Повсюду война... Которая моя?

Вячеслав Абрамов
Идёт война. Это – не моя страна, чужие армии. А я то ли вольноопределяющийся, то ли каким другим образом в одной из чужих армий присутствующий.

Перед нами небольшой город, а на его окраине эта железнодорожная станция.
Появляется какой-то лихой командир на джипе времён второй мировой, это скорее всего «виллис». И приказывает: надо атаковать эту железнодорожную станцию!
А я знаю, что не надо атаковать, ничего из этого не выйдет! Только люди полягут. Но моё мнение никого не интересует.
Я в этой атаке не участвую. Я только сочувствую. Не моя война, но людей жаль…

А на следующий день я на таком же «виллисе» подъезжаю к этой станции. Рядом с дорогой – большой деревянный пакгауз, и перед ним в ящиках лежат трупы в форме цвета хаки. Много больших ящиков…
В самом пакгаузе – перегородки, и внутри он похож на большой барак для заключённых. Только там висят трупы солдат в синей форме, я вижу гимнастёрки из толстого добротного сукна. Висят на крюках, как туши.

Мысль: ну вот, говорил же им! Столько людей положили, а зачем?!

И я переношусь в Ленинград. Именно в Ленинград, потому что идёт война. В войну Ленинград был и Ленинградом остался, это пока что не требуется доказывать.

И оказываюсь в каком-то старинном монументальном здании в стиле русского ампира. Может, в Главном штабе. Отвечаю за оружейную комнату, в которой хранится новейшее стрелковое оружие – автоматы. В оружейке смонтирован специальный шкаф, в котором стеллаж барабанного типа. Включаешь кнопку «пуск» – он поворачивается и выдаёт автомат.

Я всё закрываю, дверь опечатываю и совершенно один брожу по коридорам. Смотрю – открыта дверь в буфет, и там нет никого. На прилавке лежат две пачки печенья «К чаю» и две маленьких пачки вафель «Лимонные». Беру по одной, выхожу, закрываю дверь и иду в свою сторожку. И думаю: зачем оставил? Надо было всё забрать! С этим намерением топаю назад, но когда открываю дверь в буфет, слышу сигнал воздушной тревоги! Бегу в свою дежурную комнату, выглядываю в окно и вижу пару летящих совсем низко самолётов. Двухмоторные, серебристого цвета и с двойным хвостом. Спокойно летят, точь-в точь как на параде на день ВМФ.

Я не слышу и никак не ощущаю разрывов бомб, а только потом, когда выхожу и куда-то иду, наблюдаю последствия. Где-то нет крыши, а где разворочена стена.

В некоторых помещениях появляются военные. В большом зале прямо на полу – взвод бойцов, а сверху части стены нету. Сидят, чего-то ждут.

Хожу по коридорам и вижу, как откуда-то выводят по одному бойцов в шинелях. Стоят трое офицеров, и один из них вдруг бросает бутылку, кажись пива, одному такому выведенному. Тот ловко так ловит, а по его реакции и по выражению лица при взгляде на бутылку, они сразу определяют, что он – немец.
– Ополчение, брали всех подряд. Полно шпионов, – говорит мне один. И я понимаю, что это особист.

Тут появляется командир в звании майора и велит мне открыть оружейную комнату. Взял автомат, смотрит. Я вижу, что оружие покрыто копотью, явный нагар даже по срезу дула. Он ни разу не чищеный! Перепугался, оправдываюсь: их вот только недавно испытывали, а чистить некому.
Он ставит автомат на место и уходит. Почему-то эти новые автоматы никому не нужны.

Снова авианалёт. Такие же самолёты, так же спокойно и низко летят. Никто по ним и не стреляет. И я вдруг понимаю, что надо отсюда выбираться и уносить ноги, вот-вот всё «взлетит на воздух».

Вылезаю через окно на строительные леса, стоящие вдоль стены. По ним пробираюсь в другое здание, спускаюсь в подвал, и оказываюсь в каком-то переходе, похожем на подземную парковку. Никого нет, чёрные следы мокроты и сырости на потолке и стенах, но оттуда есть выход! Видно набережную, там ходят люди…
Да они же гуляют, в пальто и шляпах, мужчины и дамочки… Как будто нет войны! Или… Это ТАМ была война, а тут нет?! Или – наоборот?!

