Считая прошлой жизни виражи,
смотрю в окно небесного чертога –
в нём бесконечные владенья Бога,
где открывается неведомая жизнь.
Но вот ещё вираж из виражей,
его увидев, дрогну от испуга –
И в радиус назначенного круга
Не вписываюсь, как не ворожи.
Что дальше? – пустота и мрак?
Та пустота, что смертных ужасает –
бездонная, как ей и подобает,
и не заполнить пустоту никак.
Но ждёт ещё спасения Ковчег,
спасёт ли он мятущуюся душу –
меня, кто замки возводил и рушил –
безумный от рожденья человек!
Безумно рушив замки из песка,
я попадался в собственные сети,
но сети рвал сирокко – знойный ветер,
и уходила смута и тоска.
Сирокко гнал, вздымая к небесам,
откуда ветхий мир почти не виден
В своём привычно-первобытном виде,
где предки жили по глухим лесам.
От их потомков был и я зачат –
и появился отрок златокудрый:
весь мир в меня вошёл в то утро
и я вошёл в него, от страха закричав.
Но промелькнул ярчайший луч добра,
который осветил скупое детство,
В его луче я мог всегда согреться
какая чудная тогда была пора! –
Я жил как будто в неземном саду,
наполненном земными чудесами,
где чудеса творились словно сами:
как говорится – просто на ходу.
Но повзрослев, убавилось чудес,
сказать точнее – их почти не стало,
но мне и этой малости хватало,
их до поры хранили ангелы небес.
Простые числились за мной труды.
За всё не мог я ими расплатиться,
но верил, что пустыня возродится
и снова станет садом у воды.
Которую захочется испить,
оставив всё в ушедшей круговерти,
и чашу жизни пить до самой смерти,
и непрестанно Господу служить.
И не устанет свет Его светить
даже в ночи, когда порой не спится,
и мы подобно ангелам и птицам
начнём летать и Божий мир любить.
.