Глава 9. ПРАКТИКАНТ
Все время хотелось спать.Злата отказалась от кружков и спортивных секций. Учителя обижались, что не участвует, отмалчивается на политинформациях и классных часах.
В начале октября мать поставила ультиматум: или бросаешь работу, чтобы нормально учиться, или переводишься в вечернюю школу и забываешь про высшее образование. Пришлось подчиниться.
Рассталась со своей тяжелой сумкой, со стареньким велосипедом и затосковала:
«Конечно, мы не голодаем, но ограниченность в средствах угнетает. Нашу семью записали в малообеспеченные, передают нам какие-то наборы продуктов бесплатно, а это так унизительно для гордой и независимой мамы. Пригласили недавно в отдел социальной помощи и стали предлагать поношенные сапоги и зимние куртки. Мать вечером ушла в сад и вернулась к ужину вся заплаканная, молчаливая».
Решение пришло внезапно, ничего не стала анализировать, брякнула за завтраком:
— Мама, устрой, меня, пожалуйста, на работу в больницу санитаркой! Буду вместе с Ольгой в медицинский институт поступать. Два года стажа заработаю, пригодится!
Мать медленно поставила чашку чая:
— И как ты себе эту работу представляешь? Школу бросить я тебе не позволю!
— Устрой меня в поликлинику на полставки! Сама говорила, что все девчонки в декретные отпуска ушли, работать некому! У вас во всех кабинетах на полу линолеум, я после уроков буду убираться быстренько! Нужно ведь иметь представление о будущей работе! Вот тебе и преемственность поколений получится!
Мать махнула рукой:
— Мы с Лидой в мед училище тоже подрабатывали санитарками в больнице! А потом на занятиях носами о стол клевали! Попробуй, если есть охота! Не потянешь, — никто не осудит!
Много лет спустя, вспоминая в реалиях обеспеченной, сложившейся, более или менее успешной жизни этот диалог с матерью, Злата никогда не жалела о том растянувшемся на два долгих года забеге по преодолению внутренней неуверенности и слабости, о той прививке трудом в непростом возрасте осмысления своего бытия.
Четко осознавая, что ничего в этом мире не дается даром, этот вынужденный напряг в юности подготовил не к парадному шествию по красным дорожкам уверенных побед, а к постоянному труду ради куска хлеба.
И жизнь, как всегда, преподнесла необычный и неожиданный сюрприз.
Уже в половине третьего коридоры поликлиники пустели, и только возле кабинетов терапевта и хирурга терпеливо дожидались своей очереди настойчивые посетители.
Гудящие толпы больных у окошек записи, угрюмые очереди на стульях вдоль стен, мелочные перебранки между нетерпеливыми пенсионерами — все это утреннее нашествие ежедневных непрекращающихся потоков больных иссякало после обеда. И Злата заходила в тишину замерших кабинетов, поливала цветы на подоконниках, терла раковины, пыль на столах, меняя грязную с хлоркой воду в специальном ведре.
— Можно войти? — она пропустила грузную женщину с распухшими неестественно ногами, заглянула в хирургический кабинет. За столом сидел незнакомый молодой врач. Он поднялся, снял белый халат и улыбнулся:
— Да-да, заходите, я уже свободен! А можно узнать, как зовут прекрасную незнакомку? Вчера вот с эти же ведром меня выпроводила из кабинета какая-то энергичная бабуля! И еще при этом успела прочитать мне лекцию!
— Извините! — Злата торопливо прикрыла дверь, присела на табуретку. Незнакомый врач с курткой в руках возник в дверях:
— Да это же просто подарок судьбы, когда после страждущих и больных в конце работы в дверях вдруг возникает такой прекрасный цветок! Разрешите представиться, практикант Дмитрий Иванович, а можно просто Дмитрий!
Злата растерялась. Этот высокий, худой, белобрысый практикант рассматривал ее с таким откровенным интересом, словно она была гимнасткой на ковре перед выступлением с разноцветным обручем в руках вместо старой сучковатой швабры.
— Мне нужно убрать ваш кабинет. Можно войти? — отчество было явно лишним, потому что Дмитрий был только на немного старше Валерки.
— А можно я вас после работы провожу домой? И имя ваше узнаю! Я даже могу помочь в уборке! Воды принести, стулья переставить! Никак не привыкну к сельской тишине после городской шумихи! И к пустынному безлюдью! Как в лесу! Никого вокруг! — он застыл у стены с пальмой, и Злата, смутившись окончательно, успела разглядеть улыбающееся лицо, с ямочками на щеках, с желто-кошачьими глазами сквозь черную оправу «профессорских» очков Дмитрия, который по-прежнему настойчиво изучал ее фигурку.
