В Лисиуме тикали часы. Опять. Я уже не мог выносить их безучастный ход с первых минут, как проснулся. Более унылого зрелища я ещё не видел, хоть и проводил в этом месте свои так называемые “лучшие” времена. Теперь же вид этих гладких письменных столов, полосатых обоев, и вы, наверное, меня поняли. Меня достало это место. Меня достал этот придурок в кресле, что таращится на часы каждый день. Ради этого, скажите-ка, меня заживо съедали пиявки? Кстати об этом...
Решив отвлечься, я заглянув в зеркало и, на собственное удивление, увидел в нем себя. Это действительно был я... или Джек? Что-то схожее в нас точно было, например, одно лицо. Правда, по запущенности я его все-таки превосходил. А что поделать? Смерть делает из человека либо звезду, либо такого оборванца как я.
Я тут же ощупал руки и не нашел на них ни единой пиявки, лишь длинный чёрный шрам. Признаться, след выглядел точно как угольная мазня. Однако, потерев, я обнаружил, что тот никак не хотел стираться. На боку тоже обнаружились схожие следы, но природу их я осознал не сразу.
Сигх. Как же я мог забыть этого пернатого выскочку и нашу с ним... Погодите-ка. Нашу с ним встречу? Чёрт возьми, но убил-то он Джека, не меня!
Тут я уставился на Джека, болтающего с Уэлчем как в прошлый раз.
— Господин Тэтлер, — произнёс Уэлч. — Вы сегодня один?
— Как и вчера, — бесцветно ответил Джек, не отрывая глаз от часов.
— В последнее время у нас тихо, не правда ли? Впрочем, ничего удивительного. Зима, господин Тэтлер, зима пора семейных праздников, да-да. Я и сам, знаете ли, весь в делах с этими родственничками...
Я моргнул, рассматривая Джека поближе, ища на его плоти те же черные следы. Но ничего. Впрочем, это имело какой-то смысл, когда всё вокруг повторялось, кроме меня.
— Вы чего-то хотели, господин Уэлч? — перебил мои мысли Джек.
— Ах, да-да. Вы слышали о предстоящих скачках? Последних в этом году.
Джек слегка поморщился, но воздержался от комментариев. Я же только фыркнул, не заостряя внимания на повторном диалоге. Всё это начинало меня раздражать. Джек дотянулся до сигареты на столе, зажег, наполнил лёгкие тёплым дымом. Взгляд его не отрывался от часов.
— Слышал, — вздохнул он.
— Ты будешь участвовать? — окликнула его Арчер.
Я моргнул. Обернулся и нашел себя в её гостиной. Арчер снова восседала за столом в окружении двух дам. Снова эти зеленые шторы, снова карты, снова запах опиума в воздухе. Уэлча и след простыл. Он исчез, унес весь Лисиум в своём кармане.
— Что за чертовщина? — пробормотал я, не ожидая ответа ни от кого за этим столом.
— Что ж, приступим. Дамы желают? — промурлыкала Арчер, не обращая внимания на моё смятение. Карты легли на стол пёстрым веером и я поморщился, вспоминая исход сего расклада.
— Поглядим же, дорогуша, что гложет твой ветреный рыжий котелок в последнее время, — сказала Арчер, тасуя карты с закрытыми глазами. Остальные тоже закрыли глаза, кроме меня.
Перспектива быть снова съеденным пиявками меня совсем не радовала, а потому я снова сунул руку в карман, разыскивая ключ к этой дилемме. Сперва попадался всякий хлам: горсть каких-то семян, клочок бумаги, карта, недокуренная сигарета. Впрочем, приглядевшись к карте, я узнал на ней Дурака.
Когда начали появляться первые карты, смотрел только я. Сперва человек с уроборосом, обёрнутым вокруг его пояса, после Бафомет и следом... Я схватил карту угрюмого всадника и шустро заменил ее своей. Так себе вариант, но между смертью и дураком, я бы предпочёл последнего. Лучше уж быть живым дураком, чем мёртвым.
Когда четыре пары глаза уставились на комбинацию карт, Арчер задумчиво потёрла щеку. Брови ещё собрались в тугой узел и тут же разошлись.
