! И сколь разнообразны типы еловых лесов: ельники-черничники, брусничники, зеленомошники, кисличники, травяные, сфагновые, осоковые, долгомошные, приручейные…
Очередной пеший маршрут патрулирования Костомукшского заповедника проходил по участку ельника-черничника. Этот тип елового леса весьма любим боровой птицей, ведь здесь произрастает черника, шикша – любимое лакомство всех таёжных «кур». Глухарей, рябчиков, тетеревов, куропаток. Любит захаживать в ельники-черничники и карху – хозяин тайги медведь.
Но кроме таёжной живности темнохвойники – место встреч с лешими, кикиморами, русалками в водах ламбушек… А если в глухом ельнике человеческий дух учует «ледяной сапог», то пинка под зад обязательно от него отхватит кулкури – лесной бродяга.
Вот и мы с Иванычем, инспектором заповедника брели словно кулкури, едва заметной оленьей тропой сквозь участок ельника-черничника. Еловые старовозрастные деревья то смыкались непроходимой стеной, то раскрывались редколесьем младых елей с богатыми черничными коврами на почвенной постилке. Лишайники уснеи словно длинные бороды староверов спускались с еловых ветвей, цеплялись за наши лица и плечи, дрозды-еловики кидались в нас шишками, в кронах прыгали серые белки (рыжие живут в сосновых борах). Кикиморой раздался с озера издалече жуткий хохот гагары. В небе – переменная облачность. Тучи-облака то затмевали солнце и тогда ельник погружался в сумеречную темноту, то освобождали Ауринко от своего плена и тогда лучи его пробивались сквозь таёжную чащу, освещая притаившиеся заячьи слезки – цветы седмичника европейского…
Игра света и тени в еловом лесу – особое зрелище, которое не уступает сценическим световым шоу столичных концертов на стадионах, свету софитов в театральных действах и подсветке городских улиц. Здесь своя, особая игра иллюминации…
- Что-то заплутал я… наверное, как говорится, леший за нос водит… - проворчал Иваныч. Он хотел мне показать участок тайги, на котором метров на сто была «каменная река» - эдакое сборище валунов, больших и малых, что протянулось будто речной лентой. Это чудо геоморфологии сотворил ледник, который наступал с севера и тащил под собой бесчисленные скопища больших и малых камней. Отдельные валуны «доползли» даже до Подмосковья и рязанской Мещоры.
- Ну так и есть! – ответил я своему напарнику. Помнишь мы проходили через ворота в царство лешего?
- Это вот через арку, что сотворила берёзка, нагнувшаяся зимой до земли от тяжести снега? Да ерунда это всё – бабкины сказки, дедкины подсказки!
- А ты знаешь верное средство, чтобы леший за нос не водил? Делай как я! Надо развернуть головной убор сзаду наперёд. И тогда леший потеряет лесного путника, перестанет его водить и человек перестанет плутать.
- Ну давай ещё будем верить в троллей, эльфов, друидов там всяких…
- Ага, ещё и Хекса, чудоковатая и вредная старуха живущая в лесу, "тролль-дама". Иваныч, это уже другая мифология, скандинавская. А мы с тобой бродим по лесам земли Калевы. Знаешь Лоухи?
- Ну городок такой в Карелии, станция железнодорожная… А-ааа! Вспомнил! Карельская баба-Яга, которая у карел сампо стибрила.
- Правильно. А живёт она в царстве Похъёла.
- Похъёла – царство злой старухи Лоухи? А чего ж так гостиницу в Петрозаводске прозвали?
- От того, что Похъёла в переводе на русский, означает Север. Царство Похъёлы – это царство Севера.
- Ага! Мы перестали плутать! Видишь ветка у ёлки надломана! Это моя заметочка! Идём в сторону, что указывает надлом ветки. Ищи дальше такие же надломы веток и выйдем к тому скопищу валунов.
- Ну вот, а ты не верил! Ты ж свою бандану перевязал с заду наперёд! Леший и потерял нас. Кстати Иваныч, ты в таком виде стал похож на бабу Ягу, которую в сказках Роу играл Георгий Милляр. У неё такая же бандана была с узелком-бантиком на лбу.
- Ыыыы! – улыбнулся Иваныч, оголив зубы.
В этот момент в черничнике что-то зашевелилось и разбежалось из одной точки в разные стороны. Я сделал шаг вперёд и из-под моей ноги выпорхнул цыпленок. Видимо с перепугу он сделал первый свой взлёт и примостырился на еловой ветке.
- А! – вскрикнул за моим плечом Иваныч и рухнул на пятую точку, - Свят!Свят! Чур меня! Чур меня!
Иваныч прикрыл лицо руками. Боковым зрением я увидел, как дёру дала капалуха-мать. Она, защищая потомство набросилась на Иваныча как боевой петух и тюкнула его клювом аккурат в лоб, в узелок перевёрнутой банданы.
Видимо она давно забдила нас и вместе с выводком затаилась в кустах черничника. Но увы, мы шли прямо на её затайку и в последний момент ей ничего не оставалось, как сделать этот дерзкий, смелый поступок матери, защитивший её детишек. Иваныч одуревши сидел на земле.
- Эт чё было-то?
- Ты про чудо в перьях забыл! – ответил я шёпотом едва сдерживая смех и не спуская глаз с сидящего на еловой ветке глухариного цыплёнка. Тот знал закон спасения – закон «замри!». Так и сидел на ветке, замерев в одном положении и сливаясь с рядом висящей бородой уснеи. Я запечатлел малыша на фотомыльницу и подошёл к Иванычу.
- Чудо в перьях? – переспросил он, поднимаясь с земли.
- Какое чудо в перьях? Ты ж в это не веришь! Ты в своей бандане показал улыбку бабы Яги, вот это чудо с перепугу и набросилось на тебя. Коронку то поставь на место дырки.
- Тьфу! Это вот оно было, это чудо-юдо? – спросил Иваныч махнув головой в сторону валуна.
Я поглядел в указанном направлении и увидел капалуху-мать, что «сливаясь» с местностью наблюдала за нами – двумя кулкури, таёжными бродягами заповедной охраны… В скорости мы добрели и до каменной реки. Леший нас больше за нос не водил и прочая лесная нечисть не обижала.