И я не могу выйти из этого подвала, почему-то не могу. Я возвращаюсь туда, где бомбят. Здание наполовину разрушено. В местах, где ещё остались целые стены, сидят прямо на полу бойцы. Чего они ждут? Ведь ничего не происходит! Кроме того, что от бомбёжек разрушены многие здания.

Потом я оказываюсь возле пролома, бомба пробила крышу и перекрытия всех этажей до нижнего, и не взорвалась. Бомбы не видно, но туда идёт какая-то полная женщина с опухшим лицом, в каком-то цветастом балахоне. Ей кричат: уходи!!! А она как не слышит, разгребает завалы из мусора и вот уже видна тёмная болванка. Я смотрю сверху в этот пролом и знаю, что это бомба, и сейчас она взорвётся, и от женщины ничего не останется. Я это знаю, но не вижу взрыва.

И тут я понимаю, что меня нет. Но я же там, я всё вижу! Может, я – дух?.. Но где-то я должен же быть? Я должен себя найти…

И вроде бы нахожу. Где? Опять на войне! Началась война с американцами и прочими англосаксами. Обычная, не ядерная.
Новости передают и показывают, что там, и ещё вон там нанесены ракетные удары, сколько ракет летело, сколько сбито, где и сколько домов разрушено, сколько человек погибло.

Мыслю: до нас ещё не дошло, но… ведь может прилететь, в любую минуту! Поэтому надо сматываться! Куда ехать? Только в глубь страны, там места хватит. И зачем всё это, чем обзаводились и чем обставлялись, да ещё хотели всё больше и больше?
Это всё теперь – совсем лишнее. Надо только документы забрать.

И вот я – в толпе народа на какой-то площади какого-то города. Даже не знаю какого… А какая разница?!
Людей очень много, они стоят, прижавшись друг к другу, и слушают выступающих, которые стоят на каком-то возвышении недалеко от меня. Это не известные политики или чиновники. Они что-то говорят, но я не слышу. Или не вникаю. Может, кто-то их и слышит, но никто им не верит. Люди просто тупо стоят.

Оказывается, уже идёт новая война – на этот раз, как полагается, с немцами. Я иду в ближайший старый каменный дом, он уже кое-где разрушен. Человек в военной форме, с виду командир, требовательно так говорит, что нужно организовать оборону.
Мы с ним выходим на плоскую крышу, она словно площадка на крепостной стене. Отсюда будем стрелять по врагу. Из чего стрелять? Непонятно. У меня нет никакого оружия, и никто не собирается его давать.

И тут раздаются крики, что наступают немцы. Вдали на улице какое-то движение, но не видно ни танков, ни мотоциклистов. Сидим, смотрим. Вроде бы немцев где-то остановили. Это значит – будут бомбить, сначала тех, кто остановил, а потом и нас.

И вот уже летят три бомбардировщика, совсем низко. Нас сейчас просто разнесут! И я выскакиваю из дома и оказываюсь под мостом, между его опорами. С ужасом понимаю: куда же меня, идиота, понесло, ведь этот мост в первую очередь будут бомбить!

И точно: падает бомба, только не взрывается, а катается по земле. Огромная, размерами с железную бочку. Какой-то храбрый товарищ в форме пожарного брандмейстера пытается выкатить эту бомбу из-под моста, пиная ногами. А она катится по кругу и закатывается обратно!

Я понимаю, что надо бежать, но меня парализовало, ноги ватные и встать не могу! Вот-вот взорвётся и всё разнесёт.
Как-то заползаю за опору моста, за ней – какая-то стена, я – за неё. Открыл рот, чтобы не выбило перепонки. Но взрыв оказывается не таким уж страшным. Живой!

Я возвращаюсь в дом, а там уже во дворе укрепрайон, какие-то бетонные блоки, мешки с песком. Подходят молодые ребята в черных шинелях как у гимназистов. У них – похоже трёхлинейки с примкнутыми штыками. Они собираются, сидят и ждут. Потом подъезжает грузовик, почти все лезут в кузов и куда-то отправляются.

А у меня оружия как не было, так и нет. Кто выдаёт? Шастаю туда-сюда, никто меня не замечает. Может, и ТАМ меня не было?

