© flamingо
13.11.2022
21.20
"Гбум!" Удар был глухой, но сильный. Он очнулся от того, что кто-то пытался открыть дверь. "Осторожнее! Скорую, скорую вызовите кто-нибудь!" И опять провал, опять глухая, мягкая тишина. Но ненадолго. Вой сирены то ли скорой, то ли полиции опять разбудил его. Именно разбудил, а не привёл в чувство: он уснул за рулём! Дорога таких отключек не прощает. Уже лёжа на носилках, он, глядя вверх, с удивлением, словно увидел это впервые, заметил: "Иней!.."
Его спутник говорил нудно, аргументы, приводимые в оправдание деловых неувязок, были никакие. "Пой, ласточка, пой! На первый раз сделаем вид, что ты меня убедил, а я тебе поверил". В общем-то, разговор давно перестал ему быть интересен. Во-первых, потому что всё давно было ясно, во-вторых, потому что слишком затянулся, в-третьих, — вот это "в-третьих" и было самым интересным — за столиком у окна в зале небольшого уютного провинциального ресторанчика он заметил девушку. Он сидел к ней в пол-оборота и заметил совершенно случайно, когда, распрощавшись со своим vis-a-vis, оглянулся, чтобы подозвать официанта и выведать у него страшную тайну — судьбу заказанного кофе по-турецки. "О, Господи! Их кофе по-турецки из Турции, что ли, идёт?" Но, заметив девушку, он под предлогом посещения мужской комнаты прошёл через зал мимо незнакомки, а вернувшись, занял место ушедшего собеседника — так обзор был лучше. Маршрут кофе по-турецки его уже не волновал. Нетерпение от ожидания заветной чашечки с ароматным горьким напитком сменилось интересом — всё внимание было приковано к объекту наблюдения.
Это был не зелёный подросток-переросток, стремящийся выглядеть "по-взрослому", и не молодящаяся девица-перестарок. Хотя, какие нынче перестарки? В "большое плавание" выходят уже подростки. Но и до женщины бальзаковского возраста ей было явно очень далеко. Судя по не прибранному ещё от посуды столу, девушка не страдала отсутствием аппетита и не придерживалась диет. Но тем не менее она была очень стройной — это было видно сразу, хотя она и сидела. "Какое интересное сочетание: чёрные как смоль волосы — и веснушки!" Он успел всё это разглядеть, когда проходил мимо. "А ещё и янтарные глаза. Не девушка — рысь какая-то!" Он, задумавшись, уже не скрываясь рассматривал её. "Странно. Веснушки, фарфоровая кожа с лёгким бронзоватым румянцем... Все признаки рыжей бестии! А глаза? Почему не зелёные, а янтарные? Так не должно быть!" Заметив такое неприкрытое внимание к своей персоне, девушка стрельнула рысьими глазами. Их взгляды наткнулись друг на друга, вернее — столкнулись друг с другом. Никто не уступил. Через минуту девушка встала из-за стола, оставив деньги под бокалом с недопитым красным порто, и, грациозно обогнув столики, вышла из заведения, на ходу надевая пальто. Ещё через мгновение вышел вслед за ней и он, подумав: "Хорошо, что расплатился заранее..."
Весь следующий день он был занят делами, из-за которых и приехал в этот маленький провинциальный городок. Нельзя сказать, что это был забытый Богом угол, но о его провинциальности вопил каждый переулок, каждая подворотня. Провинциальный же люд был милым, каким-то наивноватым, совершенно несовременным. Казалось, что это был городок из какого-нибудь романа о "попаданцах" в прошлое. Тем милее он показался когда-то. Настолько милее, что он купил здесь — благо, недорого — на самой окраине небольшую квартиру, из окон которой открывался вид на поле, оканчивающееся где-то далеко гребёнкой тёмного ельника. "Вот рыжиков там, наверное!" — мечтательно подумал он, когда впервые остался ночевать в приобретённых хоромах.
С делами покончил уже затемно, а темнело рано, чай ноябрь на календаре. Но погода стояла совсем не ноябрьская. Не бабье лето, конечно, но и морозов, хотя и небольших, но обычных уже в это время, ещё не было. Городок затих, укрытый опустившимся к ночи туманом. "Не опоздать бы, не проморгать бы", — подумал он и дал газу своей довольно обшарпанной уже "Ладе".
Он порядком озяб, сидя в засаде. Конечно, мог бы греться, включая время от времени мотор, но час был уже поздний, не хотелось доставлять беспокойство местной "полиции нравов", бдящей, наверное, круглосуточно со всех сторон из всех окон. Так и сидел впотьмах в машине. Туман сгустился. Облачившись в него, на макушках оголившихся деревьев дремала луна. Вот кто-то вышел из подворотни. "Она!" — с облегчением и волнением, удивившим его самого, коротко мигнул фарами. Свет их с трудом продирался сквозь туман, клубился в нём, словно был густым, осязаемым и маслянистым. Силуэт, размытый, будто на него смотрели сквозь объектив со сбитым фокусом, на миг остановился. Словно очнувшись, быстро продолжил движение. Девушка-рысь по-кошачьи мягко и грациозно заняла в машине место рядом. Казалось, что и глаза её светились, как у кошки. Неспешно просканировав его взглядом, Девушка-рысь закрыла глаза-сканер и коротко поцеловала его. Губы её были сухи и горячи. Ни вопросов, ни ответов на эти неозвученные вопросы — ничего. "Лада" протарахтев что-то, завелась. Спасибо туману — словно укрытая ватой, машина почти бесшумно выехала из арки двора.
