Ёлка

- Почем ёлки, бабуля?
- По деньгам, дедушка, по деньгам… – закутанное в оранже-вый пуховик существо грузно притопнуло унтами и весело гляну-ло на меня. - Какую тебе, показывай!
Ряд ёлок уходил вдоль рыночного забора вправо и упирался в пофыркивающий глушителем «Зилок». Я кинул руку к верхуш-кам ближних:
- Вот из этих!
Продавщица деловито сунула рукавицу в колючую шевелю-ру и вытянула елку на свет:
- Картинка! Себе бы взяла - да уже есть. – осторожно поло-жила красавицу на снег.
- Теперь вторую и чтоб не хуже была!
- Вот, молодец, забирай все!
Опять скрипнул снег под унтами и рядом с первой елкой оказалась вторая.
Растопырив руки, чтоб не поломать широко разметавшиеся   ветки деревьев, я понес покупку к такси. Теперь до микрорайонов бы добраться и в деревушку: давно там не был.
                *   *   *
Купить ёлку перед Новым годом всегда было нелегко, это сейчас они кустятся на каждом углу, а тогда… Об искусственной и мечтать было нечего: дефицит. Не исключением явился и тот дале-кий Новый год. Раздраженно глянув на Центральный  рынок, я сгонял на пригородный, потом на Парфеновский: везде «по ну-лям».
И вот уже поздним вечером, перед самым началом праздни-ка, увидел на привокзальной площади сутулого сухонького ста-ричка с не менее сгорбленной бабкой. Рядом с шумной громадой вокзала они казались еще крохотнее. Неподалеку от них дыбился мешок.
- Куда, молодые люди, собрались?
- Молодые, мать нашу так! – Старик громко хэкнул, прочи-щая горло, затем повернулся к бабке: - Едем что ли? Тачка ждать не будет!
- Смотри сам, - отозвалась та, – до пенсии ещё оё-ей сколько!
- Ладно, - дед скинул варежки и сунулся к мешку, – где наша не пропадала! Давай-ка, парняга, разевай багажник! – Ухватив мешок за горловину, потянул его на себя, поскользнулся и гарк-нул на бабку: - Толкай сзади, телега!
Торопливо выскочив из салона, я тоже кинулся к мешку. От-теснил старуху и ухватил половчее уголки низа. В мешке что-то деревянно стукнуло:
- Гранаты что ли?
- Скажешь тоже… – пошатываясь от тяжести мешка, дед шагнул к «Волге». – Щучки, сынок, из деревни везём! Жрать-то надо… Ну, - скомандовал, – кидаем! – Рассыпчато хрустнув, ме-шок перевалился через стенку багажника и плюхнулся на днище.
Подобрав с затоптанного до ледяной твердости снега вареж-ки, старик придирчиво глянул на валенки спутницы и распахнул заднюю дверку:
- Лезь, чего ждёшь?
- Так куда? – повторил я вопрос. – На какой край Тюмени?
- Эх, мать нашу так! – спохватился пассажир. – Не баял раз-ве? Тогда давай в микрорайоны! …Кинешь в сугроб и ладно, и на том спасибо. – Выждав, пока машина тронется, старик неспокойно поёрзал на сиденье и спросил: - Как живешь, парень? Хватает на кусок?
- Ну, заспрашивал... – ворохнулась старуха. – Отстань-ка от шофера! …Шоркнемся, так узнаешь.
- Цыть, указчица! – В зеркало я увидел, как он расстегивал полушубок, медленно выпрастывая из петель разнокалиберные пуговицы. Потом, очевидно сознавая правоту хозяйки, шумно за-сопел. – Зачем вчера сестра-то приходила? 
- А не зачем, – отозвалась бабка. – Села у печки и сидит, как курица.  Полчаса сидела… Чего, баю, разбогатела? Поздоровайся хоть!
- А она?
- Что она? Знаешь Таську-то… Не до здоровков, мол: шест-надцать мужиков ночью замерзло! Шли со станции через поле   и все насмерть…  «Чего хоть мелешь-то? – баю. - У нас в деревне всего    десяток мужиков живёт да Ленька Морев на выселках. Тот одиннадцатый. Думай, что говоришь!»
- Вот, курва! Кха… - закашлялся старик. – Врет, так врёт! …И что ещё сказала?
- Сейчас, бает, Нюрка, самую правду скажу! Пенсию-то больше  платить не будут - все деньги шахтерам отдадут!
- Вон оно как, милый - старик подвинулся ближе ко мне, – дал же черт родню! Я ей: перестань, Таська,  врать, брось свои  замашки! …Куришь, парень? Не купила старуха папирос, вот и мучаюсь…
- Не горюй, отец! Дольше проживешь.
- Проживешь с имя… - старик глубоко вздохнул и зашелся в кашле. - Эх-ма! Еле прокашлялся… Так что Таська-то? Чай, рыбы ей дала?
- Как не дать? – голос старухи дрогнул от обиды.  –  Сестра ведь. Неужто родной сестре пару щучек не дам? Пусть болтает, лишь бы фамилию не позорила. Не держала такой-то моды… Бе-жит позавчера к нам, галоши одела, а носки-то разные. Один, ба-тюшка, синий,   другой - красный. Я даже охнула: «Чего, - баю, - курва такая, в разных носках мимо сельсовету бежишь? …Стыдоба ведь!»
- А она? – дед, словно бы желая разглядеть чего-то за окош-ком, привстал с сиденья. – Чай, ещё спорит?