— Боже, боже, — пробормотала Арчер, рассматривая карты. Взгляд её привычно стальных глаз смягчился, скользнув по подмененной карте.
— Что это? Какого чёрта это значит? — неуверенно спросил Джек, выходя на секунду из прострации.
Арчер поправила оправу своих очков и глянула на своих гостей.
— Дамы, сегодняшний сеанс окончен, — сказала она, кивая на прощание уходящим женщинам. Джек тоже поднялся, колеблясь. С одной стороны, идея исчезнуть всегда была заманчивой, а с другой его слишком интересовал расклад.
— Знаешь, мальчик, — остановила его Арчер, поймав рукав пальцами. — Присядь-ка на минуту.
Джек нехотя повиновался, опускаясь обратно на стул. Пальцы его нервно сжимали край скатерти, пока он рассматривал комбинацию карт.
— Что это значит? — снова спросил он.
— Ничего страшного, — утешила Арчер, собирая оставшиеся карты в небольшой мешок. — У тебя сейчас не лучшие дни.
— Да ну, — саркастично фыркнул Джек, бросив в неё острый взгляд. — Это тебе карты сказали?
— Нет. Я, может, и ношу очки, но я же не настолько слепая, — хохотнула Арчер. Я завороженно смотрел на то, как возникают и исчезают крошечные морщинки в уголках губ от каждой её кривозубой улыбки. В обрывках моей память эта женщина занимала особое место. Она и её подзатыльники, её пальцы на моём несчастном ухе, когда она бранила меня.
Тем временем Джек чуть смягчился, отложив план побега на дальнюю полку. Он вздохнул, проводя ладонями по лицу, силясь стереть недельную щетину с щек.
— Не лучшие, это точно, — он пробормотал, смотря себе под ноги. — Чёрт знает, что со мной происходит.
— Знаешь, а ведь никто тебе этого и не скажет, — внезапно серьёзно сказала Арчер, смотря на него сквозь линзы очков. — Мы уж так устроены. Сам не разберешься — не узнаешь. Сам себе не поможешь — пропадешь. На карты особо не полагайся, это так, намеки. К делу-то и руки надо прикладывать.
Джек вздохнул как каторжник, теребя пуговицу на своем пиджаке пальцами. Он и сам всё это знал. И я тоже. Однако, ни он, ни я не могли отрицать того, что иногда нам страх как хотелось быть понятыми. Разбираться в себе дело не из лёгких и никто не сделал бы этого за нас, но мы бы страшно ценили того, кто подержал бы для нас лампу, пока мы копаемся во всем этом.
— Понял, пойду разбираться, — уныло протянул Джек, поднимаясь со стула. Когда до двери оставалось несколько шагов, он остановился. — А, это. Спасибо за расклад.
Арчер покачала головой, усмехаясь. На лице её снова плясала бесовская улыбка, когда крепкие руки обхватили спину Джека в тугих объятьях. Тот замер, выпрямившись как струна, боясь дернуться.
Я смотрел на них, чувствуя, как смесь незваных чувств грозилась достичь моей глотки. Зависть. Это была банальная зависть и, как ни странно, белая тоска. Как же сильно мне хотелось оказаться на месте Джека и обнять эту женщину хотя бы ещё один раз. Ни одна пытка, будь то кинжал Хайдена или пиявки, не могли сравниться с этой, когда я смотрел на неё, но она не видела меня. В эти моменты я с тоской пересматривал длинную сепию своих дурных поступков, своих низменных обид к ней. Будь я проклят, вытворяя всё это, когда был жив. Теперь же, навсегда потеряв возможность получить подзатыльник от неё, о нём я только и мечтал.
Именно тогда я уже понимал, что самыми необходимыми людьми в моей жизни были те, что ежедневно тестировали моё терпение на прочность. А она, эта несгибаемая женщина, моя старая няня, была знакома и с господином Тэтлером, рабом благородной профессии, и с Всего-Лишь-Джеком. Однако, находясь в её теплых неизбежных объятиях, я не был ни тем, ни другим. Я просто был и, чёрт возьми, как же мне это нравилось.