…А если и был, то теперь я уже не ТАМ – а на берегу озера. И на этом берегу проводится конкурс русалок. Вот одна, блондинистая, сидит в воде и расстёгивает молнию, чтобы снять свой хвост. Рядом ещё несколько бултыхаются.
Спрашиваю: кто конкурс этот проводит? Они молчат – или нельзя говорить, или не могут…

Смотрю на озеро: огромное такое, по берегам невысокие горы, а вдалеке оно суживается. Там виднеется какой-то завод, дымит трубами. А вода чистая, но видок не очень, пасмурно и серовато. Песок на берегу и тот серый.

Рядом со мной стоит пара, уже немолодая. Мужик на мой вопрос, где мы, отвечает: это тебе не Кузбасс, а Ачинск. Не нравится – езжай на Донбасс…

И уже я с какими военными, с виду Росгвардейцами. Мы вывозим людей из какой-то прифронтовой зоны. Едем на зелёном предельно раздолбанном армейском уазике-таблетке. Останавливаемся в каком-то посёлке, – там в клубе размещаются эвакуированные семьи.

Водила – вроде мой знакомый. Командир – тоже, а внешне он смахивает на Ильича (ну да – Ленина). Остальных не знаю, но взаимоотношения сними приятельские.

И нам предлагают баню – уже затопили, можно попариться. Садимся и едем – через поле к домикам, там по ходу и баня. И тут смотрю – какие-то столбики дыма, а потом долетел звук – разрывы! Может с дронов мины сбрасывают? Нет, разрывов всё больше и больше – это конкретно миномётный огонь ведут! Разворачиваемся к каким-то сараям и за ними прячемся. Лучше лечь за стенку – осколки стенку не пробивают.

Обстрел закончился, и мы, отряхнувшись, снова едем к домикам. Слышу, что что-то сверху стрекочет: беспилотник! Да блин, большой такой!
По нему стреляют – летит, не могут сбить! И с него на поле опускается тёмно-красный механоид, на месте головы – вращающаяся башенка, и из неё лупит пулемёт. Все залегли. Надо бы в него стрельнуть, даже мысленно определяю, куда и как целиться… А оружия-то у меня нет!

Ползу к полосе выброшенной земли – там, наверное, траншея. И тут появляется офицер, вроде в нашей форме, и начинает мне что-то говорить про разводки укропских диверсантов: они подходят к тебе безоружными… ты даже ничего не подозреваешь…
А сам ко мне приближается, вроде как показывает… И тянет за спину руку и достаёт двуствольный обрез!
Я броском ухожу в сторону, хватаюсь за обрез и ему в бок направляю, а до спускового крючка добраться не могу – спусковая скоба завернулась в складках одежды!

Тут появляются ещё двое или трое, и меня упаковывают. Хотят тут же кончить, но появляется блондинистая девка и им кричит по-русски: подождите, этот мне знаком! И меня спрашивает: ты из офицеров?
– Давно уже пенсионер, – говорю, – а служил на флоте.
– А откуда я тебя знаю?
Так ты же русалкой была! – это я про себя, но вслух не говорю. И страха у меня нет. Есть только ощущение та-а-а-кой тупости всего происходящего и обречённости…

Так дух я или не дух? Как понять?

А я уже среди множества людей в каком-то лагере, в реденьком таком, будто плешивом лесу, куда всех отправили из города.

Захожу вроде как в столовую, там длинные столы стоят и скамейки. Сажусь бочком – и как будто я тут уже был, и место это – моё. Рядом ещё несколько человек, мы вроде как вместе, но друг друга не знаем.

Выходит мужик, про него известно, что он специалист по вопросам безопасности. Хотя по какой теперь безопасности? Теперь – по выживанию во всё увеличивающейся опасности.

И он говорит, что как лето настанет, будете в четырёх стенах изнывать от жары, которая будет, но не будет от жары спасения! Потому как кондиционеров и холодильников не будет, потому что совсем не будет электричества!

А здесь вам помогут старые стальные каски – говорит. И он нам покажет, как они помогут спасти жизнь… А жизнь проще считать прожитой. Тогда она не будет страшной. Она может быть разной – всё зависит от того, как на неё смотреть…   

А с какой же стороны лучше смотреть?.. Ведь повсюду – война…
С этой мыслью и просыпаюсь.
А война... Война повсюду.