- Отстань-ко, бает, не ворованные носки-то! Обиделась…
- Х-хо! – старик гневно шоркнул варежкой по коленке. – Вот родня так родня, парень! Два дома у нас: родительский, да здесь. Вот и мыкаемся... Маленечко протопим, чтоб подпол не выстыл, да сюда кандыбаем. Лягушки-путешественницы, ей-богу! …Чего, друг, молчишь? Горе что ли?
Горе – не горе, зачем ему? Ну да бог с ним, скажу:
- Горе, отец… Новый год на носу, а елки - нету. Не прода-ют…
- Х-хо… - старик примолк, затем подвинулся к бабке.
- Вот и бай с ним сам, - донесся до меня ее громкий шепот, – безголосый что ли?
Старик терпеливо выждал,  когда машина приткнется к об-щей пробке на спуске с путепровода и вновь громко хэкнул, очи-щая горло:
- Вот, зараза какая, искашлялся весь! Я ведь что, друг, хотел сказать: сруби-ка ёлку у нас в ограде. …Добрая ёлка! Заодно и мы боярами к самому дому подкатим.
- Как в ограде? – я непонимающе повернул голову к пасса-жирам. – Откуда у вас елки?
- Да она всё! – старик кольнул недовольным взглядом хозяй-ку. – Посади, да посади елку под окнами. Таежница… А соседи ругаются: плохо, мол, это. Больно примета негодная. …Большая уже вымахала. Сруби-ка, парень! А нам тяпать нельзя, и родне, говорят, тоже не положено.
Вот тебе на! Не было гроша, да вдруг алтын… И неловко мне было в то же время рубить ту ёлку: сажали старики, радова-лись. Вроде  как по живому тюкну!
- Не-е… Не пойдет! – и тронул машину вслед уползающей   колонне. – Вы доброе творили, а я всё равно её через неделю в му-сорку брошу.
- Тьфу ты, мать твою! – старик с маху сдвинул кулаком шап-ку к затылку. – Все на одну колодку! Андрюхе говорю: «Сруби!» Не хочет. Зять наш, - пояснил, – старший. Тебе талдычу – тоже самое! Ничего, Нюрка, - дернулся к бабке, - Жорка приедет с Надыма, любому башку отшибет, не то, что елке! Вот, друг, зятек так зятёк…  Два раза в тюрьме сидел и что? Хоть опять руки за-ворачивай! Но зарабатывает хорошо. На самосвалах они ой, как зашибают! – И шумно выдохнул в ухо: – Берешь елку?!
Микрорайоны между тем кончились и справа показались огоньки деревушки. Еле заметная нитка дороги тянулась к домам и если бы не снежные отвалы по её бокам, то вряд ли уследишь за вывертами пути.
- Езжай, не бойся! Внизу-то твердо.
Елозя между отвалами, выскочили к черным, как тушь, до-мишкам околицы и вот крайний. Калитка ограды тонет в снегу.
Старик распинал его валенками, освобождая калитку, и шаг-нул к багажнику. Я тоже выскочил на волю.
Спотыкаясь, потащили мешок к крылечку. Здесь хозяин по-шарил по стенке рукой и над головами вспыхнула лампочка. Вы-светив   плотно закрытые ставни окон, она погасла, затем вспых-нула снова. Напротив среднего окна из сугроба тянулась елочка. На прогнувшихся ветках белели снежные пласты. Словно бы подремывало деревцо, ожидая задержавшихся хозяев.
Старик взбодрил валенками дорожку от крыльца до сарайки и шагнул за её дверь. Через минуту вынырнул на свет с доброт-ным плотницким топором:
- На, друг, тяпай! – И гаркнул, замешкавшейся у калитки, хозяйке: - Умерла, что ли? Айда в хату!
                *   *   *
И все эти годы занозой сидела во мне стариковская елка. …Будто не дерево я тогда срубил, а что-то иное, более важное. И в конце концов решился: подарю-ка старикам такую же - внуки, по-ди, заглядывают в каникулы, вот и пусть радуются.
Никого не подсаживая, я проскочил от ёлочного базара к микрорайонам. По пустырю, которым летел когда-то на скорости, чтобы не забуксовать, вольно раскинулся комплекс новеньких многоэтажек.
Но что это? Нет деревушки! Почти уже к самому лесу при-ткнулся последний дом, кряжистый великан красного кирпича.  Во дворе его ледяная гора. Два пацаненка, покраснев от натуги, пы-таются затащить на ее верх остов мотоциклетной коляски.
 – Эй, парни, - окликнул их, выходя из такси, – тут деревян-ные дома были, где они?
Пацан, что покоренастее, устало выпрямился, затем, сощу-рившись от солнца, громко шмыгнул носом:
- Не было здесь деревянных… А вам зачем?
- Да так… - Видать, снесли домишки, прособирался!
Походил вокруг такси: и куда теперь девать приготовленную старикам красавицу? Неладно получилось! Хотя…
- Мальчик! – повернулся к коренастому. - У тебя елка есть?
Пацан недовольно пнул белое крошево:
- Не-е… Папка на Север уехал, на вахту. Я в праздник к Женьке пойду. – Гулко трахнул шапку о колено, сбивая снег. – У них вот такая стоит! – и как бы показывая грандиозные размеры елки, высоко подкинул шапку.
- Погоди! - придержал его за плечо, – А чего твоя мать  елку не покупает?
Мальчуган шумно вздохнул:
- Купит она… Я, говорит, не разорвусь: и на работу скакать, и елки выбирать.
- Тяжёлая доля…
Вернулся к машине, скинул удерживающий крышку багаж-ника шпагат и склонился над елками. Вот эту отдам, порослее, по-толки у них высокие.
Ткнув деревцо влажным комлем в снег, пригладил колючки:
- Иди сюда! – махнул пацану. – На…