Спустя пару минут Джек сдался, оплетая её руками в ответ, хороня лицо в её плече. Они стояли так, пожалуй, добрых двадцать минут. Я уже хотел потребовать своей очереди, но не успел.
— Иди, мальчик, — сказала она, похлопывая Джека по спине. — Пойди, поищи свою причину и приходи ко мне, хорошо?
Я нехотя поплелся за Джеком, прочь из её дома. Пару раз я останавливался, смотря на свет в ее крошечном окне.
Остаток дня Джек шатался по знакомым местам и я тащился за ним как воздушный шар за ребёнком. Уж не знаю, что он пытался найти. Вчерашний день, полагаю. Хотя я бы не удивился.
Трижды мы прошлись по Тисовой аллее, мимо того самого дома. Побывали на причале, мерили шагами улицы вокруг Лисиума. Все эти места мне были знакомы и без унылой рожи Джека, который к вечеру принялся наворачивать круги вокруг здания театра. В какой-то момент у меня совсем закружилась голова и я устало опустился на часовню церкви, стоящей неподалёку. Оттуда Джек казался всего лишь маленьким рыжим пятнышком. Чёрт знает, что там творилось в его голове. Я всегда мог догадаться, хотя бы предположить, но тогда мне ужас как не хотелось лезть ему в башку.
У меня было время остановиться и подумать о том, что делать дальше. Если это вообще имело значение, когда меня вела некая неведомая сила, совершенно наплевав на мои соображения. Вот захочет — меня заживо схарчат пиявки, а захочет — пырнет Хайд. Кстати о нём... Мой взгляд снова описал огромное здание театра. Когда-то мы засиживались там на всю ночь, не упуская ни одного представления. Вот уж насколько я любил театр, а столь частые походы у меня уже в глотке сидели. Хайдена же будто за уши туда волокло.
— Лебединое озеро, — вздохнул неизвестный голос рядом со мной.
Я воззрился на него с удивлением и раздражением. Что за привычка вечно подкрадываться как кот.
— Пардон?
— Там идёт, — уточнил незнакомец, показывая пальцем на здание. — Хорошее, говорят.
Его дымное дыхание напомнило мне о том, как сильно мне хотелось закурить за этот проклятый день. Но, словно читая мои мысли, незнакомец великодушно предложил мне эту замечательную вонючую палку, не раз спасающую мне жизнь.
Мы сидели, слушая далекие отголоски музыки и крик птиц над часовней. Пуская дым в свои лёгкие, я исподтишка разглядывал своего очередного приятеля. Признаться, это было сложнее, чем я думал. В тусклом рубиновом огоньке тлеющей сигареты мне удалось рассмотреть небрежный короткий хвост, скрюченный хребет дурной осанки. Впрочем, не мне было возражать, ведь я тоже восседал рядом с ним, свернутый как креветка.
— Вы уже пробовали всё бросить? — внезапно спросил он и я невольно вздрогнул.
— Не доводилось, — пробормотал я, нервно сжевывая край сигареты. — А что? Помогает?
— Когда как, — ответили мне, неопределённо кивая головой. — Иногда легче сесть на поезд и исчезнуть, разве нет?
“Как Сигх,” — внезапно подумал я и мысль эта была столь неожиданной, что я чуть не выронил сигарету изо рта. Чертов пернатый выскочка, ему давно пора бы исчезнуть из моей башки раз и навсегда.
— У вас есть место, куда бы вы хотели сбежать, Тэт? — спросил он меня, ища ответ на моей роже своими пронзительными, светлыми глазами.
— Нет, — быстро соврал я. — Меня вполне устраивает Лондон.
— Очень жаль. Очень жаль, Тэтлер, что вы ещё не готовы, — последовал ответ и незнакомец поднялся на ноги, добивая свою сигарету одним вдохом. Он извлёк из кармана часы и многозначительно уставился на циферблат. — Хотя сейчас самое время бежать.
Этот ответ заставил меня оскалиться. Что вообще эти “мудрые незнакомцы” знали обо мне? Достаточно много, как оказалось, и это только сильнее раздражало.