— Мои хоромы, — небрежно обвёл рукой пространство, словно представился сам.
Окно комнаты, голое, без портьер и даже без какой-либо старой простыни на нём зияло пустотой, сияя одновременно опалом подсвеченного луной тумана. Не обратив внимания на скромность обстановки, Девушка-рысь оценила это свечение коротко и тихо.
— Красиво!
В маленьком старом холодильнике времён исчезнувшего государства, словно ожидая подходящего случая, мёрзло вино в высокой стройной бутылке, привезённое год назад из деловой поездки. И оно дождалось своего часа. Обшарпанный плеер считывал с серебристого диска арию "Воздух" великого Баха в исполнении струнного квартета.
— Мне эта вещь тоже больше нравится в струнном исполнении. ОргАн тяжеловат для неё, — ни к кому не обращаясь констатировала девушка.
Музыка всё звучала. Казалось, она была бесконечна, хотя длительность записи, как гласила информация на диске, была менее пяти минут.
Девушка рассматривала потёки золотистого вина, словно застывшие на стенках округлого бокала.
— Вкусно... Никогда не пробовала такого.
— Это немецкое вино. "Eiswein". В переводе — ледяное вино. Его делают из винограда, замёрзшего на лозе. Вода в ягодах становится ледышкой, а сладкий сок из-за этого получается очень насыщенным. Поэтому вино такое сладкое. Его делают не каждый год — неизвестно, будет ли в нужное время нужная температура, мороз... Но каждый год на всякий случай некоторое количество урожая оставляют на кустах не снятым, надеются на везение. Если погода случилась, то снимают подмёрзшие грозди практически ночью, чтобы, не дай Бог, виноград не растаял.
— Надо же! Интересно как. Как много есть такого, чего мы не знаем и никогда не узнаем. Речь не о науке — квантовая физика интересна единицам.
Он словно с места в карьер, без всякого перехода спросил в лоб:
— Как ты не побоялась сразу сесть в машину?
— А я знала, что это ты. Я даже не сомневалась в этом. И это не самоуверенность. Просто я этого очень хотела. Я намечтала себе это, — и она тихонько рассмеялась.
Они пили вино, заедая пористым шоколадом. Но бутылка не волшебная, вином сама по себе не пополняется. Всё было без какого-либо кокетства, без ненужного пошлого флирта, всё происходило естественно и было будто само собой разумеющимся... И никого не смущала его седина на фоне её юности.
Нежность, казалось, струилась, обволакивая их обнявшиеся тела подобно каким-то волнам. Если бы эти волны можно было сделать видимыми или заснять каким-то прибором, то на записи всё выглядело бы, наверное, каким-то сиянием. Ласки и нежность были бесконечны, но, несмотря на позднее предзимье, ночь пролетела очень быстро.
Было ещё совсем темно, когда она, прикрывшись простыней, встала с постели.
— У тебя где ванная комната? Можно в душ?
— В торце коридора. Полотенца рулончиками в нише.
Она уходила. Он не останавливал. Обернувшись уже на пороге, она довольно жёстко сказала:
— Ты не думай, я не из "этих". Просто, как в романсе. Помнишь? "Только раз бывает в жизни встреча..."
— Я ничего не думаю. Я знаю. Знаю, что ты не из "этих". Я сразу это знал.
Она вышла за дверь.
— Как тебя зовут, хотя бы?
— Инна. Меня зовут Инна.
Его имя она не спросила.
За окном становилось всё светлее. Ветви единственного под окном дерева стояли в кружевах инея. "Вот и морозец! Туман повис инеем!" Было в этом что-то созвучное ситуации. Что?
Мотор прогрелся, "Лада" завелась... Движение на федералке было неплотным. Из колонок звучала ария "Воздух". Глаза слипались — бессонная ночь давала о себе знать.
"Гбум!" Удар был глухой, но сильный. Он очнулся от того, что кто-то, пытаясь открыть дверь его "Лады", кричал: "Осторожнее! Скорую, скорую вызовите кто-нибудь!" И опять провал, опять глухая, мягкая тишина. Но ненадолго. Вой сирены то ли скорой, то ли полиции опять разбудил его. Именно разбудил, а не привёл в чувство: он уснул за рулём! Дорога таких отключек не прощает. Уже лёжа на носилках, он, глядя вверх, с удивлением заметил: "Иней!.. Вот и морозец! Туман повис инеем!" Было в этой мысли и какое-то дежавю, и что-то созвучное ситуации. Что? То ли теряя сознание, то ли засыпая, он прошептал: "Инна!.. Иней..."