В дверь заглянула Анна:
— Злата, дочь, ты еще долго тут будешь? Я сейчас на вызов, а потом вместе пойдем домой!
Дмитрий расцвел:
— Анна Александровна, дорогая! Это оказывается ваша дочь? И ее зовут Злата! Прекрасно! Значит, мы с вами будем дружить! Злата! Какое необыкновенно красивое имя! И оно вашей дочери очень подходит! Вы поезжайте на вызов, уважаемая Анна Александровна, а мы со Златой вас подождем!
Злата отвернулась к окну, щеки запылали. Дмитрий Иванович достал пачку сигарет:
— Я пока на крыльце покурю, чтобы не мешать! И мама, и дочь — такие красавицы, а обе живут в этом захолустье! Русская глубинка всегда хранила свои сокровища! Чудеса!
В семье отец прежде никогда не курил, а этот настойчиво-приятный мужской аромат неизвестных сигарет, казалось, пропитал и заваленный бумагами стол, и простыню кушетки, и льняные шторы, перебивая настойчивый запах разросшихся гераней на подоконнике.
«Симпатичный, высокий, но слишком откровенно рассматривает, словно раздевает. Наверное, привык к вниманию девушек в институте в своей группе, — Злата постоянно оглядываясь на дверь. — Зайдет, сядет на свой стул и придется при нем мусор из корзинки в мешок пересыпать, полы тереть шваброй! Господи, хоть бы его кто-нибудь куда- нибудь позвал!»
Когда открыла тяжелую дверь после уборки, Дмитрий смирно сидел на стуле для больных с каким-то ветхим сборником в руках:
— Злата! Давай сходим сегодня на какой-нибудь кинофильм вечером?
Злата улыбнулась:
— А у нас кинотеатра в селе нет!
— А что у вас есть? Куда вечером можно сходить, отдохнуть?
— В субботу и в воскресение в Доме культуры — танцы, но там одни малолетки развлекаются, до одиннадцати часов ночи работает кафе в столовой, а так — у всех дома телевизоры с «тарелками». Молодежь, ученики-старшеклассники в спортзале школы ежедневно играют в волейбол, кому нравится, — в теннис, баскетбол, или просто по улицам гуляют.
— Вот так занимательную картину ты мне нарисовала! А никто по вечерам не воет на луну от тоски?
— Ничего, Дмитрий Иванович, вы станете известностью в селе, если попробуете первым! — мать подошла стремительно. — Простой вызов, мамочку молодую пришлось успокаивать, что маленькие детки, когда проснутся, могут немножко и поплакать. Злата, ты готова? Пошли домой!
— А мне можно с вами? — Дмитрий возвышался над обеими, видимо, не ожидая отказа.
— Дорогой Дмитрий Иванович! К сожалению, сегодня у нас совсем другие планы. У Златы — куча уроков, у меня — стирка, да и особых разносолов в доме нет. Вот если вы дождетесь воскресенья, то милости просим на пироги. Хотя нет, — у меня подряд два ночных дежурства. И не смотрите на Злату, как на будущую подружку. Этой кукле — пока всего шестнадцать лет! У нас в больнице девчат — медсестер много, скучать вам не дадут. До завтра!
На другой день Злата шла в поликлинику с опаской:
«Что она этому Дмитрию скажет, если взрослый, такой уверенный в себе врач вдруг опять позовет ее погулять по ночному селу или предложит проводить домой? Это не одноклассники, на приколы которых можно было просто посмотреть презрительно поверх головы или даже не удостоить внимания, повернувшись спиной.
Неужели я так по-взрослому уже выгляжу, что этот Дмитрий Иванович обратил на меня внимание? „Просто от скуки“, — как сказала мама вчера по дороге домой. Но все равно приятно слышать такие непривычные слова и ощущать на коже мурашки от откровенного любования и неприкрытого восхищения».
Это новое ощущение какой-то затаившейся тайны, проглянувшей как первые ростки перезимовавших успешно тюльпанов и нарциссов в клумбе, неожиданный всплеск интереса к незнакомому мужчине, окутавшая все тело внезапно волна жара, непонятный, затягивающий любопытством сам факт нового знакомства — все это и волновало, и злило, и, словно предупреждало, — то ли еще, возможно, будет.
Дмитрий был серьезен, забрал из рук ведро и швабру, усадил настойчиво на стул для пациентов:
— Злата, я, наверное, здесь надолго не задержусь! У меня отец — заведующий отделением в крупнейшей областной больнице, он настаивает на том, чтобы я всерьез после ординатуры занялся наукой, и для этого в его клинике — огромное поле для исследований, применения своих знаний. Ты, пожалуйста, не пропадай!