— От чего мне, чёрт возьми, бежать? — фыркнул я, смотря ему вслед.
— Скоро узнаете, — ответил часовщик, удаляясь. — Вы, главное, не бегите на свет.
За окном повесили простынь ночного неба, дырявую местами, пропускающую тусклый свет звезд. Джек дополз до дома Арчер и притих на кресле рядом с её кроватью. Его няня молча слушала его, дымя опиумной трубкой на горе подушек.
Он колебался, нервно проводя дрожащей ладонью по растрепанным рыжим волосам. Глаза его слабо поблескивали поволокой непролитых тревог. Мягкие тени обнимали его бледное лицо в тусклом свете свечи.
— Знаешь, я в последнее время, что спичка, падающая невесть куда, — вздохнул он, пряча голову в ладонях. — Всё не знаю, потухну, когда разобьюсь, или даже не долечу.
Арчер молчала, позволяя тому выговориться. Её лицо оставалось спокойным, покрытым чуть заметным налётом жалости, которую Джек так ненавидел.
— Я то думал, что всё будет лучше, знаешь, что всё поменяется. Но ни черта, сколько ни жду, а всё только хуже и хуже. Думаю, иногда, что нечего размусоливать. Лучше-то от этого не будет, только себе хуже делаю, зря расстраиваюсь.
Пламя свечи дернулось, бросив острую тень ему на лицо, как пощёчину. Джек вздохнул и выпустил дрожащий вздох, потирая висок пальцами. Осанка его свернулась как старая кочерга.
— И опять, всё то же. Всё думаю о том, что будет. И так от этого паршиво на душе. И мне страшно, нэна, знаешь. Страшно, что там случится со мной и с тобой. И с ним, с Хайдом, знаешь.
Джек осекся, неловко ёрзая в скрипучем кресле. Он склонил голову к Арчер, пряча лицо в одеяле на краю её кровати. Ладонь няни медленно забралась в его рыжие пряди и осталась лежать как утешающий груз.
— Когда он только уехал, я уж думал, что вот она — белая полоса. Сейчас всё наладится, сейчас заживу как свободный, не нуждающийся ни в чём человек. Но, чёрт возьми, всё не так... Не так, понимаешь? Я-то думал, что черта с два он мне сдался, понимаешь? Что не нужна мне его плешивая компания, что я сам по себе!
Джек нервно хохотнул и звук этот задребезжал внутри него как упавший поднос, заставив пламя снова вздрогнуть.
— Я идиот, нэна. Я просто придурок, высокомерный имбецил, — сокрушенно признал он дрожащим голосом. — Я оплошал. Думал, никто мне не нужен. Думал, что и так уж порядочно приятелей. Одним больше, одним меньше, но... Нет, нэна, кроме вас двоих у меня никого и не было. А теперь только ты у меня и есть.
Он помолчал, подавляя влагу в глазах, грозящую пролиться на одеяло Арчер. Свеча вновь вздрогнула и потухла, скрывая их двоих в уютной темноте. Джек тяжело сглотнул, подавляя остатки гордости.
— Я понял сегодня, что кроме Хайдена, этого чертового выскочки, моего заклятого соперника в Лисиуме, моей противоположности, кроме него у меня не было друга лучше. И не будет, нэна, я точно знаю. Видит Бог, я ненавижу себя за то, что сделал с ним. Я был самонадеянным идиотом и даже сейчас я идиот. Черт побери, если б мог, я бы просил его остаться. Я бы просил прощения у него, у Люси. Мне так чертовски жаль, нэна, понимаешь? Я не могу просто сидеть здесь и притворяться, что его, Сигха, никогда и не было. Что мне делать, нэна? Как всё исправить?
Он напрягся, дожидаясь ответа от мудрой женщины у которой всегда был ответ на всё. Эта женщина спасала его каждый раз, начиная с его далекого детства и до сих пор. У неё всегда был ответ, но не в этот раз.
— Нэна? — тихо пробормотал Джек, понимая голову, смотря в её глаза: мертвые и неподвижные.