Жаль, что у вас в селе нет нормального Интернета. Ну, ничего! Запомни: когда ты окончишь школу, я обязательно приеду к вам и заберу тебя в город. А пока два или три отпущенных нам месяца мы с тобой будем просто знакомиться и общаться! И пусть мама твоя не пугается — никаких вольностей я не позволю по отношению к тебе. Согласна?
Злата оцепенела, а потом стремительно вылетела из кабинета, раскрасневшаяся и взволнованная. На следующий день специально задержалась в школе и пришла в пустую поликлинику после пяти часов вечера. Но, когда закончила уборку и понесла ключи в общее отделение, на крыльце с сигаретой стоял Дмитрий:
— Златочка, радость моя! Пошли к нам в хирургию, чай вместе попьем! У меня сегодня ночное дежурство. Пока затишье перед бурей! Опять твоя мама кого-нибудь на операцию привезет ночью! И ты тоже хочешь стать врачом? И будешь вот так же спокойно бросать дома мужа и детей два раза в месяц, а сама спать, не раздеваясь, на диванчике в ординаторской? Девочка моя, не женская это профессия! Мужики должны быть врачами!
— А призвание? — взгляд Дмитрия, словно запеленал ее в непривычную ткань удивления, когда Злата, остановившись на высоком крыльце, неожиданно взвилась, не промолчала, такая юная и привлекательная в своем белом халатике, руки в карманах, порозовевшая от пронзительно ледяного ветра. — Но, если честно, я еще не решила точно, чего хочу и кем стану! Пока одни вопросительные знаки! Только вы маме не проболтайтесь, пожалуйста!
И тут произошло то, чего она точно не ожидала. Дмитрий, аккуратно потушив сигарету, шагнул вперед и притянул к себе растерявшуюся Злату:
— Замерзла, моя маленькая? Пошли скорее в здание! Без чая я тебя сегодня точно не отпущу, моя красавица!
Снова вспыхнуло в сознании сигнальное предупреждение:
«Беги! Ты предаешь Валерку, если тебя не пугает это властное притяжение незнакомого запаха мужской резкой воды, горечь сигаретного дыма и обволакивающий жар чужого тела!»
Дмитрий сам выпустил ее из своих объятий:
— Прости, девочка, забылся! Рядом с тобой легко голову потерять!
Свой испуг от вдруг проснувшегося желания постоянно видеть Дмитрия, слышать его голос, общаться ежедневно Злата искусно скрывала, но впервые с ней познакомилась бессонница.
Воображение будоражило кровь. В темноте комнаты она слышала спокойное сонное дыхание Ирмы, а сама, словно плавала в раскаленном плену легкого одеяла, отыскивая уютную щелочку, чтобы оттуда захлестнуло ее юное тело волнующее тепло привычных сновидений. Но в черноте уснувшего дома опять беспокойно всплывали отдельные фразы, смех Дмитрия, как наваждение, бред прошедшего дня, даже без намека на сон.
И предстоящие уроки, и письма Валерия улетучивались в такие минуты, а ясность не желающего отдыхать мозга переплавлялась неожиданно в отчетливое и понятное стремление: «Мне его нужно обязательно увидеть завтра!».
И, незаметно укачиваясь на этой волне сформулированного желания, к ней вдруг приходило успокаивающее ощущение покоя и счастья.
Но уже в конце октября Дмитрий заявился вечером без предупреждения прямо к ним домой с большой спортивной сумкой и торжественно вручил девчонкам большого лохматого игрушечного зайца, рыжую лежащую собаку и белого мягкого огромного медведя с красным бантом.
— Это удивительно, уважаемая Анна Александровна! Знаете, а ведь можно, если захочешь, привыкнуть к идиллии вашего сельского зазеркалья, к тишине и сосредоточенности вечерних улиц, уважительности и неприхотливости окружающих людей, если рядом с тобой будет понимающий и любящий тебя человек. Но мне придется подождать в городе, пока моя избранница подрастет. Можно я вас всех дружески обниму?
И Злата, уткнувшись носом в теплый свитер Дмитрия, словно навсегда впитала этот такой характерный запах каких- то дорогих сигарет, впервые ощутив непонятное смущение и влечение к живому нетерпеливому телу взрослого мужчины.
(продолжение следует(
Предыдущая глава 8. http://proza.ru/2020/06/02/1356
Следующая глава 10. http://proza.ru/2020/06/02/1360